«Бедный Че! Я видела, как он страдает от астмы, и только вздыхала, когда начинался приступ. Он умолкал. дышал тихонечко, чтобы еще больше не растревожить болезнь. Некоторые во время приступа впадают в истерику, кашляют, раскрывают рот. Че старался сдержать приступ, успокоить астму. Он забивался в угол, садился на табурет или на камень и отдыхал. Иногда, разговаривая с ним, я замечала, что он начинает делать паузы между словами, сразу догадывалась, что у него приступ астмы, и спешила приготовить ему что-нибудь тепленькое, чтобы он выпил, согрел грудь. Ему тогда становилось легче. Пресвятая дева! Было так тяжело смотреть, как задыхается, страдает этот сильный и красивый человек!
Но ему не нравилось, когда его жалели. Стоило кому-нибудь сказать: «Бедняга!», как он бросал на него быстрый взгляд, который вроде бы и ничего не означал, а в то же время говорил многое. Ему надо было подать какое-нибудь целебное варево без вздохов и взглядов, без жалостливых слов: «Ох, господи, что же с тобой делается!»
Хотя этот странный повстанец был так не похож на них и говорил на «чудном» для них языке аргентинца, гуахиро относились к нему с доверием. Многих крестьян Че покорил своей простотой, мужеством и справедливостью, человеческими качествами, ценимыми на всех широтах мира.
Один из повстанцев, Рафаэль Чао, рассказывает: «Он всегда был в хорошем настроении, говорил, не повышая голоса. Он никогда ни на кого не кричал. Хотя в разговоре он часто употреблял крепкие слова. Но никогда не кричал на человека, не допускал издевок. И это несмотря на то, что он бывал резок, очень резок, когда это было нужно… Я не знал менее эгоистичного человека. Если у него бывал всего один клубень бониато,[22] он готов был отдать его товарищам».
Партизан должен быть аскетом, говорил Че, и таким был он сам всегда. Партизанский командир, учил Че, должен быть образцом безупречного поведения и готовности к самопожертвованию, и таким он был сам всегда.
Фидель Кастро говорит, что Че отличался тем, что не раздумывая брался за выполнение самого опасного поручения. Этот человек, посвятивший себя служению возвышенным идеалам, мечтавший об освобождении других стран Латинской Америки, поражал бойцов своим альтруизмом, своей готовностью осуществлять самые трудные дела и повседневно рисковать своей жизнью.
Партизан, писал Че, должен обладать железным здоровьем, это позволит ему справляться со всеми невзгодами и не болеть. Невольно слышится в этих словах сожаление, что он сам был больным человеком. О том, сколько духовных сил он тратил на борьбу со своим недугом, мы можем только гадать.
Следует ли удивляться, что этого человека уважали не только бойцы, но и гуахиро, на глазах которых он жил и боролся…
Дневник, который вел Че на протяжении всей войны, послужил основой для его знаменитых «Эпизодов революционной войны». Эта правдивая книга, насыщенная драматизмом и поэзией, — о суровой партизанской жизни, о горестях, мечтах и надеждах людей, пришедших сюда, чтобы победить или умереть в неравной борьбе с коварным, жестоким и беспощадным врагом. Но эта книга и о самом Че, о мужественном, скромном и добром человеке, хотя автор говорит о себе скупо, чаще всего с улыбкой или иронией, как бы стараясь дегероизировать себя.
Воспоминания Че по своему стилю — необычное явление в латиноамериканской мемуарной литературе. В них нет ни многословия, ни мелодраматизма, ни стремления автора представить себя идеальным героем.
Че не терпел рисовки, хвастовства, преувеличений, саморекламы. Его мужество не нуждалось в ретуши. Комментируя в «Эпизодах» бой у селения Буэйсито, которым он руководил, Че писал: «Мое участие в этом бою было незначительным и отнюдь не героическим — те немногие выстрелы, которые прозвучали, я встретил не грудью, а совсем наоборот».
