Его слова услышали все залегшие поблизости. Не пройдет и минуты как приказ разойдется по отделениям.

Максим не сомневался в точности исполнения приказа. Бойцы в большинстве тёртые, знают, что при начале артиллерийской поддержки дистанция между пехотой и рубежами огня не менее двухсот метров. Ближе опасно, недолёты случаются, шальной осколок схлопотать можно. Да и в правилах стрельбы артиллерии меньше двухсот метров запрещено.

Выждав минуту и накинув для верности ещё одну, выскочил из воронки. Пригибаясь, пробежал полсотни метров и спрыгнул в покинутый и совсем не пострадавший окопчик боевого охранения. Первая полурота последовала за ним. Вскоре сделала бросок и вторая полурота. Зимнев не спал. Всегда лучше иметь меньшую дистанцию для последнего броска к вражеским позициям. Лишние метры могут дорого обойтись. Эту азбуку прапорщик Зимнев выучил.

Зарядив красную ракету, Масканин выстрелил вверх, обозначив таким образам свой рубеж. Сделал он это на всякий случай. Танфиев на своем КНП или наблюдатели полкового дивизиона вполне должны были видеть, где залегла рота. Но знают ли об этом в гаубичных батареях – это вопрос. Несогласованностей, как и ошибок всегда хватало. Не то чтобы часто, но они случались.

Ровно через десять минут артиллерия перенесла огонь на вторую траншею, пресекая тем самым возможную помощь защитникам первой линии.

К этому времени поближе подтянулись ПРОГи, готовясь теперь с двухсот метров поддержать огнём стрелковые взводы.

– Пошли, вольногоры! – Масканин поднялся первым. И сорвался на бег.

В полном молчании егеря пошли в атаку. Вернее, помчались в едином порыве, перепрыгивая через развороченные останки заграждений колючей проволоки. Где-то бахнул разрыв чудом сохранившейся растяжки, которые вместе с другими сигнальными средствами ставили перед траншеями чтобы уберечься от попыток захватить 'языка'. Криков после подрыва растяжки не было, видимо задевшего убило сразу.

Первую сотню из оставшихся до вражеских позиций метров цепи пробежали трусцой, на второй пустились в 'галоп'. И в этот момент по цепям разнёсся, дружно и слитно, боевой клич 'Ура!!!', унаследованный от древних славян. Наверное не одна тысяча лет уже эту кличу. Рёв десятков и десятков глоток, слышавшихся как раскатистое 'РА-А-А!!!', воздействовал на атакующих подобно заклинанию, заставляя превозмочь страх смерти и наполняя презрением к ней, и заодно жаждой уничтожать врага. Да, было в этом кличе что-то такое глубинное, засевшее в потаённых пластах сознания на генетическом уровне. Однако, магии древнего клича поддавались не все, отчего-то она слабо воздействовала на большинство новобранцев и на подразделения с подорванным боевым духом.

Не добежав двадцати шагов, егеря резко залегли. Это был давно отработанный в прошлых боях приём. В траншею дружно полетели 'рога', прозванные так по маркировке полукилограммовые наступательные гранаты РОГ-2 с выставленными на удар взрывателями. Пронёсшаяся по траншее серия взрывов внесла хаос в ряды и без того ошеломлённых защитников.

И вот рота ворвалась в траншею, огнём и штыками подавляя сопротивление. Вольногоры очищали позиции в коротких и яростных стычках, приземляясь прямо на головы уцелевших хаконцев. И шли дальше.

Масканин перепрыгнул траншею во главе группы бойцов из второго взвода, устремившись к вырытому наискось ходу сообщения. Там, между оплывших стенок маячили пятнистые каски. К счастью для вольногоров, это была не отсечная позиция, не-то полегли бы в считанные секунды. В этот момент хаконцы не ожидали нападения сверху, до траншеи было не так уж и близко. Пережидали видимо артобстрел где-то в дальнем блиндаже, а теперь спешили на выручку погибающим товарищам. Поэтому посыпавшиеся на них егеря стали полной неожиданностью.

Ещё в прыжке Масканин вогнал штык в горло ближайшего солдата. Приземлился пригнувшись, стремительно выдернул штык, отпихивая ногой тело, и вогнал его в брюхо следующего. А вокруг заработали приклады, штыки, кулаки, бебуты и окованные сапоги егерей. Один только хаконский унтер не растерялся, поймал на собственный штык бросившегося на него вольногора. Но был тут же убит выстрелом в упор ближайшим егерем. Схватка не заняла и четверть минуты.

