— Я вижу, ты запомнила, — шепнул он, когда она приоткрыла рот, чтобы вскрикнуть. Его язык проник ей в рот, осторожно, как ночной воришка, лизнул ее маленькие белые зубки и убрался.

Рис поднялся и изучающе посмотрел на ее горевшее лицо, обрамленное растрепавшимися золотистыми волосами. Мысленно он проклинал ее нежную, удивительную красоту и в то же время восхищался ею, потому что она принадлежала ему. Он дотронулся до изящного колена Тори, утопавшего в шелках и кружевах. Рефлексивно она брыкнулась, но он зажал хрупкую голень в своей большой руке, и девушка сразу успокоилась.

Рис снял атласный тапочек сначала с одной ее ноги, потом с другой. После чего остановился, раздумывая, как поступить.

— Раздевать мне тебя, начиная с нижнего белья… или начнем с платья? — одновременно с вопросом он провел рукой по ее покрытой шелком ноге, погладив икру.

— Ты презренный, грубый, вульгарный, отвратительный… — она сыпала оскорблениями до тех пор, пока он не притянул ее к себе и не посадил на кровать.

Он расстегнул ей пуговицы до самой талии. Он и вправду не уступал в ловкости умелой горничной, так что похвалялся не зря. Ловкие проворные пальцы картежника, которые перебирают карты с такой быстротой, за какой не способен уследить глаз, с такой же легкостью отстегивали пуговицы. Он погладил через корсет тонкий позвоночник, потом принялся быстро распускать тесемки корсета.

Почувствовав, как ее спину обдуло прохладным воздухом, Тори впала в панику. Скоро он разденет ее догола! Она попыталась оттолкнуть его, но он быстро стащил платье с ее плеч, сковав тем самым руки. Когда развязанный корсет соскользнул вниз, грудь Виктории обнажилась. Осталась только нижняя кружевная рубашка, через которую все было видно.

«Точнее, почти все», — поправил он себя, дотрагиваясь сперва до одного маленького кораллового соска, потом до другого. У Виктории вырвался негромкий испуганный возглас. Он накрыл ладонями ее небольшие, прелестные груди, нежно поглаживая и сжимая их.

У нее захватило дух от такой откровенности, Тори парализовал стыд. Рис взял ее за руку, пощупал пульс и отстегнул белые шелковые пуговички на манжете. Повторив то же самое на другой руке, он одним движением снял рукава ее рубашки. Она автоматически вскинула руки, чтобы закрыть грудь.

Тори обняла себя руками, а он потянул ее к изножию кровати и перевернул лицом вниз. Запутавшись в своих собственных юбках, она оказалась в безнадежной ловушке; Тори брыкалась и приглушенно кричала, но все без толку. Рис начал развязывать бечевки ее панталонов и закончил распускать корсет.

— Ты такая тоненькая, что не нуждаешься в этих дурацких вещах, — произнес он и, стащив с нее приспособление из китового уса и кружев, кинул его на пол. Бусинки занавеса согласно звякнули.

Она повернула голову, кашлянула и зашипела на него:

— Все порядочные дамы носят корсеты. Рис опять повернул ее на спину и холодно улыбнулся.

— А вот потаскухи не носят, и ты тоже впредь не будешь носить его. Я единственный мужчина, который будет к тебе притрагиваться, Тори… отныне и навеки.

Чтобы подтвердить это, он погладил ее руки, потом скользнул к грудям. Она ахнула, когда его проворные пальцы схватились за твердый кончик соска, который выглядывал из-за неплотного щита ее рук.

Тори посмотрела ему в лицо. Его глаза горели страстью, губы были твердо сжаты. От ловкого обольстителя или дразнящего ухажера не осталось и следа. Им овладел холодный гнев и вместе с тем сладострастное желание. Рис намеревался лишить ее девственности, но не так, как поступил бы джентльмен со своей невестой, а как мужчина берет шлюху… именно так он, должно быть, обращался с этой ужасной Голдшток.

С трудом проглотив слюну. Тори собралась с духом — Рис между тем продолжал нахально ее разглядывать — и прошептала:

— Пожалуйста, не так… не надо…

— Что не надо. Тори? Не надо требовать от тебя выполнения супружеских обязанностей? Но ты знала, когда согласилась выйти за меня замуж, что жена обязана позволить своему мужу интимную близость. Даже Хедда должна была сказать тебе об этом! — презрительно добавил он.

