Для людей любых социальных категорий, статусов, которых по жизни ведут наборы инстинктов, физиологических потребностей (каковых 9/10 как среди сельских жителей, рабочих, почти 10/10 среди людей богатых, «элитарных»), эмбриональное состояние их мировоззренческих позиций делает в их представлениях науку (кроме той, что создает мощное новое оружие), искусство и всех, кто этим занимается, столь же эфемерным миром, как и потусторонний, загробный. Как и вся жизнь после смерти во всех религиозных доктринах элитарными. Ценятся только картины старых мастеров, старинные фолианты исключительно как средство долгосрочного, надежного размещения своих состояний: понимать, что там изображено, что написано, во имя чего нет никакой необходимости, нужны только надежные системы охраны и мощные сейфы.
В определенной мере такое восприятие творческой деятельности для общества - благо: слишком много людей желают «творить» и за это купаться в славе, деньгах и слишком мало людей желают сеять, пахать, кормить скот, доить коров, убирать за ними навоз, чинить лифты и сливные бачки в туалетах, утилизировать мусор. А вот жить в свое удовольствие, производя при этом регулярно горы и моря бытового мусора и фекалий - регулярно исправно, повсеместно, изо дня в день желается множеству людей . С искусством получается только у немногих, у остальных - только в основном с переводом продуктов в дерьмо. Так и живут, не смешиваясь, не соприкасаясь, два разновеликих социальных мира (телевизионные фильмы - и те разные смотрят): мировоззренчески недоразвитые воспринимают мировоззренчески расторможенных как клиентуру психлечебниц, последние же первых - как темную, неразумную биомассу, которую надлежит дубиной понуждать больше работать и меньше потреблять, чтобы доля для «одухотворенных» росла. По числу же людей нравственно состоятельных, следовательно, и духовных обе эти социальные категории примерно равнозначны - и здесь и там таковых критически мало для того, чтобы определять нравственно здоровый «климат» общества. И хотя законченных негодяев в обществах еще меньше, но они несоизмеримо активнее духовных людей, всегда - умелые, талантливые демагоги, лицедеи, а потому увлекают за собой несметные сонмы мировоззренчески несостоятельных особей, превращая их в богоборческие рати, которые и являются реальной определяющей все в обществах силой: сообщаются наградами, статусами, известностью или славой, соперничают друг с другом в преуспеяниях, негодяйствах, непотребствах. И сколько бы скромные малоприметные нравственные люди ни совершили достойных поступков, ни являли примеров духовной, нравственной жизни в диком гоготе, топоте мятущихся орд, ведомых физиологией и инстинктами, их подвижничество так и останется незаметным, малопривлекательным для подражания – прибытков-то никаких, одни жертвы и аскезы!
Примечательна своим унылым однообразием, примитивной схожестью во все времена, во всех культурах схема перехода мировоззренчески не состоявшихся людей из статуса никаких в статус разнообразны начальников и начальничков: логика социального поведения обычно трусоватых, опасливых, угодничающих, заискивающих меняется на однообразное, обязательное «комчванство» перед нижестоящими и еще более угодливое, адресное подхалимство перед всеми, кто «выше». При этом решительно разрываются все прежние «непрестижные» дружеские связи, наглухо закрываются двери перед большинством дальних родственников, бывших хороших знакомых. Новые дружбы заводятся только расчетливо - чтобы обмен услугами был равнозначно выгоден. Обновление дружеского окружения, ужесточение расчетливости при установлении взаимосвязей с каждой новой социальной ступенью только возрастает. Субъективное ощущение своей социальной «особости», значимости стремительно растет, включенность в «элитарные» социальные группы крепчает, изолированность от «подлого люда», малозначащих групп становится все прочнее и непроницаемей. Оглядка на юридические и нравственные запреты и ограничения, обязательства перед людьми, обществом практически исчезает – остается только забота о том, чтобы противоправная и аморальная жизненная практика оставалась невидима для остальных. Это называется у всех преуспевших «соблюдать приличия»: твори, что хочешь, но только не попадайся на зуб газетчикам или телевизионщикам! На Бога здесь оглядываться не принято Точно так, как об этом сказано Омаром Хайямом:
«Вчера я шел в хабар по городским руинам.
