– И что же мне теперь делать? – спросила Изабелла.

– Ни-че-го, – отчеканил Джейми и, чуть подавшись вперед, коснулся ее запястья. – Вы ничего не должны делать. Вы уже сделали все возможное для этого человека с пересаженным сердцем и зашли в тупик. Ведь нельзя, в самом деле, пускаться на поиски настоящего донора…

– Настоящего донора? – перебила она.

– Ну, разумеется, – пожал плечами Джейми. – Ведь от кого-то он получил свое сердце. Очевидно, тогда же скончался еще один молодой человек. Вы нашли объявление в «Ивнинг ньюс». Но «Ивнинг ньюс» или «Скотсмэн» сообщают отнюдь не о каждом покойном. Какие-то смерти замалчивают. Кто-то просто предпочитает обойтись без газетного объявления.

Изабелла ничего не отвечала. Джейми ждал, что она заговорит, но она молча всматривалась в фасад «Скотсмэна». Из вращающихся дверей здания вышел человек в черном пальто и, пройдя несколько шагов, сел в поджидавшее у тротуара такси.

– Надо бы расспросить его, – заговорила наконец Изабелла.

– Кого?

– Его. – Изабелла указала на человека в черном. – Я его знаю. Это Энгус Спенс. Журналист из «Скотсмэна». Он может раздобыть любые сведения. Да, любые. А нам нужно одно только имя. И всё.

– Но почему вы думаете, что он этим займется?

– О, это долгая история. Когда-то мы купались в одной ванне. – Изабелла рассмеялась. – Нам было тогда по пять лет. Наши матери очень дружили. И мы часто виделись.

– Но зачем вам все это?! – Джейми нахмурился. – Неужели вы думаете, что другой донор, кто бы он ни был, тоже стал жертвой лобастого человека? Опомнитесь, Изабелла, право, опомнитесь!

– Нет уж, я размотаю этот клубок!

Взявшись за что-то, доводи дело до конца, подумала она. А я взялась за розыски. С первого раза промахнулась, но ведь не все шансы исчерпаны. Для Иана объяснение этой загадки поистине вопрос жизни и смерти. Он уверен, что выздоровеет, только если поймет суть загадочных видений. Иначе сердце не выдержит. Людям случается чувствовать угрозу смерти. Они не могут это объяснить, но чувствуют.

Она вспомнила, как стояла однажды в галерее Филипса перед ранней работой Модильяни. Художник изобразил дорогу, ведущую к горизонту. Справа и слева – зеленые поля, вдали холмы, но дорога вдруг обрывается в пустоте. И это связано, объяснил человек, стоявший рядом, с тем, что художник знал: его жизнь будет короткой. Знал, что она оборвется внезапно.

Отвернувшись от Джейми, Изабелла смотрела, как такси с Энгусом Спенсом набрало скорость и исчезло в конце улицы. Из тумана раннего детства все еще явственно выплывала картинка: просторная белая ванночка; в другом конце ее сидит маленький мальчик и, смеясь, плещет ей в лицо водой, а мама стоит рядом, наклоняется и что-то говорит. Ее мама, которую она изредка видит во сне, видит так, словно та не исчезла, а все еще здесь, так, как мы часто видим умерших: они у нас за спиной, словно легкое облачко, и их любовь поддерживает нас в жизни.

Изабелла с Джейми молча пошли обратно по Холируд-роуд. Он, ей казалось, вновь погрузился в мысли об Арво Пярте, а она думала об Энгусе Спенсе и о том, как с ним связаться. Немного не доходя до Kay-Гейт они попрощались, и Джейми повернул в узкую аллейку, выводящую снова на Лазаретную. Она смотрела ему вслед, и, обернувшись, он помахал ей, а потом быстро пошел дальше. А Изабелла продолжала идти по улице Kay-Гейт, тянущейся под Южным мостом и мостом Георга IV – низкой, утопленной части Старого города. По обе стороны высокие, каменные, с давних времен прокопченные дома, опутанные лабиринтом тупичков и проулков, словно тянулись вверх, пытаясь пробиться к свету. Здесь чувствуется что-то странное, думалось Изабелле. В мрачном сердце Старого города живут сплошь нелюдимы, прячущиеся по своим норам, намертво запирающие двери. И голосов не слышно – только отзвуки эха.