— Да, она говорила… Но не надо так, только не в гневе…

— Ты ждешь от меня почтительного отношения к твоей утонченной чувствительности после всей этой комедии? — Рис откинулся назад и обвел рукой комнату под тиньканье занавески из бусинок. — Ты четко показала, какие у тебя ко мне чувства, Тори… по крайней мере, какими ты их себе представляешь. Может быть, я смогу показать тебе, что ты ошибаешься, — загадочно добавил он.

Он взялся за расстегнутое платье и развязанные панталоны и одним рывком сорвал с невесты все эти тряпки. Он бросил их на купидона, примостившегося на спинке изножья кровати.

— Никто, кроме меня, не будет любоваться тобой, — заявил он с подобием улыбки, но его взгляд оставался по-прежнему холодным, когда он изучающе рассматривал ее худенькую, почти голую фигуру.

Она лежала, затаив дыхание, на ней оставались лишь шелковые чулки, кружевные трусики и нижняя рубашка.

— В реке ты выглядела лучше, когда материя намокла и прилипла к твоему телу, но тогда ты была холодная… ты дрожишь и теперь, любовь моя; Опять замерзла? — спросил он с притворной заботой. — Давай я тебя согрею! Поверь мне, я раскалился, как печка!

Рис растянулся рядом с ней на кровати и одной рукой крепко прижал ее к себе. Вторая оставалась свободной и могла сновать по всему ее телу. Тори уперлась руками в твердые мышцы его груди. Рис не преувеличивал. Он весь пылал, стук его сердца передавался ей. Она зажмурилась, отдаваясь новым, ужасающим ощущениям. Упомянув про тот день на реке, он, казалось, воскресил в ее воображении все, что произошло между ними тогда, когда они почти голые, чуть ли не задыхаясь, прижимались друг к другу… как сейчас.

Но теперь они лежали в кровати, он прикасался к ней руками и губами, притрагивался к ней в таких местах, где никто никогда ее не трогал. Груди Виктории ныли, сердце стучало. Мускулистые бедра Риса сладострастно терлись о нижнюю часть ее тела, а растопыренную ладонь он положил на ее ягодицы. Цепочка влажных поцелуев протянулась от ее уха к шее, потом к ресницам, носу, губам. О да, она помнила, на что он способен… его губы коснулись ее губ, а зубы стали легонько, терпеливо покусывать их. Он хотел, чтобы она приоткрыла рот. Тори сопротивлялась, пока его рука не прошлась по ее бедру и, просунувшись между их телами, не нащупала грудь и не погладила ее.

Тори конвульсивно изогнулась, отстранясь от его ласк, и одновременно приоткрыла рот. Язык Риса быстро проник туда, он засовывал его и вынимал, пока Тори не почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Она не сразу сообразила, что он делает, когда Рис навалился на нее, вдавив в мягкий матрас и растянулся во весь рост. Его поцелуй никак не кончался, язык проникал в ее рот все глубже… Постепенно Тори-начало овладевать чувство апатии, вялость. Другого пока он ничего не делал, лишь целовал ее… но Господи, как же это было упоительно! Она слышала ровный стук его сердца, ощущала пленительную теплоту его тела. Рис лежал, опираясь на локти, чтобы не раздавить ее. Тори было покойно, почти приятно, такая близость была совсем не похожа на грубое насилие, которого она опасалась. Наконец он прошептал, обдав своим дыханием ее губы:

— Тори, обними меня за шею. — И снова стал целовать взасос. Она поразилась тому, что послушалась его. Он слегка переменил положение, и напряженные мышцы его спины расслабились.

Медленно, совсем медленно его левое колено раздвинуло ее ноги. Потом одна рука скользнула по ее животу и принялась гладить шелковистые завитки на лобке. На мгновение Тори напряглась, потом, когда он плотно прижал ладонь к лобку и замер, она опять отдалась его ласкам и поцелуям. Рис опустил руку пониже, гладя ее тело через шелковое нижнее белье, пока она инстинктивно не шевельнула бедрами.

У Тори ныло все тело. Напряжение, возникшее у нее в грудях, неумолимой волной распространилось теперь ниже, на живот и на срамное место, над которым колдовал Рис, шокируя и в то же время завораживая Тори. Это было приятно, но все ныло.