И старец в майхане мне встретился с кувшином.
Сказал я: Бога постыдись, подумай о душе!
А он: Бог милостив, садись и выпить помоги нам!.
Мировоззренчески, нравственно несостоятельные, оказавшиеся во власти, с впечатляющей собственностью пользуются и тем и другим только как оружием в жизненных сражениях за свое благосостояние - с любой степенью ожесточения, жестокости, без всяких стеснений нравственными и иными ограничениями, кроме оглядки опасности кровной мести и возможности попасть под серьезное уголовные репрессии. Следы такой всеобщей практики зримы всюду во всех социумах. Существует еще один весьма распространенный тип мировосприятия, определяющий весьма характерный класс человеческих судеб тех, кто оказался носителем такого «сорта» мировоззрения: публика эта неплохо осведомлена об открытых наукой мировоззренческих горизонтах, достаточно проникнута о нравственно-религиозными установками и разумными ограничениями социальной жизни, но полагает, что «не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не спасешься». Кроме того, усвоили, что «Бог милостив», а многие иерархи церкви твердо поддерживают во мнении, что щедрые пожертвования церкви - надежный и верный путь заслужить Господнее прощение за любые прегрешения. Кроме того, ими же считается, что обычные люди - только материал, только средство для употребления, для достижения великих целей. Практически все неистовые обретатели и карьеристы мира во все времена следовали и неукоснительно продолжают следовать этой простенькой системе своих главных жизненных мотиваций. В итоге мир сотрясается одновременно во множестве точек от все новых и новомодных паскудств, а церкви переполняются вес новыми запасами ценностей, приносимых как искупительные жертвы. И все новые сонмы генераций «креативных» особей буйствуют в своих непотребствах, попирают в своих устремлениях к жизненным успехам все господние заповеди, неусомнительно веря, что все простится им за хорошую оплату клиру, монашеству, которые специализируются как раз на молитвах о прощении и спасении душ многогрешных и заблудших. Внешне все вроде бы складывается очень даже удачно: города разрастаются и благоустраиваются, слой богатых, преуспевших и безмерно роскошествующих множится, церкви богатеют, клир выглядит весьма раскормленным и обеспеченным. А пророки и прорицатели упорно предрекают неизбежный Апокалипсис.
Типичная же земная судьба «креативных», преуспевших «элитарных», которой неистово завидуют и которую столь же одержимо стремятся обрести сонмы человеческие, выглядит (если отвлечься от романтических интерпретаций) весьма однообразно посредственно: сначала захватывающая, полная приключений и опасностей (часто весьма нешуточных, даже смертельных) длительная изнурительная борьба за обретение наличности, недвижимости. Часто сопряженная с «отсидками» в исправительных учреждениях, излечением от огнестрельных или колото-резанных ран, увечий. Потом - столь же изнурительный, обязательный и долгий период защиты достигнутого социального должностного положения, обретенной собственности от подросших молодых, сильных, сообразительных, рискованных, но менее опытных волчар, которым «несть числа». С обязательным, гарантированным проигрышем им своих завоеванных ранее позиций по причине возрастного ущерба сил, воли, здоровья, растраты обретенных полезных деловых и иных связей. Все это еще обязательно осложняется какими-либо серьезными хроническими недугами и возникающими на этой основе комплексами психики, фобиями. На «финишной прямой» корме того появляется почти обязательно еще и стремление сообщить о себе великом и любимом потомкам все только хорошее и величественное, чего естественно не было в природе. Либо ничтоже сумняшеся объявить чужие успехи своими или того проще - изобразить пустоту или вообще любые совершенные паскудства своей жизни и деятельности величайшими историческими событиями. Что очень даже просто - при наличии денег желающих ваять обаятельный образ для потомков на любой вкус и манер безмерно много. За право получить щедро оплаченный заказ насмерть бьются даже именитости. И человеческая культура, в том числе живопись, литература, скульптура постоянно пополняются неисчислимыми множествами профессионально исполненных парадных портретов, скульптурных памятников прямо-таки полным, законченным негодяям так, как об этом у российского поэта позапрошлого века:
