— Не думаю, что она была так беззащитна, Майк.

— Честно сказать, я тоже. Наверное, она боролась, но возраст был против нее. Может быть, ее сердце отказало само по себе.

Мы подошли к развилке, и я пропустил вперед Мидж.

— Тебе карты в руки, Чингачгук. Ты чуешь направление. Уверена, что не сбились?

— Если через две минуты мы не наткнемся на поваленный кедр, знай, что я ошиблась.

— Помню. Он лежит, свисая в овраг.

— Тот самый.

Она пошла впереди, и я направился за ее тонкой фигуркой, наши шаги не замедлялись ни на мгновение, нам обоим хотелось как можно скорее выбраться из леса Мне не нравилось ощущение леса вокруг и то, как Мидж постоянно озиралась по сторонам, вместо того чтобы смотреть на тропинку перед собой; и ей тоже это не нравилось. И хотя синерджисты остались далеко позади, меня не покидало острое чувство, что за нами гонятся.

Мидж показала мне, и я увидел впереди, ярдах в ста впереди, поваленный кедр. Мы сорвались на рысь, словно это препятствие было нашей целью, и наши шаги громко зашлепали в лесной тишине. Я поймал взгляд неясыти высоко на суку, смотрящей на нас с отстраненным интересом, ее веки то и дело опускались, как шторка фотоаппарата, над круглыми глазами, словно фиксируя события.

Мидж рухнула на грубую кору дерева, а я рухнул на нее.

— Нам лучше всего идти дальше, — посоветовал я, упав на дерево и тяжело дыша.

Мидж провела руками по лицу и дальше по шее.

— Это были они? Или это тоже хитрости Майкрофта? Их голоса... они звучали так похоже...

Я поколебался, прежде чем ответить.

— Я почти уверен, что началось это как мошенничество. Но потом... черт, не пойму, что случилось потом.

— В конце это действительно были мои родители. Я знаю, что это были они! Их предостережение вернуло меня в чувство. Все, чему я верила в Майкрофте, просто ушло...

Я соскользнул со ствола дерева и протянул руку Мидж.

— Пока что у нас хватает, о чем подумать. Так что давай вернемся в коттедж, пока еще виден путь.

Она поднялась и успела поцеловать меня в шею, прежде чем мы поспешили дальше. Не думаю, что без Мидж я нашел бы путь обратно, в лесу стало слишком темно, но она шла вперед, лишь иногда останавливаясь, чтобы свериться с заметками на местности (я запомнил только пучок красных мухоморов под совершенно прогнившим поваленным деревом). Моя спина промокла от пота, а ноги все больше деревенели; Мидж впереди тоже стала уставать, ее шаги утратили ритм.

А наша тревога не ослабевала, и, когда дорогу нам перебежала какая-то тень с белыми полосами, мы чуть было не выпрыгнули из башмаков от страха Барсук испугался не меньше нашего и быстро скрылся в кустах по другую сторону тропинки. Мы видели и слышали, как он проламывается через кустарник и вся листва трясется на его пути.

Потом я зацепился за какой-то корень. Я не заметил, как Мидж перескочила его, и тяжело растянулся на земле, хватая ртом воздух. Мидж опустилась на колени рядом, схватила меня под руку и попыталась поднять. Я встал покачиваясь и стоял сгорбившись, как старичок, одной рукой опираясь на колено, а другой — на плечо Мидж.

— Далеко еще? — спросил я между двумя вздохами.

Ее черты были смутны в тени, и голос звучал так же неровно, как и мой.

— Не может быть далеко — мы много прошли.

— Да, миль сто. Ты в порядке?..

Тень, которую я увидел, выпрямившись, была всего лишь высоким кустом, только напоминавшим притаившуюся за деревом фигуру в капюшоне. Вздох, который я услышал, был всего лишь дуновением ветра в листве. Стук в моей груди был всего лишь ударами сердца.

— Боже, я весь трясусь, — признался я.

Голос Мидж был тих:

— Или нам все это снится?

— Мои ушибленные колени говорят, что нет. А голова не уверена.

Теперь, взявшись за руки, прижатые друг к другу узкой тропинкой, мы продолжили свой путь, не заботясь о том, что идти так было неловко. Нам требовалась близость друг друга для взаимного придания мужества и чтобы не приближались лесные призраки. На лес опустилась темнота, как дым в легкие.

