Внезапно Джим Латур со всей остротой осознал, что больше всего на свете ему хочется обнять эту женщину, успокоить ее, сказать ей, что все в ее жизни будет отлично, а он всегда будет рядом, чтобы заботится о ней. Но, он бы солгал, если бы сказал такое Сэйдж Ларкин. Это обещание означает женитьбу, а это единственное, чего он не может себе позволить. И поэтому Джим сказал единственное, что мог сказать совершенно честно и искренне: « Отбрось свои страхи о Миланде, Сэйдж. Я позабочусь, чтобы он больше тебя не беспокоил.

Его слова были так откровенны и произнесены они были таким горячим, убедительным тоном, что Сэйдж почти поверила в то, что она услышала. Однако, ей было слишком хорошо известно, что, хотя Латур и сделает все возможное, Миланд — не тот человек, которого ожидает увидеть Джим. У ее деверя не бывает никаких угрызений совести. Он никогда не встретится с Джимом в честном поединке. Нет, этот человек будет прятаться в темноте, таиться за дверью, чтобы подстрелить свою жертву в спину.

Внезапно ей стало страшно за Джима. Она потянулась к нему и положила свою узкую ладошку на сильную, загорелую руку владельца салуна.

— Обещай мне, что будешь остерегаться Миланда, — попросила тихонько женщина, с тревогой глядя в глаза любимому человеку. — Ларкин — это дьявол, он может сделать все, что угодно, у него нет никаких устоев, и у него достанет терпения ожидать столько, сколько это ему понадобиться, чтобы выполнить задуманное.

Джим легонько пожал руку женщины.

— Это довольно странно, Сэйдж, но если я чего-нибудь решу, — я веду себя точно так же.

Сэйдж внимательно посмотрела в голубые глаза Латура и через минуту улыбнулась.

— А ты знаешь, Джим, я тебе верю. Я как-то неожиданно почувствовала себя в безопасности.

— Ну, вот и хорошо, девочка! — Латур быстро пожал ее руку у локтя и затем встал. — Мне надо немного потолковать с Джейком, спросить, как идет бизнес. За ужином увидимся, пока!

Прошла уже неделя с того дня, когда был ранен Рустер. Рана хорошо затягивалась, и вскоре он начал вставать с постели, а через три дня — ходить по комнате. Единственное, что его еще беспокоило, это плечо, которое побаливало, и плохо двигавшаяся рука.

— Пожалуй, теперь я снова могу охранять нашу Сэйдж, — сказал он однажды стоя у бара с Джимом и Джейком, где они втроем потягивали виски.

Салун начал наполняться своими обычными посетителями. Снова, как и в предыдущие дни, мужчины с замиранием сердца ждали появления Сэйдж и ее песен. Некоторые из них, слушая ее пение, смеялись, иногда плакали, но всегда, каждому из них, звуки ее голоса и слова знакомых песен напоминали старые, добрые времена невинной юности. В этом, собственно, и был секрет популярности Сэйдж. Каждому из посетителей казалось, что эта ослепительно красивая женщина поет для него и о нем.

— Думаю, Джим, тебе не терпится скорее вернуться на ранчо, — посмеиваясь, сказал Джейк, плеснув себе в стакан еще виски.

— Да. Со дня на день должны пригнать скот, может, уже пригнали. Пока я за себя оставил Легкую Ногу, чтобы он присматривал за всем, что там делается.

— Если ты готов, то можешь ехать в любое время, — Рустер поднял свой стакан с виски и посмотрел сквозь него на свет. — Я себя чувствую так, словно заново на свет родился, а раненая рука действует отлично. — Он усмехнулся. — Хотя, я думаю, Сэйдж и слышать не захочет о верховых прогулках.

— Будь уверен, так оно и есть. Да я, вообще-то, и сам не хочу, чтобы она выходила из дома, пока не обнаружим этого ублюдка. Пара моих друзей-индейцев пытаются найти его следы там, где он устроил свою засаду, когда подстрелил тебя.

— Ну, так и когда же ты поедешь, Джим? — Джейк положил свою ладонь на стойку бара.

— Думаю, завтра утром. И, кстати, Джейк, ты тут отлично управляешься, бизнес у тебя хоть куда! Мне это нравится.

Когда Джейк довольно кивнул и улыбнулся, Джим, глядя на грубоватое суровое лицо друга, добавил:

— Я вот, думаю, не предложить ли тебе стать моим компаньоном, если ты, конечно, не против.

