– Пожалуй, – признал он, глядя на мелькающие за окном темные поля.

– И еще одна вещь. Она называется разрешение, кода. Все музыканты прекрасно чувствуют это. Любое музыкальное произведение стремится к разрешающему финалу, к точно найденной заключительной ноте. Если это не удается – всё насмарку. То же относится к жизни. Да, в точности то же.

Иан никак не откликнулся на эти слова, но думал над ними всю дорогу до Эдинбурга, а потом вечером, дома. Думал в молчании и с благодарностью. Он не был уверен в правильности объяснения Изабеллы. Возможно, оно и верное, хотя ему так не казалось. Однако что ж с того? Разве важно, как ты доберешься до места, куда стремишься, если ты до него действительно доберешься?

Она пригласила Джейми на ужин, и он принял ее приглашение. «Принесите ноты, чтобы вы могли петь, а я – аккомпанировать, – сказала Изабелла. – Выберите, что захочется».

Джейми пришел в семь часов с репетиции в Королевском зале, полный досады на работавшего с оркестром дирижера. Изабелла налила ему вина и сразу же повела в музыкальную комнату. На плите в кухне ждала тушеная рыба, на столе – свежие французские батоны, свеча, которую они зажгут позже, голландские салфетки с узором в духе дельфтского фаянса.

Сев к роялю, она открыла принесенные ноты. Шуберт и Шуман. Это было привычно, от этого веяло уютом, но сейчас ей хотелось другого.

– Спойте то, во что можно вложить всю душу, – попросила она после третьей песни.

– Неплохая идея, – с улыбкой откликнулся Джейми. – В самом деле этим репертуаром я сыт по горло. – Порывшись в нотной папке, он вытащил два-три листка и вручил их Изабелле.

– Якобитская песня? – удивилась она. – «Прощальная песнь Дервентвотера». Что это?

– Элегия, – разъяснил Джейми. – Я нашел ее в сборнике «Якобитские песни», составленном Хоггом. Повествует о бедном лорде Дервентвотере, казненном за участие в восстании. О том, с чем ему горько расставаться. Очень грустная.

– Вижу, – сказала Изабелла, взглянув на слова. – А текст в конце – его монолог?

– Да, – кивнул Джейми. – По-моему, очень трогательный. Написан всего за несколько минут перед казнью. Он был верным другом Иакова Третьего. Они вместе росли в Сен-Жерменском дворце.

– Верный друг, – задумчиво проговорила Изабелла, пристально вглядываясь в ноты. – Величайшее в мире благо – дружба.

– Я тоже так думаю. – Наклонившись над нотами, Джейми указал на один из абзацев напечатанного текста. – Смотрите, что он пишет. На самом пороге смерти – за десять минут до нее. Смотрите: Благословляю весь этот мир.

Изабелла, вслушиваясь, молчала. Благословляю весь этот мир – звучало у нее в голове. Да, это действительно кода.

– А теперь взгляните сюда, – попросил Джейми. – Вот. Он говорит: От всего сердца прощаю тех, кто неблагородно оклеветал меня. Он пишет это и идет на казнь.

– Сколько в них было достоинства, – с жаром сказала Изабелла. – Возможно, не во всех, но в очень многих. Взять хоть Марию Стюарт. Насколько иным был их мир.

– Да, – согласился Джейми. – Но мы живем в сегодняшнем. Так что начнем!

Он пропел горестную элегию, и, когда замер последний звук, Изабелла поднялась и закрыла рояль.

– А теперь рыба, – объявила она. – И, конечно, еще один бокал вина.

Ужиная при свечах, они подбирали остатки рыбного соуса, макая в него куски французского батона. И вдруг Джейми, сидевший напротив окна, насторожился и замер.

– Там, – прошептал он. – Сразу за окном.

Изабелла обернулась. Медленно, потому что уже понимала, о ком идет речь, и боялась спугнуть его резким движением.

Братец Лис смотрел в комнату. И видел двух людей. Видел, как они подняли, приветствуя его, бокалы с вином, и удивился, как это жидкость висит сама собой, чудом, в воздухе.