– Даже если ты раздобудешь доказательства того, что девушку задушил Веннерстрём, мы не сможем дать им ход. Слишком много времени прошло, и он размажет нас по стенке во время суда.

– Такая мысль посещала меня. Но, увы, когда она исчезла, он учился в Стокгольмском институте торговли и не имел никакого отношения к концерну «Вангер»… – Микаэль сделал паузу, затем продолжил: – Эрика, я ни за что не оставлю «Миллениум». Но мы обязаны притвориться, будто я его оставил. Вы с Кристером будете продолжать выпускать журнал. Если удастся – если вам представится такая возможность, – заключите мир с Веннерстрёмом. А это получится, только если духу моего не будет поблизости.

– Допустим. Ситуация хуже некуда, но ты едешь в Хедестад. Теперь для тебя это та самая соломинка, за которую ты ухватился.

– Ты хочешь сказать, что у тебя есть идея получше?

Эрика пожала плечами.

– Нам бы следовало сейчас найти новые источники – и информации, и финансирования. Начать все сначала – и на этот раз уже не прогадать.

– Рикки, все это уже в прошлом. Забудь!

Эрика сидела, положив руки на стол и в отчаянии уронив на них голову. Потом она заговорила, стараясь не встречаться с Микаэлем взглядом:

– Я зла на тебя как черт. Не за то, что тебе не следовало публиковать эту статью – в этом есть и моя доля вины. И не за то, что ты оставляешь должность ответственного редактора – в данный момент это верное решение. Я даже согласна разыграть спектакль – словно мы с тобой решили расстаться и разделить наши интересы. Это вполне оправданно, если нам надо заставить Веннерстрёма поверить в то, что я бездарь и полная дебилка, а настоящая угроза исходит от тебя.

Она сделала паузу и внимательно посмотрела ему в глаза:

– Но, по-моему, ты ошибаешься. Нам не удастся сблефовать перед Веннерстрёмом. Он и дальше будет стараться похоронить «Миллениум». Разница лишь в том, что с этого момента мне придется сражаться с ним в одиночку, и ты знаешь, что сейчас ты нужен мне в редакции, как никогда. Что ж, я готова вести войну с Веннерстрёмом. Но я не могу смириться с тем, что ты, капитан, так легко покидаешь корабль. Ты уходишь в самый ответственный момент.

Микаэль погладил ее по голове.

– Ты не одна. У тебя есть Кристер и все остальные.

– Янне Дальман не в счет. Кстати, по-моему, зря мы взяли его на работу в штат. Он вполне компетентен, но неприятностей от него больше, чем пользы. Я не могу на него опереться. Всю осень злословил и злорадствовал. Не знаю, может, он рассчитывал занять твое место… Или у него психологическая несовместимость со всеми остальными сотрудниками редакции…

– Боюсь, что ты права, – сказал Микаэль.

– Но что же мне делать? Вытурить его?

– Эрика, ты – главный редактор и основной владелец «Миллениума». Если нужно его вытурить – давай.

– Но мы еще никого не увольняли, Микке. А теперь ты даже это решение возлагаешь на меня… Представляешь, мне стало тяжело попросту приходить утром в редакцию.

Тут Кристер Мальм внезапно поднялся на ноги:

– Если ты хочешь успеть на поезд, нам надо поторапливаться.

Эрика запротестовала, но он поднял руку:

– Подожди, Эрика. Ты хотела услышать мое мнение. Я считаю, что ситуация у нас просто катастрофическая. Но если дела обстоят так, как говорит Микаэль, – что он слишком устал от всей этой кутерьмы, – то ему действительно надо ехать. Просто ради самого себя. И мы просто обязаны его отпустить.

Микаэль и Эрика изумленно смотрели на Кристера, а тот смущенно поглядывал на Блумквиста.

– Вы оба знаете, что «Миллениум» – это вы. Я тоже совладелец, и вы всегда были честны со мной. Я очень люблю журнал и все, что с ним связано, но ведь вы запросто могли заменить меня любым другим художником. Однако для вас было важно мое мнение, и вы всегда со мной считались. Что же касается Янне Дальмана, то я солидарен с вами. Если ты, Эрика, хочешь его выставить, я позабочусь об этом. Нужно только все грамотно оформить.

