Вив потушил окурок в пепельнице, уже полной.

– Можно ещё?

– Да, конечно, – доктор Фальк достал ещё сигарету, протянул юноше. Тот взял, раскурил, и опять устремил взгляд в никуда.

Фальк снова стал рассматривать молодого человека с которым занимался последние несколько месяцев. Фальк был психологом от Бога, но он не всесилен. То, что Вива вообще удалось разговорить, уже было огромным достижением. Фальк помнил, как впервые вошёл в палату к невысокому тощему пареньку с седыми волосами и отсутствующим взглядом. Эта привычка Вива смотреть в прошлое больше всего беспокоила Фалька. В тетради, куда он заносил свои наблюдения, психолог записал тогда: "Он словно пытается найти что-то очень важное, что упустил или потерял, и без чего вся дальнейшая жизнь бессмысленна". Фальк долго не мог "пробить" молчание своего пациента. Пока однажды не принёс ему альбом и цветные карандаши и попросил что-нибудь нарисовать. К удивлению доктора, Вив рисовал не ужасы лагерной жизни, а свой день рождения десятилетней давности.

Сейчас Вив выглядел намного лучше. О концлагере "Фульвия" напоминали только скрытые одеждой шрамы, привычка проглатывать пищу не жуя, затравленный взгляд и неприязнь к прикосновениям. Но, по крайней мере, он стал говорить, и что самое главное, вспоминать.

Фальку трудно было представить, что Вив когда-то был беззаботным смеющимся мальчишкой. "Вот для чего нужна война, подумал доктор, чтобы делать несчастными детей. Чтобы появляться в их дни рождения и бомбить их города. Чтобы никогда больше у них не было счастливых дней". Фальк не знал, исчезнет ли его ненависть к тем, кто развязал эту войну. Всё как всегда, кто-то один решил править всеми, устроил бойню, вверг человечество в междоусобицу, и всё только лишь для того, чтобы этот паренёк в свой день рождения не улыбался.

– Мы тогда думали, что это инопланетяне, – сказал вдруг Вив.

– Во вселенной нет существ более жестоких, чем люди, – ответил Фальк. – Так вы видели своих друзей?

– Бри и Эзру? В некотором роде… Уже потом, в лагере.

– Что значит "в некотором роде"?

– Они были уже не совсем моими друзьями.

– Что произошло?

– Они изуродовали наши мечты.

– Как это?

Вив поёжился и затушил недокуренную сигарету, его пальцы дрожали.

– Ну… Просто Бри больше не смеялся, а Эзра не стал героем… Я сначала увидел Бри, но он меня не узнал, он стоял и смотрел в одну точку, а нельзя было стоять, иначе расстреливают, я стал присматривать за ним. Но он всё равно ничего делать не мог. И меня не узнавал… Потом его увели, я больше его не видел.

– А Эзра?

– А Эзра не стал героем… Это он увёл Бри.

– Он предал вас? Перешёл на их сторону?

– Не то чтобы… Я думаю, он сначала надеялся сбежать, или нам помочь как-то, но… – Вив потёр лоб. – Он сначала увёл одного, потом ещё увёл, потом Бри… Но ко мне он хорошо относился. Лучше, чем к другим. Я, когда нас освобождали, я его нашёл и сказал, чтобы он притворился лагерником, а я его не выдам.

– Он согласился?

– Нет… Он стал плакать, он сказал, что не стал героем, и никого не спас. Он сказал, что улетит с отступлением. Я ушёл, я не знаю, что с ним. Наверное, он улетел.

Фальк не стал говорить Виву, что две недели назад Эзра был казнён за убийство полутора тысяч узников лагеря "Фульвия". Он добровольно сдался и написал признание. На суде он требовал собственной казни. Редкий случай, когда суд был полностью согласен с обвиняемым. Не сказал Фальк и о том, что родители Вива погибли в соседнем "Тенси", всего лишь за несколько дней до освобождения Салины.

– Лерой не выращивает цветы, Агата не стала красивой, чтобы больше никто не называл её рыжей коровой, – продолжил Вив, раскуривая ещё одну сигарету.

– А что же ваша мечта?

– А я хотел строить красивые дома, – Вив помолчал. – И в лагере я делал бомбы, которые потом сбрасывали на красивые дома.

– Вы не виноваты. И у вас ещё всё впереди.

Вив криво усмехнулся.