Постепенно удалось наладить связь с подпольной организацией «Движения 26 июля», действовавшей в Сантьяго и в Гаване. Руководители подполья и активисты — Франк Паис, Армандо Харт, Вильма Эспин, Аидэ Санта-мария, Селия Санчес— прибыли в горы, где встретились с Фиделем. Подпольщики обязались обеспечивать повстанцев оружием, боеприпасами, одеждой, лекарствами, деньгами, направлять в горы добровольцев. Они также должны были мобилизовать массы на борьбу с Батистой.
Пока в горах держалась хоть горсточка бойцов во главе с Фиделем Кастро, Батиста не мог спать спокойно. С первого же дня высадки повстанцев он заявлял чуть ли не ежедневно, что «разбойники» — «форахидос» — окружены, разбиты, уничтожены. Он бросил на преследование повстанцев свои лучшие войска, авиацию. Но стрельба в горах не прекращалась, а значит, и теплилась у повстанцев надежда на то, что еще не все потеряно и что из высеченной Фиделем Кастро искры может в конце концов возгореться пламя всенародной освободительной борьбы…
Чтобы опровергнуть измышления Батисты о мнимом разгроме повстанцев, Фидель Кастро послал в Гавану Фаустино Переса с поручением установить связь с каким-нибудь авторитетным американским журналистом и доставить его в горы. Выбор пал на Герберта Мэтьюза, корреспондента газеты «Нью-Йорк таймс», который, минуя батистовских ищеек, пробрался в горы, где 17 февраля 1957 года встретился с Фиделем Кастро.
Неделю спустя Мэтьюз опубликовал в своей газете сенсационный репортаж с вождем повстанцев, в котором подтверждал, что Фидель Кастро жив и успешно сражается в суровых и почти непроходимых горах Сьерра-Маэстры. «Судя по всему, — пророчески писал Мэтьюз, — у генерала Батисты нет оснований надеяться подавить восстание Кастро. Он может рассчитывать только на то, что одна из колонн солдат невзначай набредет на юного вождя и его штаб и уничтожит их, но это вряд ли случится…»
Статья Мэтьюза, сопровождавшаяся фотографиями Фиделя и его бойцов в горах, еще больше подорвала и без того пошатнувшийся авторитет диктатора. Его противники за рубежом активизировали свою деятельность. Нарастала и борьба против диктатора в столице и других городах острова.
4 января в Сантьяго состоялась массовая демонстрация женщин против диктатора, которые несли плакаты с надписями: «Прекратите убивать наших сыновей!»
В Гаване готовилась к восстанию студенческая организация «Революционный директорат». 13 марта 1957 года ее члены предприняли нападение на радиостанцию, университет и президентский дворец, где надеялись захватить Батисту. Но хотя и эта попытка окончилась неудачно — большинство восставших погибло в бою с полицией и армией, — антибатистовские настроения продолжали расти.
Террор, произвол, коррупция, казнокрадство и пресмыкательство перед американскими бизнесменами, перед Пентагоном и госдепартаментом, характерные для режима Батисты, вызывали возмущение и негодование среди широких слоев населения острова, за исключением преданных диктатору полицейских и армейских чинов, продажных чиновников, богатых сахарозаводчиков и части местной буржуазии, строившей свое благополучие на сотрудничестве с американским капиталом.
В середине марта повстанцы получили подкрепление. Франк Паис снарядил им в подмогу отряд в 50 добровольцев, которыми командовал Хорхе Сотус, подпольщик из Сантьяго, принимавший участие в восстании 30 ноября. Этих добровольцев привез на грузовиках хозяин местной рисовой плантации Уберто Матос. И Хорхе Сотус, и Уберто Матос, ярые антикоммунисты, со временем предадут революцию и будут осуждены ревтрибуналом на длительные сроки тюремного заключения.[23] Фидель поручил Че встретить отряд Сотуса и принять его под свое командование. Однако Сотус категорически отказался передать отряд в распоряжение аргентинца. «Я же в то время, — пишет Че, — еще чувствовал комплекс иностранца и не хотел поэтому обострять отношения». Фидель, узнав об этом, сделал замечание Че, указав, что он должен был настоять на выполнении приказа.
Новое пополнение не было подготовлено к условиям партизанской войны в горах. Горожане с трудом передвигались по гористой местности, быстро уставая, избавлялись от грузов, причем бросали необходимое — еду и таскали второстепенное — туалетные принадлежности.
