Дрожа от негодования, Катрин принялась укладывать подарки обратно в коробку, чтобы отнести к себе в комнату. Собравшись идти наверх, девушка мельком взглянула на Вирджинию и поразилась тому, какое несчастное выражение лица было сейчас у сестры. Небесно-голубые глаза маркизы наполнились слезами, пухлые чувственные губки нервно подрагивали. Встретившись с Катрин взглядом, Вирджиния вспыхнула и, слегка запинаясь, сказала:

– Ты ошибаешься, сестренка, дело не в личной ненависти. Просто… просто я хочу предостеречь тебя. Джейсон Стенфилд – опасный человек, очень опасный, Катрин, пойми это! И поэтому тебе, как и любой благоразумной девушке, следует держаться от графа Мелвернского подальше.

– Да я ведь и так нахожусь от него довольно далеко, – усмехнулась Катрин, снова присаживаясь рядом с сестрой. – А что касается твоего утверждения… Объяснись, пожалуйста, я не понимаю тебя. Лорд Стенфилд опасен? Но чем? Я провела на его яхте больше двадцати четырех часов и, как видишь, жива и невредима!

– Но я вовсе не это имела в виду! Разумеется, Джейсон – джентльмен и едва ли способен поступить дурно с беззащитной девушкой… Но, поверь мне, Катрин, этот мужчина способен превратить жизнь любой женщины в ад. Умоляю тебя, держись от него подальше! Большего я не могу тебе сказать, просто послушай меня как старшую сестру.

Катрин нехотя кивнула, чтобы прекратить дальнейшие объяснения. Но на языке у нее еще долгое время настойчиво вертелся вопрос: «И чью же жизнь граф Мелвернский превратил в ад? Уж не твою ли, дорогая Вирджиния?» Но она так и не задала его, боясь услышать ужасный ответ, а потом и вовсе надолго забыла об этом неприятном разговоре.

Обед закончился, и ремонтные работы на «Маргарите» снова закипели. Однако, к неудовольствию Джейсона, прекрасная утренняя погода нежданно испортилась, а появившийся невесть откуда ветер нагнал на ясное небо мрачные тучи. С минуты на минуту мог полить дождь и испортить все дело.

– Самое время, чтобы перенести ремонт на начало следующей недели и дать людям хорошенько отдохнуть, – веско заметил Берк Гаррисон. Старый моряк последние пять лет занимался ремонтом небольших яхт на собственной маленькой верфи. – Да и тебе, мой мальчик, не мешало бы на время отвлечься. Хочу сказать, что в последнее время ты мне совсем не нравишься. Да, да, не отмахивайся от слов старого друга. Все больше и больше не нравишься.

Джейсон с признательностью посмотрел на моряка, пряча невольную улыбку. В некотором смысле Берк Гаррисон долгое время заменял Стенфилду отца, и когда-то граф поверял ему многие мысли и сердечные тайны. Это было давно, когда они вместе совершали рискованные рейды к французскому побережью, спасая от гильотины невинных людей. С тех пор Джейсон стал лордом и графом Мелвернским и из открытого, чувствительного юноши превратился в холодного, сдержанного аристократа. Однако притворяться перед старым другом было бы просто непорядочно. Ведь в окружении Джейсона было не так много людей, которых он мог бы назвать настоящими друзьями.

– Что ж поделать, Берк, я и сам себе в последние месяцы не нравлюсь, – иронично усмехнулся он.

– Не пытайся обратить все в шутку. – В глазах моряка появился предостерегающий блеск. – Твое нынешнее душевное состояние настолько плохо, что, если в твоей жизни в ближайшее время ничего не изменится, твоя душа может просто засохнуть. А мне бы этого очень не хотелось, сынок. Поверь, ведь я хорошо знаю, что ты вовсе не родился таким человеком, а просто стал им… Да, кстати, – вдруг поинтересовался Берк Гаррисон, – что это за нежное послание ты получил сегодня утром от крошки Альфонсины? Если оно тебя так взволновало, как я мог заметить, то почему ты, Джейсон, черт возьми, до сих пор находишься здесь?

– А, по-твоему, я должен лететь в Лондон на крыльях любви по первому зову этой милой особы? – попытался отшутиться Стенфилд, но внезапно передумал и извлек из нагрудного кармана розовый душистый листок. – Пожалуйста, Берк, прочти это, – сказал он. – Возможно, ты сможешь подсказать мне, как я должен поступить.

