В тот день никто не вышел на работу, и ни один посетитель даже не переступил порог бара. Позже, после полудня, Розмари пыталась дозвониться до кого-нибудь в деревне, а когда обнаружила, что номер за номером не отвечает, ее охватил панический озноб. Она так испугалась, что не осмелилась выйти и постучать кому-нибудь в дверь. Том был так же встревожен — нет, может быть, даже больше, потому что участвовал в этом, он явно участвовал в этом, черт бы его побрал! — он затолкал ее в комнату наверху и заперся там вместе с ней. Даже через некоторое время, услышав движение в коридоре, он не дал ей выглянуть, — а честно сказать, ей и не было так уж любопытно. Розмари вспомнила предыдущую ночь, ту свистопляску в спальне, и содрогнулась.

— Сволочь! — сказала она мужу.

Что-то защекотало ее пухлые ноги в чулках, и, взглянув вниз, Розмари увидела, что ковер, покрывавший большую часть пола в гостиной, колышется, словно по полу дует ветер.

Розмари поднялась на ноги и переместилась на другую часть ковра в стремлении убежать от таинственно катящихся волн.

Она чувствовала, как толстый ковер пытается подняться под ногами, но не позволял ее вес; волны просто распространялись вокруг, расходясь во все стороны и относя мебель к краям.

Том Джинти был упрям, его мозг отвергал происходящее вокруг, но глаза настаивали, что все это вполне реально. Занавески хлопали, словно в разбитое окно врывался ветер. Часы на камине как-то нелепо, ни с того ни с сего начали со звоном отбивать время, хотя обе стрелки находились далеко от какой-либо цифры. Картина на стене — охотничья сцена, полная красных камзолов, лошадей и гончих, — неожиданно упала на пол. Старый чай в чайнике захлюпал, выливаясь из носика, и еще одна чашка, на этот раз вместе с блюдцем, свалилась с края стола. Цветастый диван начал раскачиваться туда-сюда, разбрасывая подушки по ковру. С телевизора вдруг соскочили лампа и фотография.

Розмари потеряла равновесие и снова стояла на коленях. Ей повезло, потому что остатки стекла в серванте и в окне напротив ни с того ни с сего вывалились и по комнате засвистели осколки, большие и маленькие. Занавески были изрезаны в клочья и раздвинулись, а из серванта вместе с осколками вылетели статуэтки, стеклянные фигурки и украшения. Смертоносная шрапнель встретилась прямо над центром комнаты, именно там, где стоял хозяин «Черного Кабана».

Наибольший ущерб ему нанесли стеклянные осколки, хотя свою лепту внес и фарфор. Удивленный крик Джинти перешел в хрип, когда осколок стекла рассек ему горло. Рана была не так глубока, чтобы мгновенно убить, и Джинти инстинктивно вскинул руки, защищая глаза, но когда Розмари снова подняла голову, то увидела, что верхняя часть его тела, как подушечка для булавок, утыкана крошечными острыми осколками, напоминающими кинжалы. Люстра, как маятник, раскачивалась над головой, и в ее бликах одежда и тело Джинти то освещались, то опять затенялись. Розмари истерически что-то бормотала, в то время как сам Джинти, оставаясь совершенно неподвижным, хотя и травмированный, по-прежнему держал исколотые руки у глаз, а хрип в горле превратился в бульканье.

Боль вызвала у него шок, и Джинти двигался скованно, как робот. Он опустил руки и, не веря происходящему, посмотрел на жену. Розмари кричала уже давно, но теперь крик вырвался с новой силой, потому что гротескная версия проколотого, окровавленного и страдающего от множества ран мужа напугала ее больше, чем кутерьма движущихся вещей. Позже к ней вернулась интуиция, и, возможно, даже смутные, но тревожные предчувствия, которые, она знала, были и у других — о, никто о них не упоминал, все держали их при себе, боясь, что окажутся одиноки в своих мыслях, что это может быть какое-то ползучее слабоумие; но Розмари видела по лицам, по встревоженным глазам, по скованным манерам: страх увеличивался с каждым днем. И тайное, долгое время скрывавшееся, как метастазы рака, как неприметная, но смертельная болезнь под внешне благополучной оболочкой, — наконец проявилось. Одно из этих проявлений стояло сейчас перед ней с миллионом стеклянных осколков, торчащих из изуродованного, напоминающего опухоль тела.

