© Полина Герберт, 2024

ISBN 978-5-0064-5232-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Туман

Промозглый ветер гнал грозовые тучи. Деревья раскачивались под яростью надвигающейся бури. Солнце прощально осветило город и утонуло в тёмном облаке. Мелкий дождь уныло разбивался о землю.

– Пора искать новое пристанище, – сказала Илса, плотнее укутываясь в длинный плащ.

– Хватит повторять одно и то же, – пробурчала Эрика.

– Так все говорят! – не унималась Илса.

– Перестаньте спорить, – сказала Даника, – в конце недели будет Совет, там и решат, остаёмся или уходим.

Промокшая троица брела в сторону Хéсвада – большой чертог, где Вака́и собираются на праздники и советы.

Вакаи – народ, внешне напоминающий людей, но отличающийся от них тем, что у них по четыре пальца вместо пяти и некоторые из них бесполые, а некоторые двуполые. Вытянутые лица, угловатые скулы, близко посаженные глаза, маленькие носы и оттопыренные уши. Двуполые обладают жёлтыми глазами, они среднего роста, крепкие и выносливые. Бесполые сероглазые на голову выше желтоглазых, хилые и бледные. Желтоглазые занимаются земледелием, ремёслами, разводят скот, в лесах собирают орехи, мёд, грибы и ягоды. Сероглазые, составляющие меньшинство, занимаются врачеванием, обучением Вакаи, управляют хозяйством, его пополнением и рациональным использованием.

Город Та́фельд, в котором живут Вакаи, теснится между холмистым лесом Олк, растущим на западе и на севере. Западную часть леса делит река Ха́мур, текущая на юг и разветвляющаяся перед высокими горами Огие́р, одна её часть огибает горы и течёт на восток, а другая идёт южнее и впадает в море Ка́форд. На востоке простираются бескрайние поля Граида́н с сочной травой и душистыми цветами.

Тафельд делится на две части: в одной Вакаи живут, а в другой работают. В центре жилой части находится Хункоро́т, в нём Ху́нки воспитывают детей сразу после рождения и до момента, пока им не исполнится двадцать лет. После этого они переселяются в отдельные дома. Хунки – это взрослые Вакаи, которые занимаются обучением юных Вакаи, а также делят обязанности среди них и следят за порядком, так их готовят ко взрослой жизни. С западной части Хункорота разбросаны двухэтажные деревянные дома с соломенными крышами. На первом этаже располагается хранилище, а на втором – спальня. Очаги в домах отсутствуют, да и нужды в них нет, погода никогда не была слишком холодной. Даже в самую холодную ночь можно было согреться под шерстяным одеялом. Возле дома располагается летняя кухня. Восточная часть – это огромное поле, на котором выращиваются зерновые культуры, овощи и фрукты. Рядом с полем рядами выстроены амбары, хлева и одноэтажные дома, в которых занимаются различными ремёслами, в основном это обработка древесины, гончарство, ткачество и врачевание. Между жилой и рабочей частями находится Хесвад.

– Не отменят ли праздник солнцестояния из-за холодов? – поинтересовалась Эрика.

– Не хотелось бы. Все слишком обеспокоены надвигающимися холодами, не мешало бы хоть немного отвлечься от всего этого, – ответила Даника.

– Пойдёмте в Хесвад. Узнаем последние новости, – предложила Илса.

Хесвад – высокий чертог, озаряемый сотнями свечей и отапливаемый десятками очагов. Здесь всегда тепло и светло.

Троица подошла к чертогу, вокруг никого не было. Эрика придержала дверь, пропуская вперёд Данику она благодарно кивнула.

– Спасибо, подруга, – радостно воскликнула Илса и прошмыгнула вслед за Даникой.

– Да, конечно, проходи, – пробурчала Эрика.

Внутри было на удивление холодно, многие очаги погасли, лишь в двух теплился огонёк.

Даника повесила промокший плащ на крючок и подошла к тлеющему очагу. В серых глазах заплясали огоньки. Эрика принялась разжигать погасшие жаровни.

– Это очень странно, – заметила Даника, держа руки у огня, – обычно здесь тепло и уютно, и много Вакаи, а сейчас что? Где все?

– Наверное, готовятся к уходу, – предположила Илса. Желтоглазая, крепкая сложенная дева взяла большую охапку дров и направилась к Эрике.

