Микаэль сидел, не зная, что сказать.

– У меня нет никаких иллюзий. Я знаю, что шансы что-либо разузнать минимальны. Но если тебе, вопреки ожиданиям, удастся решить эту головоломку, я выплачу тебе в качестве бонуса двойное вознаграждение, то есть четыре миллиона восемьсот тысяч крон. Впрочем, не будем мелочными и округлим до пяти миллионов.

Хенрик Вангер откинулся на спинку кресла и склонил голову набок.

– Я могу перевести деньги на любой указанный тобой банковский счет, в любую точку мира. Ты можешь также получать деньги наличными, в сумке, и сам решать, вносить их в налоговую декларацию или нет.

– Но ведь это же сумасбродство, – сказал Микаэль.

– Почему?

Хенрик Вангер казался спокойным.

– Мне за восемьдесят лет, но я по-прежнему пребываю в здравом уме и трезвой памяти. У меня колоссальный личный капитал, которым я распоряжаюсь самостоятельно. Детей у меня нет. И нет также ни малейшего желания дарить деньги родственникам, которых я ненавижу. Я уже составил завещание, согласно которому основная часть моих средств перейдет Всемирному фонду дикой природы. Приличные суммы получат и несколько близких мне людей, в частности, Анна, которую ты уже знаешь.

Блумквист покачал головой.

– Я хотел бы, чтобы ты меня понял. Я стар и скоро отойду в мир иной. На свете мне нужно только одно – получить ответ на вопрос, который не дает мне покоя уже почти четыре десятилетия. Не уверен, что смогу разгадать эту тайну, но, во всяком случае, мое личное состояние позволяет мне хотя бы предпринять последнюю попытку. Так что ничего особенного, если я решил потратить часть своего состояния во имя этой цели… Я считаю, что это мой долг перед Харриет. И перед самим собой.

– Вы собираетесь заплатить мне несколько миллионов крон просто так, ни за что? Ведь я могу подписать контракт – а потом целый год ни черта не делать.

– А вот и нет. Бездельничать тебе не придется. Напротив, ты будешь работать более усердно, чем всегда.

– Откуда такая уверенность?

– Я могу предложить тебе нечто, чего ты не купишь ни за какие деньги, но хочешь больше всего на свете.

– Что же это?

Глаза Хенрика сузились.

– Ханс Эрик Веннерстрём. Я могу сдать его тебе с потрохами. У меня есть доказательства, что он мошенник. Ведь тридцать пять лет назад он начинал свою карьеру здесь, у меня. Так что я могу преподнести тебе его голову на блюде. Разгадай мою загадку, и твое поражение в суде может обернуться полной победой, самым сенсационным событием года.

Эрика поставила чашку с кофе на стол и повернулась спиной к Микаэлю. Она стояла в его квартире у окна и созерцала вид Старого города. Третье января, девять часов утра. После новогодних праздников от снега не осталось и следа – его смыло дождем.

– Мне всегда нравились эти виды, – сказала она. – Ради такой квартиры я могла бы покинуть Сальтшёбаден.

– У тебя же есть ключи. Пожалуйста, переезжай сюда из своей привилегированной резервации, – предложил Блумквист.

Он закрыл чемодан и поставил его в холле. Эрика обернулась и разочарованно посмотрела на Микаэля.

– Неужели ты все уже решил? – произнесла она. – Не могу поверить своим глазам: мы – на грани банкротства, а ты пакуешь два чемодана и отправляешься жить к черту на рога.

– В Хедестад. Всего в нескольких часах езды на поезде. Да и уезжаю я не навеки.

– А почему бы тебе не отправиться в Улан-Батор? Неужели ты не понимаешь, что это выглядит так, словно ты сбегаешь, поджав хвост?

– А я именно сбегаю, поджав хвост. К тому же в этом году мне еще предстоит отсидеть в тюрьме.

Свидетелем этой сцены был Кристер Мальм, сидевший тут же, на диване. Ему стало не по себе. Впервые с тех пор, как «Миллениум» появился на свет, Микаэль и Эрика ссорились у него на глазах. Все эти годы они жили и работали душа в душу. Конечно, иногда ссорились не на шутку, но в основном в связи с работой. А потом, когда они устраняли все недоразумения, в обнимку отправлялись в ресторан. Или в постель. Последняя осень и без того выдалась не слишком веселой, а теперь уже казалось, что перед ними разверзлась преисподняя. Кристер Мальм решил, что он присутствует при конце «Миллениума».

