Группу разместили в гарнизонном общежитии и несколько дней ребята были предоставлены сами себе.
Кочевник, которого здесь называли не иначе как Димка Семёнов, вполне органично вписался в круг завсегдатаев офицерского клуба и ночи напролёт играл там в бильярд, выпивал, а под утро с тоской в глазах провожал на утренний развод собутыльников. Вспоминалось ему в такие минуты собственное армейское прошлое, а старая закалка позволяла весь день обходиться без сна. И так дни напролёт. Поэтому его легко приняли за своего и морские стрелки, как официально в Новороссии назывались морпехи, и офицеры плавсостава и береговой обороны. Два дня назад случилось Кочевнику заключить пари. Загорелось ему вдруг выяснить, кто более меткий стрелок, он или общепризнанный в местной среде мастер – некий майор Храпунов. Стрелять условились не из обычного армейского 'Сичкаря', а из более лёгкого 'Воркунова'. Когда палили по бутылкам, промахов, не смотря на выпитое, не допустил никто. Тогда под одобрительные возгласы наблюдателей, решили продолжить пари в тире, от пробежки на стрельбище, после долгих колебаний, решили отказаться. Кочевник и правда хотел выиграть пари, подумаешь местный чемпион, но майор поддержал свою репутацию непревзойдённого стрелка, набрав на два очка больше. Пришлось Дмитрию раскошелиться на три бутылки самого дорогого на базе коньяка, который к утру был дружно распит.
Сашка Кужель предпочитал проводить время в библиотеке или за партией преферанса. После полудня наведывался на берег, сначала поплавать, а после с бутылкой вина почитать прихваченную в библиотеке книжечку. С точки зрения местных, это было чудачество, мало того что не сезон для купания, так ещё и пляжей на базе не было, ближайшие 'нормальные' (оборудованные) пляжи находились в Таррагоне. Из-за этого чудачества на Оракула посматривали как на человека не от мира сего, и никто ведь не знал, что это была правда.
Краснову Антика понравилась. Остров был приятен во всех отношениях. Время он предпочитал проводить, как и Кужель, отчасти в библиотеке, надо же расширять познания об этом мире, а отчасти в прогулках вдоль берега в пределах базы. По вечерам его на рюмку чая приглашал командующий. Контр-адмирал Щедрин оказался человеком эрудированным, лёгким в общении и, кажется, их беседы доставляли взаимное удовольствие. Трудностей в общении Краснов не испытал, если и возникали некоторые неловкие моменты, как, например, пробелы в знаниях реалий этого мира, Петру Викторовичу так или иначе удавалось выкручиваться. Как оказалось, для контр-адмирала он был 'человеком из центра', о чём Щедрин сам проговорился. Знать бы, подумал тогда Краснов, кто это так расстарался на его счёт? Хотя конечно догадаться было не так уж и сложно.
Изучая командующего, Пётр Викторович сделал интересное открытие, контр-адмирал превосходно разбирался в океанографии и морской биологии, а когда Краснов поинтересовался, нет ли у него научных трудов, то был не мало удивлён ответом. Щедрин, оказывается, был членом академии наук Новороссии и являлся участником нескольких гидрографических экспедиций, автором множества монографий и спорной теории о происхождении некоторых эндемичных морских видов, ведущих родословную от хорошо изученных зоологической наукой предков, завезённых с прародины человека, то есть с Земли. Да, на Темискире Землю забывать не собирались. Почему адмиралова теория спорная, Краснов выяснять не стал, заочно приписав себя к её сторонникам, когда во время утренней пробежки вдоль берега стал невольной жертвой физиологии местных чаек. Темноморские чайки облюбовали Антику давно и прочно. С земными пернатыми их роднило не только название, но и предки. В те времена, когда колонизировалась Темискира, с Земли регулярно летали корабли с инкубаторами, серпентариями и прочими зверинцами, равно как и садами-оранжереями. Главное, что на генофонде земной фауны вся эта зооэкспансия не отразилась плачевно.
Вот так неспешно шло время в ожидании какой-то столичной шишки из разведупра.