Мы ковыляли по лесу, поддерживая друг друга, двигались со всей скоростью, на какую были способны, и вскоре, слава Богу, увидели впереди просвет в деревьях, более светлое серое пятнышко открытого места. Облегчение придало силы усталым членам, и мы, взявшись за руки, снова перешли на рысцу, спеша, труся, — я с радостными воплями, а Мидж смеясь над моим криком.

Мы вырвались из леса, как вытолкнутые горошины.

Сумерки сгустились практически в ночь, но, по крайней мере, здесь было несколько светлее, чем под сенью деревьев. Мы в спринтерском темпе устремились к Грэмери, нам не терпелось оказаться за запертыми окнами и дверями, и только приблизившись, мы начали осознавать, что что-то не так, что в том, что мы видим в темноте, нет никакого смысла. Мы замедлили бег. Перешли на шаг. И в ужасе уставились на Грэмери.

Моя нога пнула что-то мягкое, лежащее в траве, и я остановился, разглядев мертвого кролика, маленького, по-видимому крольчонка, и на его крохотной мордочке словно застыла испуганная улыбка. На его шее виднелась ленточка крови. Пальцы Мидж одеревенели у меня в руке, и я увидел обнаруженного ею другого зверька. Этот кролик казался больше, возможно это была мать первого, и ее тело было разодрано от головы дохвоста, мех затвердел от засохшей крови.

Мы ничего не сказали друг другу. Возможно, их задрала лиса, но мы не обратили эту мысль в слова. Вокруг виднелись и другие мертвые тела. Осторожно ступая, мы прошли к дому.

И не смогли понять преображения Грэмери.

Стены, посеревшие в болезненном свете, покрылись странными пятнами.

Теперь преобладающим цветом стал черный.

И мы по-прежнему ничего не понимали.

Пока не увидели, что стены разбухли от жизни.

Черной, мохнатой жизни.

Расправлялись и складывались перепончатые крылья.

Тела, гораздо большие, чем прежде, пульсировали от дыхания этих тварей.

Нам оставалось лишь тупо смотреть на сцепившихся летучих мышей, заполнивших весь Грэмери.

Какое-то время мы стояли и только таращили глаза, содрогаясь и не в состоянии собраться с мыслями. Откуда их могло столько взяться? Такого количества не мог вместить чердак, наверняка многие прилетели из других мест. Может быть, это съезд летучих мышей? И как они выросли до таких чудовищных размеров? И самое главное: каковы их намерения? Эти вопросы мы задавали себе, но не друг другу — нам не хотелось своими голосами нарушать покой этих тварей.

Вы сами можете понять, как нам хотелось броситься к дороге, вскочить в машину и поскорее убраться из этого покрытого летучими мышами места Трудность заключалась только в том, что ключи от машины находились внутри коттеджа, где я их оставил, и, когда я сказал об этом Мидж (очень тихо), она вся как-то поникла.

— Садись в машину, — шепнул я ей.

Но как только я проговорил это, две летучие мыши отделились от стены и перелетели на другую сторону дома. В небе светила луна, не скрытая облаками, но показывающая только узкий серп, и в этом ясном, призрачном свете размах мышиных крыльев вызвал у меня содрогание. Мы полуприсели, готовые убежать обратно в лес.

— Иди, Мидж, — снова сказал я.

— Нет, Майк, — прошептала она, — я останусь с тобой; мы войдем за ключами вместе.

— Это глупо.

— Я не хочу, чтобы ты входил один!

В ее голосе, хотя и приглушенном, было столько силы, что я втянул голову в плечи.

Набрав в грудь воздуха, я сжал ее руку:

— Ладно, ладно. Но если они проснутся, то беги прямо в машину, не дожидаясь меня.

— А ты что будешь делать?

— Я побегу впереди тебя.

Она вернула мне пожатие, но не сумела улыбнуться.

— Давай обойдем вокруг и попробуем дверь в кухню, — предложил я. — Может быть, там их не так много.

Мидж часто дышала, собираясь с духом, чтобы последовать за мной, и не только из-за лунного света ее лицо приобрело такую неестественную бледность. Мое лицо в этот момент, вероятно, тоже имело соответствующий оттенок.