Можно предположить, что Грищенко не очень хотелось служить в таком вот послевоенном флоте, в подчинении у Трибуца и Орла. Можно предположить, что Грищенко дали понять: дорога наверх, к адмиральским звездам. ему заказана. И Грищенко ушел (разумеется, с разрешения и по рекомендации начальства) в Академию, в адъюнктуру. Прирожденный боевой командир, он с тех пор бывал на действующем флоте как руководитель практики курсантов, как сотрудник научного института, как гость — герой минувших сражений.
Грищенко написал книгу "Соль службы".
В ней Грищенко, обходя запреты политической цензуры, сказал почти всё, что хотел сказать (будущие исследования нашей подцензурной литературы весьма обогатят герменевтику — науку толкования текстов). В его книге много истин, которые не устаревают: нужно уважать матроса, авторитет командира—авторитет ума, образования, личности, а не количества нашивок.
Одну из главных истин Грищенко выражает словами своего друга, отважного командира-подводника Исаака Кабо: "Взаимная честность — основной закон дружбы, основной закон подвига".
"...Мы ни черта бы не выиграли,— пишет Грищенко, — если бы не любовь к отечеству, которая питала наше бесстрашие, нашу боевую дружбу и нашу способность приходить из боев сильными, даже когда бои изнуряли нас нещадно и крепко. Силой любви держится человек даже в невероятно трудных обстоятельствах. Эта книга о ратном труде подводников в годы Великой Отечественной войны предполагает доказать единственно важную для автора мысль. Повторю се еще рая: нас держала в войну сила любви к Родине. Другой задачи в этом повествовании у меня не было". Из традиционной формулы "за веру, царя..." Грищенко исключает идеологию и правящий режим.
В те годы требовалось прямое мужество, чтобы не писать о любви к коммунистической партии (даже в Корабельном уставе записано было, что командир корабля в первую очередь отвечает перед партией, а затем уже перед правительством...).
Читая книгу, чувствуешь, что Грищенко сравнивает свою судьбу с судьбой своего друга
Маринеско. Те же начальники отшвырнули и его представление на Героя. Удалили его с подводного флота.
Грищенко приводит в книге любимые стихи уже неизлечимо больного Маринеско,— видимо, и Грищенко находил в них утешение. "Ты обойден наградой. Позабудь. Дни вереницей мчатся. Позабудь. Неверен ветер вечной книги жизни: мог и не той страницей шевельнуть..." Название книги "Соль службы" объяснятся в с. 230-й, где речь о горькой судьбе Маринеско: "Да, как никто другой, он вкусил соли нашей службы. И, как никто другой, оставался верен себе".
Петр Грищенко тоже вкусил этой соли. И остался верен себе.
Звучат (наряду с адмиральской бранью в мой адрес) и вкрадчивые голоса: "к чему ворошить прошедшее? кому это нужно? о мертвых либо хорошо, либо ничего..." — я в таких случаях отвечаю: Гитлер тоже умер. Ложь и насилие не могут друг без дружки.
История, как мальчик в сказке, называет вещи их именами.
Поколения наших моряков не знали имени капитана 1 ранга царского флота Л. М. Щастного.
В Ледовом походе в 1918 году начальник Морских сил Щастный (кажется, вопреки желанию молодого советского правительства) спас для России Балтийский флот — 6 линкоров, 5 крейсеров, 60 больших и малых миноносцев, 12 подводных лодок и еще полторы сотни вымпелов. Многие из этих кораблей составили ядро того Балтфлота, который через 23 года принял удар фашистской Германии. Но окончании Ледового похода Щастного "судили" и казнили — по указанию Троцкого, Щастный много знал. При аресте у него изъяли телеграммы Троцкого о "возможной необходимости" уничтожить весь флот, а также документы из секретной переписки пред. совнаркома Ульянова (Ленина) с германским опративным штабом (см.: Звягинцев В., помощник начальника Управления военных трибуналов. Первый смертный приговор. Он был вынесен человеку, спасшему Балтфлот.— "Известия", 1990, 26 окт.).