Она дошла до перекрестка Kay-Гейт и Грассмаркет. Перейдя через дорогу, начала подниматься вверх по Кэндлмейкер-роу. Если идти этим путем, то минуешь кладбище Грейфрайерз, пересечешь парк Медоуз и через полчаса будешь дома. Она еще раз осмотрелась. Справа тянулась кладбищенская стена, за которой лежали останки мучеников, сторонников ковенанта,[4] кровью вписавших свои имена в борьбу за свободу шотландской веры. Умерших за свое Дело. Какой же силой духа надо обладать, чтобы идти на смерть во имя того, что считаешь правдой? – подумала Изабелла. А ведь во все эпохи находились люди, достаточно мужественные для этого. Есть ли такой запас мужества у меня? Нет, решила она, скорее всего, нет. Люди, которые размышляют о мужестве, чаще всего лишены его.

Кэндлмейкер-роу была совершенно безлюдна. Никого, кроме двух подростков из расположенной за углом Школы Джорджа Хериота. Школьники в форменных белых блузах прижались к стене, давая Изабелле пройти, а потом захихикали ей вслед. Улыбнувшись, Изабелла обернулась. Ей понравилась озорная мордашка одного из приятелей, типичная для того возраста, когда мальчики вдруг неожиданно превращаются в юношей. И вот тут-то, в этот самый миг, она увидела его. Чуть отставая от нее, он шел по другой стороне переулка, в том же, что и она, направлении. Сразу же отвернувшись, она поспешила дальше. Ей не хотелось еще раз встречаться с Грэмом, не хотелось снова наткнуться на его взгляд и прочесть в нем прежнюю ненависть. Поднявшись по Кэндлмейкер-роу, она повернула и вышла на Форрест-роуд. Здесь уже попадались и прохожие, и машины. Осторожно, едва не касаясь стен, проплыл автобус. Замер перед витриной мужчина с черной собакой на поводке. Прошли навстречу две девушки в мини-юбках. Студент в съезжающих с бедер джинсах, намеренно демонстрирующих верхнюю полоску трусов, шел, обнимая свою подружку за талию, а она нежно засунула пальчики в задний кармашек его джинсов и даже не пыталась замаскировать интимность жеста. Изабелле захотелось проверить, где же там идет Грэм. Он мог свернуть в конце Кэндлмейкер-роу, мог пойти дальше – к мосту Георга IV, но нет, он был здесь, всего в нескольких метрах. Вроде бы не смотрел на нее, но был так близко, что вот-вот догонит и тогда неминуемо увидит.

Ускорив шаг, она опять украдкой оглянулась. Он был еще ближе и теперь, безусловно, видел ее. Она поспешно отвернулась. Впереди угол Санди-Белл, совсем рядом вывеска: «Виски. Эль. Музыка каждый вечер». Секунду поколебавшись, она толкнула дверь и вошла в обшитый деревом зал с длинной полированной стойкой красного дерева и полками, плотно уставленными бутылками виски. К счастью, уже сейчас, хотя было всего начало шестого, в баре оказалось достаточно посетителей. Позже здесь будет не протолкнуться, загремит музыка, и звуки скрипок станут соперничать с возгласами, пением и свистом. Подойдя к стойке, она с облегчением увидела, что свободно место не рядом с мужчиной, а рядом с женщиной. Изабелла в общем не жаловала бары, но сейчас рада была оказаться среди людей, в безопасности. Предположение, что Грэм преследовал ее, выглядело нелепым. Какие преследования днем в Эдинбурге, да еще и на этих улицах? И все-таки она точно знала, что он шел за ней.

Женщина, рядом с которой пристроилась Изабелла, взглянула на соседку и слегка кивнула. Изабелла улыбнулась в ответ, заметила, что у женщины вокруг рта мелкие морщинки, какие сразу выдают курильщиц. Женщине было слегка за тридцать, но алкоголь, никотин и заботы заметно ее старили.

Приподняв бровь, бармен выжидающе смотрел на Изабеллу, и она вдруг растерялась. Давным-давно, когда они с Джоном Лиамором ходили по лондонским пабам, он пил «гиннес», а что же пила она? Оглядев ряд бутылок, она вспомнила, как бывала у Чарли Маклина на вечеринках, которые он называл «дегустация виски». Названия сортов давно выветрились из памяти, но, посмотрев на бутылки, она узнала одну из них и указала на нее бармену. Тот кивнул. Женщина рядом с Изабеллой вертела свой почти пустой стакан. Изабелла обрадовалась поводу завести разговор.

– Можно вас угостить? – спросила она, кивая в сторону бармена.