Интересно, что за контора этот разведупр, размышлял Краснов, что к ней с таким предыханием относятся? Внешняя разведка как будто. Не госбезопасность. А может где-то в чём-то разведупр выступает в такой роли? Но вот что странно, на базе не боятся особистов и иже с ними. Опасаются – да, но не боятся. Однако лучше бы боялись, ибо языками поменьше мололи. Надо будет идею подать, решил Краснов, насчёт наглядной агитации. Плакатик какой-нибудь на тему болтунов и шпионов. Только кому идею подкинуть? Да хоть бы и этой птице из разведуправления.
Что за птица, думал Краснов, мы ещё посмотрим. А вот к Хельге и Яреме, с которыми должен был прибыть столичный гость, у Петра Викторовича имелось несколько нелицеприятных вопросов. Совсем они что ли разум потеряли? Обязательно было тех троих островитян убивать? Однако устроить хорошую взбучку Краснов намеривался до тех пор, пока не посмотрел переданную Еронцевым запись хельгинова переговорника. Посмотрел и пыл поутих. Всё происходило в её же каюте класса люкс, которые на современных темискирских лайнерах имели неплохую шумоизоляцию и кричи не кричи – никто не услышит и не придёт на помощь. Когда твоей соратнице, двое тренированных бойцов руки выкручивают, да издеваются над беспомощной жертвой… И ведь же что удумали, ночью, когда она спала, газ в каюту пустили. Не убойную дозу, беспробудная жертва им не нужна была. Подождали минут десять пока газ на безвредные составляющие распадётся, и взяли Комету почти тёпленькую. Обрабатывать стали, удивляясь по ходу, что она ещё держится. Хельга тоже не беззащитная овечка, но всё-таки женщина, даже не будь она одурманена, не смогла бы им противостоять. Поэтому, когда Красевич просто и без затей пресёк островитянам их жизненный путь, Краснов признал его правоту. А нехрен девочек обижать. Там поблизости и третий оказался на его беду.
В общем-то, времяпрепровождение на базе можно было назвать и приятным, и полезным. С одной стороны вроде бы свобода передвижения, над душой никто не стоял, никакого повышенного интереса контрразведки, по крайней мере, явного. Ходить дозволялось практически везде, кроме территории боксов с техникой и выхода за КПП. Пределы свободы передвижения внутри базы Краснов выявил в первый же день, когда оказался у ворот парка артиллерийского полка морской дивизии.
Большая степень свободы и посиделки с Щедриным – всё это можно было записать к приятностям. А вот к полезностям Краснов относил без особого труда получаемую информацию об острове. Что было не сказать чтобы трудно, как-то само собой это выходило. Разговоры в офицерском клубе, обмолвки в столовой и на крыльце общежития, да и что греха таить, спонтанное воздействие на гарнизонных офицеров и гражданский персонал. Мда, будь он вражеским шпионом, не мало бед принесли бы длинные языки здешних господ командиров. Куда, спрашивается, особый отдел смотрит? Впрочем, может быть он как раз и смотрит. Другое дело, что существовало, ну просто должно было существовать какое-то распоряжение на счёт Краснова и его группы. Да такое распоряжение, что сомневаться в этих, так сказать, 'прикомандированных' ни особый отдел базы, ни Щедрин не смели. Такое положение дел Краснова немало удивляло, он даже склонялся к мысли о то ли беспечности того ответственного лица, что так распорядилось на его счёт, то ли о халатности.
А что ещё можно было думать? За неполную неделю пребывания на территории базы Пётр Викторович выведал не только демографическую, экономическую и историческую информацию об острове, но и то, что с полным правом можно отнести к секретным данным. И это без задействования 'Реликта'.
Остров Антика, принадлежавший прежде Великому Герцогству Арагонскому и присоединённый им к своим владениям в тёмную эпоху Дикости, был завоёван Новороссией в начале нынешнего века. Таррагона, близь которого располагалась база ВМС, была по темискирским меркам городом крупным, с население около полумиллиона человек. Город, расположенный на восточном побережье острова, был красив, действительно красив. Современные архитекторы не переставали изумляться и планировке Таррагоны, и обилием величественно-прекрасных общественных зданий, купеческих особняков и дворцов, принадлежавших когда-то арагонским аристократам, в сотворении которых вложили своё мастерство многие талантливые зодчие прошлого. Да и взять чёрно-белые снимки из хранившегося в гарнизонной библиотеке альманаха 'Самые красивые города мира', даже они завораживали. Несомненно, талант фотохудожника значит многое, но мастеру нужен и достойный объект приложения собственного таланта.