Так, в мае 18-го года определилось в нашем флоте противостояние, живущее и по сей день. противостояние чести — служения Отечеству, и бесчестия — служения "политическим соображениям". История освещает наш день. Если, к примеру, нам ведомы дела Трибуца, то мы видим цену тем адмиралам из нынешних, для которых Трибуц — знамя и гордость.
Часть двенадцатая
Один из читателей "Вечернего Петербурга" (я благодарю читателей "Вечёрки", моряков и не моряков, за поддержку этого моего труда), моряк, бывший командир соединения подводных лодок, говорит в письме ко мне: "...восхищен Вашей дерзостью поднять пласт событий, которые многие не хотели бы трогать. Признаюсь, не все оценки событий и лиц мною приняты однозначно, но, в основном, я с ними согласен...".
Нет во мне дерзости. Мой читатель знает, что я в принципе не занимаюсь историей военного флота. Но коли наши флотские историки молчат, то — "аз, неразумный...".
Гордость наша — история побед. Но с течением времени всё тяжелее задумываешься...
История Балтийского подплава в войне — история его гибели. 47 погибших подводных лодок. И каждая (а 47 — это лишь по сегодняшним данным) набита была живым народом в робах и ватниках. Каждая имела возможность нанести тяжелый урон врагу -
Грищенко ("Схватка под водой", с. 193) приводит слова фашистского командира подводной лодки о положении дел в гитлеровском подплаве: "как правило, после восьмого или девятого выхода лодка не возвращается — погибает". Наша литература не дает возможностей для статистики. Очень немногие Балтийские лодки (большие) сделали за всю войну 5 и более боевых походов. Из 4 уцелевших к концу войны "малюток" — "М-90" сделала 6 выходов, и "М-102" — 10 боевых выходов ("малютки" имели автономность 10 суток, и в дальние рейды их не посылали).
Большая часть Балтийских лодок погибла в первом или втором походе.
В 41-м году из 53 лодок, бывших в строю на Балтике, погибли 27.
В 41-м году Балтийские подводные лодки потопили 3 транспорта противника (ДоценкоВ.Д. "Флот. Война. Победа...", с. 99).
Трибуц, бравый командующий (награжденный от Кремля всеми высшими флотоводческими орденами), бросил в Таллинском переходе на растерзание немецкой авиации все свои беззащитные транспорты, числом более 40, на которых плыли дивизии, и немецкая авиация их сожгла и утопила. Для немцев потеря 3 транспортов была, наверное, не очень чувствительна. Немцы в 41-м году имели на Балтике 1868 транспортов ("Краснознам. Балт. флот...", 1973, с. 207).
Если понадобятся стихи для будущего памятника Героям-Балтийцам, я думаю, нет лучше строк, чем написанные в 45-м году в стихотворении Анны Ахматовой "Победа":
"...Заплакал и шапку снял моряк, что плавал в набитых смертью морях вдоль смерти и смерти навстречу..."
Гибель и несправедливость — очень Русские темы. Гибель тральщика "Т-120" (трагедия тральщика "Т-120", называют её моряки) много лет не дает мне покоя. Николай Герасимович Кузнецов, в войну нарком ВМФ, в книге "Курсом к победе" (1975) часто одной фразой говорит о гибели крейсеров и эсминцев, и вдруг много места уделяет тральщику "Т-120".
Тральщик входил в состав Беломорской военной флотилии. Кузнецов (см. сс. 415-418) говорит о командующем флотилией адмирале Пантелееве (том самом, который в 41-м был начальником штаба КБФ...), о его страсти делать цветистые и недостоверные доклады.
В 39-м году, когда Пантелеев был начальником штаба Балтфлота, Кузнецов вынужден был сказать ему: "...если я еще раз услышу такой доклад, то дам телеграмму по флотам, чтобы ни единому вашему слову не верили". И вот в 44-м командующий флотилией адмирал Пантелеев докладывает наркому: "За этот тральщик мы расплатились сполна..."
Красиво докладывает. Почему так много внимания номерному тральщику?
Кузнецов рассказывает: тральщик шел в конвое, на конвой напала немецкая подводная лодка. Тральщику "Т-120" поставили задачу — "обнаружить лодку и потопить ее". Далее Кузнецов пишет: "По правде сказать, у старого тихоходного тральщика было мало шансов на победу в бою с современной подводной лодкой..."