– Это ещё не решено, – отозвалась Эрика, мешая угли.

Согревшись, Даника взяла свечу, чтобы зажечь другие.

Холод понемногу отступал, и чертог наполнялся жаром пылающий очагов. Еловые ветви приятно затрещали и наполнили помещение хвойным ароматом.

– Так-то лучше! – сказала Илса, усаживаясь у очага, что находился посередине.

Тяжело вздыхая, Эрика села рядом. Высокая и очень худая, она напоминала высохшее дерево, давно не питаемое влагой, казалось, что её тусклые глаза сливались с кожей.

Так холодно. Кажется, что всё это происходит не со мной. Будто моё тело здесь, а я наблюдаю откуда-то издалека. Я не я. Так трудно ясно мыслить. Всё время хочется спать. Чувство опустошения не покидает меня давно. Оно стало частью меня. Оно стало мной.

– Даника, а ты как думаешь? – Эрика и Илса вопросительно посмотрели на неё.

– Я не знаю, – пробубнила она, даже не зная о чём шла речь.

– И я о том же, никто и никогда такого не встречала. И в легендах об этом ни слова, – парировала Илса.

– Пусть так, – согласилась Эрика, – но принимая решение, нужно на что-то опираться, а не просто, как животные бежать прочь от опасности. Это тебе не прогулка по окрестностям, тут нужно всё грамотно продумать. Я, например, не хочу уходить, мне здесь нравится. К тому же, мы не знаем, что нас ждёт там, куда мы собираемся. Может, мы сможем перестроить свои дома и пережить холода.

Данике было всё равно. Она просто хотела, чтобы всё это закончилось, не важно как.

Вроде, всё нормально, не считая надвигающихся холодов, но что-то тяготит меня. Такое ощущение, что я заперта в банке, которая парит в невесомости. На дне банки – болото. Наверху – грозовые тучи с ледяным дождём, который пробирает насквозь. Подвешенное состояние – редкость. Чаще всего, я тону в болоте, у которого будто нет дна. Медленно утопая, можно увидеть, как тоненькие лучики солнца из последних сил прорезают холодную, тёмную воду и отступают, не в силах пробираться дальше. А болото глубокое. До дна далеко. Пока тонешь, пузырьки воздуха из лёгких стремительно покидают тебя. И вот, ты на дне. Вокруг множество растений, за которые, кажется, можно было бы ухватиться, но они слишком далеко, в одном сантиметре от вытянутой руки. Вязкая трясина по-дружески обнимет тебя, но с каждым выдохом она будет сжимать всё сильнее, подобно удаву, до тех пор, пока последняя частичка воздуха не покинет тебя. Потом тебя начнёт засасывать. Глубже и глубже. Но, однажды, под жарким солнцем вода испарится, трясина засохнет, и ты окажешься на воздухе, но сил вдохнуть у тебя не будет, ты будешь лежать и лежать, а потом снова пойдёт дождь.

– Присоединишься к нам? – тихо спросила Эрика. Даника нерешительно кивнула и села рядом. Илса сняла с жаровни последний кусок козлятины и положила в тарелку к остальным кускам. На небольшом столе, помимо мяса, стоял кувшин с яблочным соком, козий сыр и ячменные лепёшки.

– Когда ты последний раз ела? Так нельзя, Даника. Ты совсем не заботишься о себе, – пожурила её Илса.

– Что тяготит тебя? Последнее время ты совсем мрачная. Темнее ночи и холоднее льда.

– Я просто очень устала.

Так ничего и не съев, Даника попрощалась со всеми и побрела домой. Желудок жгло от голода, но еда не лезла.

Словно я не я, я себе; эта Пустота рвётся наружу, ломая рёбра. Она скребёт изнутри, причиняя сильную боль и нагоняя дикую тоску. Она наполняет сердце ядом, который с каждым ударом растекается по венам и отравляет весь организм. Хочется вырезать себе сердце, чтобы не чувствовать этого. Хочется биться головой о стену до тех пор, пока не лишусь чувств, и чтобы на миг остановить поток мыслей. Я ничего не хочу. Мне ничего не надо. Ничто меня не интересует. Ничто не приносит удовольствия и удовлетворения. Всё едино.