Царило странное затишье.
— Похоже, они раздумывают, а? — сказал последний из пассажиров, сидя на стволе своего дезинтегратора. У него было располагающее круглое лицо молодого фермера откуда-нибудь с равнин Марса. — Хорошо, если бы они перенесли это на завтра!
— Да, — ответила я рассеянно. В голове у меня почему-то звучала глупая песенка об одной даме, которая не знала, как ей лучше приготовить омара. — Они могли бы разрушить наш лагерь, не сходя с места, но почему-то не делают этого. Я думаю, они хотят взять нас живьем.
— Напрасные надежды.
— Им просто не удастся взять нас живьем, — вмешался Морозов, вернувшийся из убежища. — Гражданочки решили взорвать остров. Они собрали вместе ящики с боеприпасами и уже приготовили зажигалки…
— Вы должны были конфисковать их.
— Разве вы, дорогая моя, не знаете, что нет чудовищнее фурии, чем женщина, когда она выходит из себя?
Как же странно звучала эта дискуссия среди руин и обугленных мертвецов, в ожидании новой атаки адских сил! Последний пассажир протянул мне булавку, чтобы я хоть как-то привела в порядок свою одежду, а Морозов раздал нам питательные таблетки. На противоположном берегу черные волны оживились и заколебались… Несомненно, привыкнув к беззащитной толпе безоружных людей, потерпевших кораблекрушение, которые попадали на мертвую планету. Ночные были ошарашены нашим отпором. Они, конечно же, готовили что-то новое. Но что именно? До острова нельзя было добраться, не имея плавучих средств. И враг не имел представления о нашей численности.
А гефестионские сумерки все сгущались, и солнце Лебедя казалось всего лишь тусклым пятном на горизонте. На воде озера, почти мгновенно остывшей, сталкивались крошечные льдинки.
— Сейчас они снова будут атаковать, — сказал Морозов. — Это потемнение… соответствует древней формуле: сумерки людей Аэрса.
И действительно, на другом берегу появилось что-то новое. К воде спускался большой отряд, одетый в легкие скафандры.
— Это не так уж плохо, — сказал последний пассажир с таким выражением, будто любовался классным спортивным соревнованием. — Они поняли, чем рискуют, атакуя под огнем наших дезинтеграторов. Тогда они решили пройти под водой…
— А на Сигме вот изучают возможность создания термического прибора, способного вскипятить море, — мечтательно проговорил Морозов.
— Да, но ведь мы на Гефестионе!
Это бесспорное утверждение, казалось, встряхнуло Морозова, и он приказал мне лезть в звездолет. Я пожала плечами и вместо этого заняла место у перископического прицела одного из дезинтеграторов. К сожалению, «Летающая Игла» была всего лишь разведывательным кораблем — у нас не было мощного оружия, так необходимого сейчас. Поколебавшись немного, Морозов достал откуда-то из глубин своей шкуры еще одну пригоршню таблеток. Они были такие симпатичные — зеленые и красные.
— Это на тот случай, если мы не взлетим на воздух, — пояснил он. — Они безболезненные, комбинация стрихнина с гипноэффектом…
Со странным чувством держала я в руке эти веселые таблеточки — нашу смерть…
И у меня было странное предчувствие: в течение всех этих ужасных часов (или дней?) я была уверена, что это еще не конец. Лес вернется, или прямо на острове сядет корабль с Сигмы, или случится неважно что еще… Вдруг я сказала:
— Что-то происходит.
— Где?
— На озере. Я так и знала, я так и знала!
На противоположном берегу черные скафандры скользнули в воду. Но не это привлекло мое внимание. Между нами и противником на льдинах появились силуэты каких-то гуманоидов. Дрожащие от холода, крошечные гномы или… дети! Они размахивали своим смехотворным оружием — колами и рогатинами — и старались подбодрить себя пронзительными криками. Слишком ничтожная подмога? Не такая уж ничтожная, как мне сначала показалось… Через перископический прицел я увидела, как они склоняются к воде, бьют и вытаскивают окровавленные палки! Одна из льдин прошла совсем рядом с островом, сбивая черные силуэты, которые были уже совсем рядом. Союзники, у нас были союзники!
