Он зевнул, прикрыв рот перчаткой. Карета обогнула Гайд-парк-корнер, мемориалы автоматчикам и артиллеристам и стала подниматься на Конститьюшн-хилл.

Джейн пискнула:

— Господи!.. Что это?

— Ролло!

На стене, окружающей сады Букингемского дворца, притаился лев с розовой птицей в зубах. Он выскочил на дорогу перед каретой и помчался вверх по холму.

— Гони за ним, О'Хара!

О'Хара щелкнул кнутом, и лошади понеслись галопом.

— Фэлкон, что это было?

— Ролло. Бедняга потерялся несколько дней назад.

— Он что-то ел.

— Я знаю, он питает слабость к фламинго. Боюсь, ее величество будет недовольна. В прошлый раз она явно была недовольна… Боже мой, для этого потребуется вся деликатность сэра Мортимера.

Он подождал под деревьями, когда закончится дождь, а потом вновь погнал осла вперед. Осел чихнул. Они вымокли и продрогли, но Воскресший Христос этого почти не замечал. Теперь, когда он опять остался в одиночестве, на него снизошли великий покой и уверенность, которые избавили его от бремени сомнений, страхов и нерешительности. Бремя осла было не столь эфемерным, но в некоторой степени защищало его от непогоды.

Когда они вывернули на дорогу, Воскресший Христос с удовольствием, но без удивления увидел, что по обеим ее сторонам столпились люди. Он придал своей физиономии выражение сдержанного презрения, схожего с ослиным, и они потрусили вперед.

Джаспер Джонс — глаза тверды как кремень — выехал на площадь. Дождь прекратился, но его кожаные краги блестели от сырости, а с полей шляпы срывались капельки воды. От дождя лошадь потемнела, будто ее надраили ваксой.

Джаспер направил лошадь на площадь, не позволяя себе обращать внимание на взгляды людей, которые за ним наблюдали. Многие узнавали его и говорили друг дружке: «Смотрите, вот он, Самый Голодный Пистоль Запада, человек с самыми свиными бобами прямо из банки».

Он ухмыльнулся под шляпой и выехал на открытое пространство, где находились фонтаны, а когда лошадь опустила голову, чтобы напиться, он соскользнул на землю, огляделся и увидал Долговязого Джона Убоище, который прислонился к каменному пьедесталу под Георгом IV.

— Убоище!

Долговязый Джон обернулся.

— Привет, Джаспер, — сказал он.

— Я искал тебя, — произнес Джаспер Джонс.

Все вдруг стихло. Они стояли лицом друг к другу, их разделяло двадцать ярдов пустой земли. Глаза Джаспера были тверды, как серебряные доллары. Он шагнул вперед и шпорой располосовал себе икру.

— Я говорил тебе держать свои грабли сборщика хлопка подальше от моей крали, Убоище.

Долговязый Джон оглянулся, но большинство людей смотрели в другую сторону. Он облизнул губы и нервно улыбнулся.

— А не пошел бы ты? — спросил он. — Я хочу посмотреть похороны.

— Да я тебя самого схороню, Убоище. У меня послание от нее, и ты получишь его из дула сорокапятки. Доставай пушку.

Долговязый Джон опять облизнул губы:

— Послушай, не надо так. Все равно ей на тебя плевать.

— Доставай пушку, вонючий койот, — проскрежетал Джаспер Джонс. Его глаза были тверды, как Скалистые горы.

— Не хочу, — ответил Долговязый Джон. — Я со всем этим покончил.

— Тогда я досчитаю до пяти, а потом пристрелю тебя как собаку, — процедил Джаспер Джонс. Он стоял расслабленно, правая рука повисла вдоль бедра.

— У тебя, видать, не все дома.

— Один…

— Джаспер?

— Два…

Долговязый Джон облизнул губы. За ним высилась стена.

— Три…

— Это нечестно! — Он заплакал. — Это просто нечестно, я устал от всего этого, устал ездить, стрелять и бегать — от себя не убежишь, говорил мне папочка!.. Я устал, я хочу сложить оружие!

— Четыре…

— Хочу осесть, обзавестись бабенкой, несколькими детишками, клочком земли для вспашки… — рыдал Убоище.

— Пять.