— Ты это серьезно, Джим? — Джейк от неожиданности и волнения чуть не сбил локтем бутылку виски, стоявшую на прилавке.

— Угу, серьезно. Так, ты согласен?

— О, черт! Согласен ли я! Конечно! И тебе не придется жалеть, Джим! — бармен протянул ему широкую ладонь. — Вот тебе моя рука!

Посетители один за другим стали отходить от стойки, за столами стихли разговоры, и Джим с товарищами догадались, что сейчас должна появиться Сэйдж. Латур оглянулся и увидел ее в дверях. В ту же секунду он почувствовал, что в нем вновь, как всегда, при виде этой женщины, начинает разгораться совершенно нестерпимое желание. Это его последний вечер перед возвращением на ранчо. Но он не может больше оставаться здесь и не любить ее. Возбуждение теплой волной захлестнуло Джима! Каждую ночь он вспоминал ту единственную, которую они провели вместе, и просыпался весь больной от желания еще хоть раз пережить те восхитительные часы.

Он захотел напоследок, перед тем, как вернуться на ранчо, послушать пение Сэйдж и поэтому обернулся к Рустеру и спросил:

— Ты не последишь за улицей, пока я послушаю, как она поет? Я ни разу ее не слушал, с тех пор как вернулся.

— Ну конечно, Джим! — Рустер оттолкнулся от стойки бара. — Я вернусь, когда она закончит выступление.

Джим подошел к тому месту, где стояла Сэйдж и, взяв ее под руку, с улыбкой помог взойти на сцену, где исполнительницу уже дожидались стул и гитара.

От его прикосновения у женщины пробежала дрожь по всему телу, и, с несколько натянутой улыбкой, она благодарно ему кивнула, а потом взяла гитару. Джим вернулся к бару, знаком показал, чтобы ему наполнили стакан.

Джейк удивленно приподнял бровь, но, не сказав ни слова, выполнил просьбу друга. Определенно, что-то беспокоило Латура, — бармен никогда не видел, чтобы тот столько пил, но, в конце концов, Джейк решил, что это не его дело и бросил ломать над этим голову.

А Джим думал о том, что ему еще не доводилось видеть женщины более прекрасной и желанной, чем Сэйдж. Казалось, что ее вид, ее нежный голос возбуждают всех слушателей. И ему внезапно захотелось схватить ее на руки, унести с этой крохотной сцены от жадных, ощупывающих мужских глаз. Он почти молился о том, чтобы она завтра уехала куда-нибудь из Коттонвуда. Куда-нибудь, чтобы не мучиться постоянно при виде ее, чтобы знать точно, что не сможет к ней прикоснуться.

Его глаза потемнели от желания, пока он слушал певицу, а когда она закончила, отложила в сторону гитару и встала, благодаря зрителей, мужчин и шлюх, Джим резко вскочил со своего места и бешено захлопал.

Сэйдж стояла, не обращая внимания на деньги, дождем сыпавшиеся к ее ногам, а потом Латур бросился к сцене, подал ей руку и помог сойти с возвышения.

Она слегка нахмурилась, заметив, что ее кавалер не очень твердо стоит на ногах. Во время выступления ей было видно, что владелец салуна непрерывно потягивал виски, во всяком случае, всякий раз, когда Сэйдж смотрела на Джима, тот подносил к губам стакан. Молодая женщина, улыбнувшись, пожелала Джейку спокойно ночи, и в сопровождении Латура вышла из зала.

В кухне, из угла, где стояла кровать Тилли, доносился легкий храп кухарки. На столе горела оставленная ею лампа, и все казалось таким тихим, безмятежным. Но это спокойствие почему-то возбуждающе подействовало на Сэйдж; она почувствовала, что ее начинает бить легкая нервная дрожь. И когда Джим захлопнул за ними дверь, она торопливо прошептала: «Спокойной ночи, Джим» и пошла к своей комнате. Сэйдж откинула щеколду, вошла к себе и вдруг испуганно охнула, потому что Латур вошел следом и, не давая ей опомниться, накинул задвижку обратно.

— Джим! — женщина посмотрела растерянно ему в глаза. — Я думала, ты ушел. Ты хочешь со мной о чем-то поговорить?

— Да, я с тобой хочу о чем-то поговорить, — прошептал он в ответ. — Я хочу тебе сказать, что желаю тебя и от этого желания разрываюсь на куски. И прежде, чем Сэйдж смогла сказать или сделать хоть что-нибудь, она почувствовала, как руки мужчины обхватили ее, а его властные, алчущие любви губы закрыли ей рот.