Том Джинти сделал неуверенный шаг к жене, и Розмари снова закричала и отшатнулась. Между ними никогда не было настоящей любви, первоначальная нужда в близости очень скоро сменилась терпимым отношением друг к другу, которое в конце концов перешло во взаимную неприязнь, — и Розмари трудно винить в том, что она бросилась прочь от окровавленного монстра, бывшего ее мужем.

Причудливые часы, грубая имитация Бомберга, соскользнули с каминной полки и разбились в прах. Висевшее над диваном зеркало треснуло и покрылось узором трещин. Диван, все более неистовый в своем раскачивании, наконец перевернулся вверх ножками.

Розмари продолжала кричать, вздрагивая при каждом новом происшествии и прикрываясь креслом от приближающегося мужа. Внезапно она бросилась к двери, преодолев по пути перевернутый диван. Под ногами хрустели стекло и осколки фарфора, а Том Джинти попытался последовать за ней. Розмари нащупала защелку и, открыв дверь, бросилась в коридор. Она чуть не рухнула, увидев маленькие фигуры, прячущиеся в колеблющихся тенях. Вдоль стен бежали крысы, волоча за собой голые хвосты.

Розмари заставила себя побежать за ними, чувствуя за спиной изуродованную фигуру. Где-то в комнате она потеряла туфлю и могла продвигаться дальше, только прихрамывая и опираясь рукой о деревянную обшивку стены. Тени впереди безумно метались, запутывая ее, пока вдруг большую часть коридора не заполнила темнота. Розмари поняла, что, видимо, Том дошел до дверного проема и загородил свет. Ей послышалось, что он зовет ее, но это был лишь странный, бессвязный гнусавый звук, — и Розмари не остановилась; она не испытывала сочувствия, только страх. В голове мелькнула мысль обратиться за помощью к единственному постояльцу, но ужслишком ненадежным человеком был этот Дэвид Эш. В нем чувствовалась какая-то холодность, непроницаемость; кроме того, Розмари была не уверена, не связан ли как-то и сам он с появлением призраков. Свечение впереди заставило ее еще прибавить ходу.

Кто-то включил свет на лестнице и нижнем этаже, но Розмари не стала сразу спускаться, несмотря на шаги за спиной. Она и Том всегда знали, что в подвалах полно крыс, пару раз на кухне и в баре им пришлось гоняться за грызуном, но никогда раньше у этих тварей не хватало наглости подняться выше; и уж тем более никогда они не проникали в номера. А сейчас вся лестница кишела этими тварями.

Крепко схватившись за перила и издав испуганный вскрик, Розмари заставила себя сделать шаг. Большинство тварей убежали вперед, но одна, остановившись у поворота лестницы, показала зубы и зашипела на приближающуюся фигуру. Розмари поставила ногу на ступеньку, и крыса неохотно отползла; Розмари слышала стук когтистых лапок по доскам.

— Ро... Роз... — донесся хриплый стон, от этого звука Розмари вздрогнула и повернула голову. Том стоял на площадке, его тело раскачивалось, утыканное битым стеклом. Он начал наклоняться, и Розмари бросилась прочь, но споткнулась на повороте лестницы и, вопя, кубарем покатилась вниз. Полное тело больно колотилось о старые ступени и замедлило движение лишь у подножия. Еще не придя в себя, Розмари услышала наверху нетвердые шаги. Что-то куснуло ее за руку, и Розмари с содроганием отшатнулась от крысы, которую чуть не раздавила.

Она поднялась на ноги, уже не было и второй туфли, и, размахивая руками и наполняя воплями помещение, зашлепала по полу бара к открытой двери, через которую внутрь закатывался клубящийся желтоватый туман.

Том снова позвал, и, обернувшись к нему, Розмари увидела, что он по-прежнему идет за ней, как зомби, одеревенев, его руки и рубашка были все в крови. Почему он не оставит меня в покое? Что нужно от меня этому прогнившему дерьму?

Розмари выбежала в открытую дверь, на улицу, в туман. И снова завопила, увидев два быстро надвигающихся на нее призрачных огня, возникших из кружащейся мглы.