Ответные удары не заставили себя ждать: огненные лучи полоснули по льдинам, но были они беспорядочны и неточны… Однако, один из них попал в льдину прямо перед нами. Оставшиеся в живых попрыгали в воду и поплыли к острову. Настоящий огненный ураган обрушился на озеро, и я, опомнившись, припала к дезинтегратору. Последний пассажир и даже пацифист Морозов последовали моему примеру, и наши лучи прикрыли бегство союзников…
— Цельтесь лучше! — раздался за нашими спинами голос электроника. Он с трудом дополз до одной из бойниц и начал возиться с прицелом.
…Когда все это кончится, я снова стану собой, Талестрой. В моей душе больше не будет места всепоглощающей ярости. Я больше не увижу черную стену, которая неумолимо наползает на нас и которую я поливаю лучами дезинтегратора, не увижу и языки пламени, которые проносятся надо мной, черные тела, которые падают, рассыпаются и так похожи на людей, что я схожу от этого с ума. Мне 15 лет (относительных), и я никогда никому не хотела зла… Мне надо держаться. Лес вернется, или какой-нибудь корабль сядет. И будет еще одно ясное небо, весна на Земле… Данте… Франческа… любовь, наконец.
Надо выдержать! Ведь я же Талестра.
Однако дело плохо — второй дезинтегратор умолк. Те, кто саботируют производство оружия для космоса, заслуживают смерти на таком вот гефестионском острове. И пусть рот у них будет полон красных муравьев, а ноги — погружены в карболовое озеро. И пусть они подохнут среди призраков, и сами превратятся в них!..
Я ползком добираюсь до другого дезинтегратора у следующей бойницы. Мне кажется, что я ползу долго, бесконечные века. Частокол дымится, настоящий огненный мост накрыл озеро. С истерическими криками женщины покидают убежище и убивают друг друга… Атенагора Бюветт размахивает белыми трусами, словно белым флагом, но огненный смерч мгновенно сжигает этот ничтожный символ, а заодно и десяток участниц этой процессии. Другие женщины бегут к озеру и бросаются в воду. Можно предположить, что они хотят добраться до другого берега и просить пощади у Ночных. Как будто здесь можно просить у кого-нибудь пощады. Будто в этом мире еще существует такое понятие!
Одних сжигает беспощадное пламя, другие идут ко дну, увлекая за собой своих детей. На месте маман я должна была бы сказать: «Ну и чудненько! Меньше бесполезных ртов!» Но я не маман.
А веки у меня пылают. Большинство палаток горит. Любительница псалмов взобралась на станину дезинтегратора, беспорядочно машет руками в сторону того берега, и вдруг превращается в пурпурную спираль… Дама Атенагора ползком убирается в убежище. Берег, наш берег, раскален докрасна…
Однако, под прикрытием наших дезинтеграторов, фиолетовым гномам удается добраться до острова, и они нападают с тыла на тех Ночных, которым удалось выйти на берег. Они бросаются им в ноги, бьют их топорами из полированного камня. Ах, маленькие храбрецы… Целые гроздья человеческих тел срываются в воду. У Данте в его стихах такого не было. Он во всем искал логику…
Но в аду не может быть логики.
Припав к последнему дезинтегратору, который тоже кажется раскаленным докрасна, я стреляю, стреляю…
И вдруг становится совсем тихо.
Никто больше не лезет на дымящийся берег.
И равнина на другой стороне пустынна.
Все.
Глаза и волосы у меня обожжены. Запястья болят. Я падаю ничком на землю, и наступает ночь.
Не знаю, сколько времени длилось мое беспамятство. Разбудил меня чей-то тихий, будто поющий голос:
— Что у вас болит?
Я подняла голову и одновременно увидела и возненавидела ее. Ничто не могло быть более реальным, чем этот силуэт из белого золота и перламутра, это облако, которое парило среди искрящихся льдов и звезд, на фоне меняющегося пейзажа Гефестиона. Белая туника блестела под лучами солнца Лебедя. Гномы и эльфы толпились вокруг.
Она была похожа на водяную лилию, на мертвую звезду…