– Доктор, вы кого-нибудь любите? – вдруг спросил он.

– Да, свою жену, а в чём дело?

– Тогда что вы здесь делаете?

– Я не понимаю вас.

– Почему вы со мной, а не с вашей женой? А если завтра солнце взорвётся, и мы все погибнем? Как она узнает, что вы её любите?

– Она и так знает об этом, – растерялся Фальк.

– Она и так знает… конечно она знает. Но знает ли она именно сейчас? Что вы любите её именно сейчас?

Фальк молчал. Он как-то не задумывался над этим.

– Вы уверены, что завтра вы будет живы, доктор, или что она будет жива?

– Да…

– Тогда вы – дурак, – Вив откинулся на спинку стула. – Быть может, это последний день в вашей жизни. А может и последний счастливый день, а вы торчите здесь, и слушаете мои воспоминания. Идите домой, доктор.

Вив отвернулся. Фальк понял, что на сегодня, пожалуй, хватит, и ему вдруг очень захотелось попасть домой, к жене и дочерям.

– Десять лет назад, в мой день рождения – это был самый счастливый день, потому что я был уверен, что все другие дни тоже будут счастливыми, – Вив усмехнулся. – А я даже не успел получить свой подарок.

Неожиданно он вскочил.

– Что такое?

– Доктор, я кажется знаю, где они спрятали мой подарок…

Полчаса спустя они уже ехали на каре доктора Фалька по разбитой дороге. Фальк просил отпустить Вива из госпиталя под личную ответственность, интуитивно ощущая, что они отправляются на поиски чего-то очень важного.

– В путь, в путь, в путь, – шептал Вив, уткнувшись лбом в стекло кара. – На поиски несметных сокровищ.

О недавних боевых действиях напоминали воронки от взрывов, ещё не убранная искорёженная техника и пожарища бывших аккуратных ферм. Иногда встречался одинокий ветряк, лопасти его вертелись со скрипом, будто стонали.

Но жизнь брала своё. Бескрайними полями уже лет десять никто не занимался, но хлеба росли сами собой, упорно пробиваясь сквозь вездесущие белоцветные сорняки к глубокому печальному небу, так похожему на лицо Лероя и глаза Агаты…

Вив скорее почувствовал, чем узнал нужный поворот.

– Вот здесь сверните.

Кар доктора Фалька был армейского образца, как раз для такого бездорожья. Они с рёвом въехали на один из четырёх холмов.

– Остановите.

Удивительно, но здесь ничего не изменилось. "Наше место". Белые камни, сухое дерево. Война, казалось, просто прошла стороной. Даже качели, изрядно потрёпанные, всё ещё держались на ветке. В горле Вива пересохло, он представил, что сейчас увидит тело Лероя. Но ни десантной шлюпки, ни Лероя, ни двух убитых им солдат конечно же не было. "Наверное, их убрали. А ведь Лерой вышел тогда совсем не по глупости…" Вив спустился с холма, подбежал к валунам.

"Ты будешь искать всю жизнь и всё равно не найдёшь", "всю Салину обойдёшь, до Земли пешком дойдёшь, не найдёшь! ", вспомнил он. Ну конечно, глупый Вив. Весь день он буквально сидел на подарке.

Вив лёг на землю и засунул руку в глубокую расщелину между камнями. Он же прекрасно знал, что там была ниша, где раньше жил уж, и они несколько дней отвоёвывали у ужа эти камни. Пока Лерою не надоело это безобразие, и он не уговорил ужа вылезти, и отнёс его к своему дому, где тоже было много камней. Рука наткнулась на что-то металлическое. Вив поднатужился и вытащил большую жестяную коробку с остатками обёрточной бумаги. "Вот он, мой подарок".

Вив с трудом снял крышку. Сердце замерло. В коробке лежал не "Юный архитектор", игра для малышей, а "Начинающий архитектор", о котором он на самом деле тайно мечтал, но просить который у него не хватало совести, ведь это был очень дорогой прибор. "Наш подарок тебе". Наверное, не только его родители, все его друзья скинулись, чтобы купить ему эту профессиональную машину, с полным курсом обучения, которая и сейчас, десять лет спустя, была лучшей. Вив дрожащими руками, взял гладкий матовый планшет. От прикосновения он тут же ожил, на поверхности появился логотип изготовителя: "Первое правило – начинайте с простого".