– У меня нет выбора, – сказал Микаэль. – Вернее, у нас нет выбора.

Он налил себе кофе и опустился на стул за кухонный стол. Эрика покачала головой, села напротив и спросила:

– Кристер, а что думаешь ты?

Кристер Мальм развел руками. Он ждал подобного вопроса и боялся этого мгновения – ведь ему сейчас придется занять какую-то позицию. Кристер являлся третьим совладельцем издательского дома, но все они знали, что «Миллениум» – это прежде всего Микаэль и Эрика. С Кристером советовались исключительно тогда, когда Микаэль с Эрикой не могли прийти к общему решению.

– По правде, – начал Мальм, – вы оба знаете: мое мнение никакой роли не играет.

Он умолк. Ему нравилось работать над изображениями и создавать графические формы. Кристер никогда не считал себя художником, но знал, что он – дизайнер от бога. А что касается интриг и участия в принятии серьезных решений, то тут он не мастак.

«Похоже, это не просто ссора, – думал Мальм. – Похоже, это разрыв».

Микаэль нарушил молчание:

– Хорошо, я готов еще раз озвучить свою позицию. – Он не отрываясь смотрел на Эрику. – Это не значит, что я покидаю «Миллениум». Мы слишком много работали, чтобы сейчас так запросто все бросить.

– Но ведь ты больше не будешь присутствовать в редакции… Так что нам с Кристером придется вкалывать за троих. Ты хоть понимаешь, что сам себя отправляешь в изгнание?

– Это не самое главное. Эрика, мне нужен тайм-аут. Я выдохся и сейчас ни на что не годен. И, может быть, оплаченный отпуск в Хедестаде – это как раз то, что мне сейчас нужно.

– Но все это просто чистое безумие, Микаэль. Ты мог бы с таким же успехом переквалифицироваться в уфологи.

– Подумаешь… Зато мне заплатят почти два с половиной миллиона, чтобы я целый год просиживал штаны. Впрочем, бездействовать я не собираюсь. И потом… Я проиграл первый раунд против Веннерстрёма; он выиграл и послал меня в нокаут. Второй раунд сейчас в разгаре – он попытается утопить «Миллениум». Ведь он прекрасно понимает, что пока существует журнал, существуют и журналисты, которые знают всю его подноготную.

– Точно подмечено. Я это вижу по ежемесячным падениям доходов от рекламы в последние полгода.

– Именно. Поэтому мне необходимо сейчас покинуть редакцию. Я для него – как красная тряпка для быка. Веннерстрём как настоящий параноик. Пока я здесь, он будет нас преследовать. А сейчас нам нужно подготовиться к третьему раунду. Чтобы иметь хотя бы малейший шанс на успех в борьбе против Веннерстрёма, мы должны временно отступить – и разработать совершенно новую стратегию. Нам необходимо найти новое орудие борьбы. Этим я и намерен заниматься весь предстоящий год.

– Я все понимаю, – ответила Эрика. – Но ты можешь взять отпуск. Поезжай за границу, посиди месяцок на испанском побережье. Ты вполне мог бы изучить любовные игры испанок. Расслабься, побудь у себя в Сандхамне, глядя на волны…

– Но так ничего не изменится. И когда я вернусь, Веннерстрём сокрушит «Миллениум». Ведь ты это понимаешь. Только если мы разузнаем о нем что-то, что сможем использовать против него… Это единственное, что может его остановить.

– И ты намерен раздобыть такую информацию в Хедестаде?

– Я просмотрел разные газетные материалы. Веннерстрём работал в концерне «Вангер» с шестьдесят девятого по семьдесят второй год. Он сидел в администрации концерна и отвечал за стратегические инвестиции. А потом как-то очень резко уволился. Так что не исключено, что у Хенрика Вангера на него действительно есть компромат.

– Но если он что-то натворил тридцать лет назад, вряд ли мы сможем доказать это сейчас.

– Хенрик Вангер обещал дать мне интервью и выложить все, что знает. Его не оставляет в покое судьба его исчезнувшей родственницы; похоже, это единственное, что его вообще интересует. И если ему потребуется разоблачить Веннерстрёма, вполне вероятно, что он это сделает. В любом случае мы не можем упустить такой шанс. Вангер – первый человек, кто согласился публично выложить все о Веннерстрёме.