Старому моряку понадобилось несколько минут, чтобы вникнуть в смысл полного замысловатых намеков послания модистки. Но когда он разобрался в написанном, то взглянул на Джейсона так, будто окончательно перестал сомневаться в том, что друг безнадежно болен.

– Бедная принцесса, о которой упоминает Альфонсина, – это, надо полагать, та самая виконтесса де Шатовье, которую ты недавно переправил в Англию? – с расстановкой поинтересовался Берк.

– Надо полагать, – улыбнулся граф.

– А роскошный бал во дворце герцогини Дерби, на котором принцесса должна в первый раз появиться в светском обществе, состоится именно сегодня?

– Несомненно.

– Так, так, – протянул Берк, медленно сворачивая записку. – Ну, что же ты хочешь от меня услышать, мой мальчик? Чтобы я объяснил тебе, в какого великолепного болвана ты превратился?

– Уже не нужно! – Откинувшись на спинку стула, Джейсон рассмеялся так искренне, как не смеялся уже давно. Только что он принял очень важное решение, и от этого на душе у него сразу сделалось спокойно и хорошо. – Я уже и сам знаю, что должен поехать на этот чертов бал. Ведь без моей помощи милая Катрин де Шатовье, при всем своем обаянии, может просидеть целый вечер в каком-нибудь дальнем уголке, одинокая и никем не замеченная.

Довольный результатом разговора, Берк Гаррисон мягко похлопал Стенфилда по плечу и выразительно посмотрел на часы.

– Следует поторопиться, Джейсон, – озабоченно заметил он, – до бала осталось всего несколько часов, а путь весьма не близкий.

– Тем более что маркиза Кемпбелл обычно приезжает рано, – недобро усмехнулся граф. – Бедная Вирджиния! Она ведь даже не подозревает, что сегодня ее ждет встреча с давним врагом.

Бал еще не начался, а просторный двор особняка герцога Дерби уже был заполнен роскошными экипажами. Пока кучер леди Кемпбелл пытался найти место, чтобы поставить карету, Катрин приподняла голубую бархатную занавеску и выглянула в окно. Все пространство перед особняком было ярко освещено пылающими факелами. Широкая мраморная лестница, по которой с важным видом поднимались вновь прибывающие гости, была покрыта красным ковром и уставлена экзотическими цветами. По обеим сторонам ступенек стояли лакеи в парадных ливреях. Второй, парадный, этаж особняка сверкал тысячами огней, казавшихся скоплением сверкающих звезд на темном небосклоне. Танцы еще не начались, и из распахнутых высоких окон доносился размеренный гул десятков голосов, вызывавший в памяти Катрин рассказы матери о блистательных версальских приемах.

– Могла ли я когда-нибудь подумать, что отправлюсь на свой первый бал не в королевский Версаль или Тюильри? – громко вздохнула девушка, встретившись с понимающим взглядом сестры.

– Стоит ли грустить о прошлом? – ласково возразила Вирджиния. – В парадных залах Тюильри нам с тобой уже никогда не бывать. В любом случае, высшее общество везде живет одинаково.

– Высшее столичное общество… За пять лет, проведенных в Анжере, я уже забыла, что оно из себя представляет.

Катрин зябко поежилась, кутаясь в меховую накидку маркизы. Несмотря на то, что вечер выдался на редкость теплым для середины мая, ей было холодно. Девушка с волнением думала о том, как переступит порог бального зала и сотни любопытных глаз станут придирчиво осматривать ее. Вряд ли ее английские ровесницы испытывали подобные чувства, отправляясь на этот бал, ведь они начинали выезжать в свет с шестнадцати лет. А вот ей самой до сих пор приходилось показывать свое танцевальное искусство лишь перед учителем танцев.

– Не нужно так волноваться, милая моя, – прошептала Вирджиния, угадав состояние сестры. – Все пройдет хорошо, вот увидишь.

Леди Кемпбелл на минуту задумчиво нахмурилась, вспомнив, что совершила серьезную оплошность, забыв предупредить мужа, чтобы тот приехал во дворец Дерби пораньше и представил Катрин своим друзьям. Дело в том, что на балах существовало неписаное правило, согласно которому кавалер не мог пригласить на танец даму, которая не была ему представлена. Но думать об этом было уже поздно – подбежавший лакей услужливо распахнул дверцу кареты, и женщины вместе с другими гостями направились к широкой мраморной лестнице. В центре просторного холла находилась еще одна лестница, поднимающаяся к дверям огромного парадного зала на втором этаже. Кивнув в сторону одного из высоких зеркал, украшавших вестибюль, Вирджиния придержала Катрин за руку и тихо сказала: