Посетившему его во второй половине 1961 года в Га­ване советскому писателю Борису Полевому Че говорил;

— По профессии я врач, а сейчас вот в порядке рево­люционного долга — министр промышленности. Вам, мо­жет быть, кажется это странным? А впрочем, думаю, что вас это не удивит, ведь Владимир Ленин по профессии был адвокат, а среди его министров были и врачи, и юри­сты, и знаменитые инженеры… Ведь так?

Революция есть революция, и революционная необхо­димость по-своему расставляет людей. Если бы мне, когда я был в отряде Фиделя, давней дружбой с которым я гор­жусь, когда мы садились на яхту «Гранма» (а я был в этом отряде как раз в качестве врача), кто-нибудь сказал бы, что мне предстоит стать одним из организаторов эко­номики, я бы только рассмеялся.[34]

Одновременно с министерством промышленности пра­вительство создало Центральный совет планирования. Че принял самое активное участие в руководстве этим учреждением.

Параллельно Че продолжал заниматься строительством новой революционной армии. Все эти годы он руководил департаментом обучения министерства вооруженных сил, который отвечал за строевую и политическую подготовку не только бойцов и младшего офицерского состава Повстанческой армии, но и гражданской милиции. В этом же департаменте зародилась Ассоциация молодых повстан­цев — кубинский комсомол (ныне Союз молодых комму­нистов). По его инициативе этот департамент стал изда­вать широко читаемый на Кубе еженедельник «Вердэ оливо» — орган Повстанческой армии. В нем Че часто печатал фельетоны на международные темы.

Че входил в высшее руководство «Движения 26 ию­ля», а после его слияния во второй половине 1961 года с Народно-социалистической партией и Революционным студенческим директоратом в Объединенные революци­онные организации был избран членом Национально­го руководства, Секретариата и Экономической комис­сии ОРО.

В мае 1963 года ОРО были преобразованы в Единую партию кубинской социалистической революция (ПУРСК). Че стал членом ее Национального руководства и Секретариата.

В критические для революции дни, когда произошло вторжение наемников на Плайя-Хирон, Че возглавлял армию, размещавшуюся в провинции Пинар-дель-Рио. Бой на Плайя-Хирон еще не закончился, но он уже был там, в гуще событий. Французская журналистка Аниа Франкос так описывает свою встречу с ним в эти дни в своей книге «На Кубе праздник»:[35]

«Че окружен толпой милисиано, мне едва удается раз­глядеть из-за спин его бледное лицо. Черный берет, на темной зеленой куртке никаких знаков отличия… Мне вспоминаются восторженные слова моей приятельницы-аргентинки: «Все девушки Латинской Америки влюблены в Че. Он очень красив: бледное романтическое лицо с большими черными глазами и маленькой взъерошенной бородкой! Прямо Сен-Жюст!..» В одной из своих статей Сартр писал о Че как о подлинном герое революции и ци­тировал его слова: «Фидель мог бы найти голову получше моей, но вряд ли ему удалось бы найти более согласную с его идеями».

Аниа Франкос присутствует при разговоре Че с плен­ным наемником-негром.

— А ты что тут делаешь? — спрашивает Че пленни­ка. — Тоже явился ратовать за «демократию»? Участву­ешь в интервенции, которая финансируется страной расо­вой сегрегации? Да еще в компании буржуазных юнцов, которым плевать на то, что ты, чернокожий, не имеешь равных с ними прав. Ведь они ополчились против револю­ции, утверждающей достоинство всех рас! Ты взял в руки оружие ради того, чтобы эти отпрыски «приличных се­мей» снова завладели своими клубами, куда тебя, черно­го, и на порог не пустят!

Негр молчит. Че поворачивается к остальным пленным.

— Кто из вас был членом аристократических клу­бов?

Несколько человек поднимают руки.

— Каких именно?

Пленные называют один за другим «Клуб Наутико», «Мирамар», «Яхт-клуб» и так далее. Че обращается к негру?

— А ты имел право вступить в эти клубы?

— Нет, — отвечает он.

— Конечно, они боялись, как бы ты не загрязнил во­ду в их бассейнах. А вот насчет воды в Плайя-Хирон у них почему-то нет опасений! Ты заслуживаешь оправда­ния еще меньше, чем они, — заключил Че.

— Знаю, майор, — отвечает пленный. — То же самое мне твердили и милисиано.

Все эти годы Че жил скромно, он неустанно работал, усердно учился, изучал высшую математику и экономи­ческие науки, перечитывал «Капитал» Карла Маркса. Свои знания он передавал сотрудникам, но никогда не поучал их, не читал им нотаций. Че, как всегда, оставал­ся приветлив с друзьями, постоянно общался с рабочими, крестьянами, студентами, иностранными деятелями ком­мунистического и национально-освободительного дви­жения.

Че отдавал все свои силы строительству социализма на Кубе, защите и укреплению ее славной революции. Но в то же самое время он мечтал о большем, о конти­нентальной революции, об освобождении всей Латинской Америки, в том числе его родины — Аргентины, от империализма янки.

И если он, аргентинец, прибыл издалека на Кубу, чтобы сражаться за ее свободу, то с еще большим осно­ванием он мог покинуть Кубу, чтобы встать в ряды тех, кто поднимет знамя восстания в его родных пампасах или на перекрестках Анд, там, где парят кондоры и пасут стада лам индейцы, эти подлинные хозяева американской земли.

Но кубинская революция еще в колыбели. Правда, этот чудо-ребенок растет не по дням, а по часам, но все же ей еще предстоит преодолеть немалые испытания и немалые трудности, прежде чем Эрнесто Че Гевара смо­жет сменить свой министерский портфель на столь по­любившийся ему вещмешок партизана…

С первых же дней после победы революции Че и его единомышленникам было ясно, что борьба за социальное освобождение кубинского народа вызовет репрессии со стороны Соединенных Штатов, которые не пожалеют средств и сил, чтобы повторить на Кубе «гватемальскую операцию».

Конечно, кубинский народ в таком случае сражался бы до последней капли крови за свою землю, но он нуж­дался в оружии, он нуждался в помощи, и такую по­мощь, такую поддержку в создавшихся условиях мог оказать ему только Советский Союз.

Советский Союз мог оказать кубинской революции по­мощь столь необходимым для ее обороны оружием. Он мог предоставить ей и экономическую помощь, мог по­купать ее сахар, продавать ей нефть, машины, жизненно необходимые предметы потребления. Вашингтон и его местные ставленники знали и боялись этого, именно по­этому они пытались любыми средствами воспрепятство­вать контактам революционной Кубы с Советским Сою­зом, оперируя главным образом жупелом антикомму­низма.

Было еще одно обстоятельство, превращавшее в не­обходимость установление дружеских связей с Советским Союзом. Что означали социальные преобразования, кото­рые намеревались осуществить руководители кубинской революции, — аграрная реформа, национализация крупной капиталистической собственности, бесплатное обучение и медицинское обслуживание — словом, освобождение трудящихся от эксплуатации? Разве это не было социализмом или шагом, ведущим к нему? Конечно, эти реформы можно было назвать и иначе, но ведь не в на­звании дело. И Фидель, и Рауль, и Че слишком хорошо знали работы классиков марксизма-ленинизма, они понимали, что, ступив на путь антиимпериалистической и антикапиталистической борьбы, они рано или поздно придут к социализму, ибо другого пути, ведущего к из­бавлению от нищеты, бесправия и эксплуатации, нет и быть не может.