Убоище со всхлипом потянулся за револьвером. Тот со стуком упал на землю, прогремел выстрел из 45-го калибра: Джаспер опередил его и прострелил себе ногу. Джаспер выругался и осел. Долговязый Джон, стремительный, как гремучая змея, сграбастал свой кольт, пальнул Джасперу в живот и бросился через площадь мимо умирающего на коленях Джаспера. Горный лев с фламинго в зубах проскочил перед ним и бросился на спины толпы; еще дальше в его сторону по Мэлл громыхала розовая карета. Убоище бросился к ней с криком «Джейн! Джейн!» и добрался до края мостовой, когда Джаспер Джонс, перекатившись на живот и сжав револьвер обеими руками, тщательно прицелился в середину Убоищевой спины и прострелил ему голову.

Щеки Джейн разрумянились от погони. Глаза ее весело приплясывали, когда она улыбнулась сидевшему рядом с ней красивому аристократу.

— О, моя дорогая Джейн, — пробормотал он, поблескивая глазами, — похоже, вы наслаждаетесь.

То была правда. Но она лишь вздохнула. Тень пробежала по ее изысканным чертам, ее мягкая налитая грудь вздымалась.

«Слишком поздно, слишком поздно! — кричал голос внутри нее. — Ах, если бы мы встретились, когда были свободны!»

Ради него она с радостью повернулась бы спиной к обществу и сбежала с ним от всего этого в какое-нибудь идеальное местечко, но в глубине души сознавала, что это не принесет им счастья. Долг обязывал их играть свои роли на этом никчемном маскараде, хотя ханжеские условности, которые мешали им слиться, переполняли их отвращением. Нет, все, что они могли сделать, — это урвать несколько драгоценных минут вместе.

Утро выдалось скучное, дождливое, но сердце ее пело, пока лошади мчали вперед. Карету сильно трясло, и она положила руку на локоть своего спутника. Он кокетливо ей улыбнулся.

Когда карета вылетела на площадь, она восхищенно наклонилась вперед, увидев толпу вокруг себя. Будто все простолюдины города собрались здесь. Она улыбнулась и помахала им — но вдруг у нее перехватило дыхание.

— Смотрите! — крикнула она и указала на человека, бегущего к карете с револьвером в руке.

Она тут же его узнала и, тихо вскрикнув, сжала руку своего спутника. Закрыла глаза и услышала грохот выстрела.

Когда она открыла глаза, человек головой вперед валился на дорогу, а карета неслась вдоль края площади.

Джейн откинулась назад и почувствовала, что ее успокаивающе похлопывают по колену. Ее восхищала его безмятежность. Она храбро улыбнулась, бросила на него кокетливый взгляд и прижалась к нему, когда карета свернула за угол.

Лошади сбавили ход и теперь тихо брели по склону между людей. Когда Джейн подняла глаза, перед ней предстало зрелище, подобного которому она никогда не видывала. Узрев его, она непроизвольно стиснула руку лорда Малквиста, и кровь отхлынула от ее щек.

— Фэлкон, — выдохнула она, — что это?

Тут дверца распахнулась, и ее рука взлетела ко рту.

— Мой муж! — воскликнула она.

Траурный марш перекрывался барабанным грохотом. Похоронный марш взлетел в холодный воздух, с интервалом в одну минуту загремели пушки. Вдалеке терялась из виду длинная процессия, возглавляемая конными полицейскими в темно-синей форме.

За шеренгой лошадей шли два оркестра королевских воздушных сил в светло-синем, затем хаки территориальных и полевых войск, серые мундиры гвардейцев, предводительствуемых оркестром пехотинцев. Сзади них гордо печатали шаг валлийцы, ирландцы, шотландцы, гвардейцы и гренадеры. За ними пальму первенства оспаривали белые шлемы королевской морской пехоты и медные шлемы бригадиров ее величества.

Еще два оркестра, перед которыми несли знаки отличия и штандарты, затем первый ряд орудийных расчетов королевских морских сил, медленно и величественно тянущих гроб на стальном лафете. Черные лошади везли в закрытых каретах скорбящих членов семьи, за которыми шли мужчины с цилиндрами в руках. За ними второй отряд кавалерии ее величества возглавлял оркестры королевской артиллерии и городской полиции. В четверти мили от головы процессии маршировал арьергард из полицейских сил, пожарных и корпуса гражданской обороны.