После короткой паузы он продолжил:

– Я согласен с тобой: конечно, жаль, что Микаэль уезжает именно сейчас. Но что поделать: выбора у нас нет. – Посмотрел на Микаэля: – Я отвезу тебя на вокзал. Мы с Эрикой будем держать удар, а потом ты вернешься.

Блумквист задумчиво кивнул.

– Боюсь, Микаэль уже не вернется, – еле слышно произнесла Эрика Бергер.

В два часа дня Драган Арманский позвонил Лисбет Саландер, разбудив ее.

– Что случилось? – сонно спросила она. Во рту у нее стоял привкус смолы.

– Микаэль Блумквист. Я только что говорил о нем с нашим заказчиком, адвокатом Фруде.

– Ну и что?

– Он позвонил и сказал, что нам не нужно продолжать дело Веннерстрёма.

– Не нужно? Но ведь я уже начала этим заниматься.

– Я понимаю, но Фруде в этом больше не заинтересован.

– Неужели?

– Он наш заказчик. Не хочет продолжать – значит, так тому и быть.

– Но мы же договаривались о вознаграждении…

– Сколько времени у тебя ушло на это дело?

Лисбет Саландер задумалась.

– Около трех выходных дней.

– Уговор был о потолке в сорок тысяч крон. Я выставлю ему счет на десять тысяч. Из них тебе причитается половина, это покроет напрасно потраченные три дня. Ему придется заплатить за свою затею.

– А что мне делать с добытым материалом?

– Там есть что-нибудь по-настоящему серьезное?

Лисбет снова задумалась.

– Да нет, ничего особенного.

– Никакого отчета Фруде не требовал. Пока придержи материал, на всякий пожарный, – вдруг он передумает. А если нет, просто уничтожишь. На следующей неделе я собираюсь поручить тебе новое задание.

И Арманский положил трубку.

Какое-то время Лисбет Саландер сидела с телефоном в руках. Потом вышла в гостиную, подошла к своему рабочему закутку, глянула на записи, приколотые булавками к стене, и на кипу бумаг на письменном столе. Пока что ей удалось раздобыть лишь статьи из газет и интернетные тексты. Лисбет взяла все это и засунула в ящик стола, нахмурив брови.

Все-таки интересно, почему Микаэль Блумквист так бездарно вел себя в суде? Да и вообще, бросать начатые дела Лисбет Саландер не любила.

У каждого есть свои тайны. Нужно только разузнать, какие именно.

Когда Микаэль Блумквист во второй раз сошел с поезда в Хедестаде, небо было нежно-голубого цвета, а воздух леденил кожу. Согласно термометру на фасаде здания вокзала, мороз достигал минус восемнадцати градусов. Микаэль по-прежнему был обут не по погоде – в тонкие цивильные туфли. Но на сей раз не было никакого адвоката Фруде, ожидающего в теплой машине, поскольку Микаэль сообщил лишь день своего приезда, но не уточнил время. Наверное, до Хедебю можно добраться на каком-нибудь автобусе, но у Блумквиста не было никакого желания таскаться с двумя чемоданами и сумкой через плечо в поисках автобусной остановки. Поэтому он пересек привокзальную площадь и направился к стоянке такси.

Между Рождеством и Новым годом на всем побережье Норрланда выпала масса снега, и, судя по расчищенным дорогам и снежным сугробам на обочинах, уборочные работы в Хедестаде шли вовсю. Когда Микаэль спросил, какая была погода, водитель такси, которого, как следовало из удостоверения на ветровом стекле, звали Хусейном, лишь покачал головой. Затем на исконном норрландском диалекте он поведал, что тут бушевала сильнейшая за многие десятилетия снежная буря, и тоскливо посетовал, что не уехал на Рождество куда-нибудь в Грецию.

Микаэль все время показывал водителю дорогу. Так он добрался на такси до только что убранного двора Хенрика Вангера и, поставив чемоданы на лестнице, проводил взглядом машину, которая наконец удалилась в направлении Хедестада. Он сразу почувствовал себя одиноким и растерянным. Что ж, возможно, Эрика была права, утверждая, что вся эта затея – чистейшее безумие.