– За мной, ребята! – скомандовал поручик, закинув винтовку за спину и достав из кобуры 'Сичкарь'.

Пистолет он переложил в левую руку, отнюдь не являясь левшой. В коротких стычках стрелять можно и левой. А правую ладонь легла удобная рукоять бебута.

Группа пошла по ходу сообщения. Метров через тридцать уткнулась в полузасыпанный поворот, из-за которого выскочил очередной враг. Шедший, как оказалось, первым. Он был застрелен Масканиным в упор. А где-то дальше защёлкали затворами десяток 'Коrs –2' – трёхлинейные винтовки хаконской пехоты.

Не раздумывая, двое егерей бросили почти настильно по гранате, метя попасть в узкий ход так чтоб подальше. Ожидая от врага того же, Масканин жестом увлек группу за собой – прямо на врага. И не ошибся. Словно при замедленной съёмке, к егерям полетели две гранаты в ответ.

Не теряя ни секунды, противники сошлись, одновременно выскочив из хода сообщения. За их спинами почти синхронно прогремели взрывы, большую часть силы и осколков которых приняли на себя стенки проходов. А 'наверху' пошёл обмен выстрелами и ударами четырёх– и трёхгранных русских штыков и кинжального типа хаконских. И криками. Сперва проорали русские маты и менее экспрессивные хаконские ругательства, потом уже кричали и хрипели умирающие. Всего несколько секунд и из почти двух десятков человек осталось шестеро. Масканин и пять его бойцов.

Поручик вытер бебут о штанину убитого врага, да спрыгнул обратно в ход. Облокотился о стенку, присматриваясь к выжившим егерям, ловя себя на том, что сознание словно выплыло из тумана схватки и прояснилось. И выбрал рыжего детину с расквашенным носом. Все пятеро были в звании рядовых, но требовалось сейчас назначить старшего. В способностях рыжего Масканин почему-то не сомневался и, как правило, его навыки в ситуационной психологии не давали сбоя.

– Подгорный, – вспомнил поручик его фамилию, – ты старший группы. Сейчас отойдёте немного назад и присматриваете за этим ходом. Если опять полезут, действовать по ситуации.

– Есть! – козырнул рыжий, а на физиономии его моментально обозначилась возросшее самомнение. Выстрелы к этому времени стихли. Масканин поспешил в захваченную траншею.

Исходя из логики, в ближайшие минуты следовало ждать контратаки. И попрут хаконцы не взирая на продолжающийся обстрел. На их благо огонь по второй траншеи теперь вёлся не такой плотный в виду значительного расхода выделенных на сегодня для русской артиллерии выстрелов. И выбора особого у них нет, прекрасно ведь знают, что не вернув потерянных позиций, долго на запасных не им удержатся.

Сержант связи вынырнул как тот чёрт из табакерки, на ходу протягивая наушники совмещённые с ларингофоном.

– Четвёртый вызывает, – доложил он, вытирая проступивший, не смотря на сильную прохладу, пот на висках. 'Четвёртый' – это был позывной комбата на батальонном канале связи.

– Здесь шестнадцатый… – из-за плохой слышимости Масканин повторил вновь: – Шестнадцатый на связи…

С привычным статическим потрескиванием, голос Аршеневского доносился глухо, как из-за стены. Поинтересовался комбат в первую очередь успехами и спросил, сможет ли Масканин в случае чего поддержать соседей справа. Что-то там у пятого батальона не всё клеилось.

– Четвёртый, ожидаю контратаки, – ответил поручик. – У соседей справа до сих пор стрельба, но правофланговую роту в первой траншее только что наблюдал лично. Про поддержку соседа доложу после контратаки…

– Вас понял, шестнадцатый. По-прежнему ваша ближайшая задача – вторая траншея. Ждите в гости арткорректировщиков. С Богом! Конец связи…

Масканин хотел было собрать своих командиров в единственном почти неповрежденном блиндаже. Но заскочив внутрь, раздумал. Принимать доклады и ставить задачи среди растерзанных гранатами тел, не хотелось совершенно. Итак этого 'добра' хватает. Да и вонь! Холод холодом, а миазмы в блиндаже моментально отшибали всякое желание здесь задержаться. Сдержался чтоб не сплюнуть, знал себя, стоит плюнуть, накатят рвотные позывы, к некоторым вещам он так и не привык, да и не хотел привыкать. Напоследок бросил разочарованный взгляд на внутриблиндажный погром, задержавшийся на единственном целом трупе – женском, в новеньком мундире, застывшем в углу в неестественной позе. И поспешил вон.