— С вами все в порядке?

Этот взгляд на его лице! Господи всемогущий!

— Я тут ехал! Я видел, как вы спускаетесь!

— Слушай, — говорит Йегер. Боль в пальце просто ужасна. — Слушай, у тебя есть нож?

Парень засовывает руку в карман и вытаскивает перочинный нож. Йегер начинает срезать перчатку с левой руки. Он не может больше этого выносить. Парень стоит рядом, словно загипнотизированный. Судя по его взгляду, Йегер представляет, как он сейчас выглядит. Его шея, вся левая сторона головы, ухо, щека, глаз, половина волос, должно быть, сгорели. Глазница рассечена и распухла, покрылась запекшейся кровью. Лицо, ноздри и губы испачканы горелой резиной. А он стоит посреди пустыни в компенсирующем костюме, с задранной головой, прищурившись на один глаз, и работает над левой перчаткой перочинным ножом. Нож прорезает перчатку насквозь и входит в палец… Перчатку и палец уже невозможно воспринимать по отдельности. Похоже, палец расплавился… Надо стянуть перчатку — ужасно больно. Он стягивает перчатку, и вместе с ней слезает толстый ломоть обгоревшего мяса с пальца. Жареное сало…

Громкий звук — это парень. Его тошнит. Это было для него слишком, бедный ублюдок. Он смотрит на Йегера. Его глаза открыты, рот тоже. Он не может удержаться от рвоты.

— О боже, — говорит он. — Вы… Это просто ужас!

Еще один добрый самаритянин! Еще один врач! И тут же ставит диагноз! Это все, что нужно человеку: в возрасте сорока лет пролететь сотню тысяч футов в плоском штопоре, проделать в земле дыру на миллион долларов, сжечь полголовы и руку, практически лишиться глаза… и тут же появляется добрый самаритянин, которого словно бы послал дух самой Панчо Барнес, чтобы произнести полуночный вердикт посреди сиротливых деревьев Джошуа. А раздвижные двери громыхают, и фотографии сотни погибших пилотов раскачиваются в своих рамках:

— О боже… Это просто ужас!

Через несколько минут прибыл спасательный вертолет. Медики нашли Йегера стоящим посреди мескито — его и какого-то парня, проезжавшего мимо. Йегер стоял прямо, со свернутым парашютом и со шлемом в изгибе руки и спокойно смотрел на них тем, что осталось от его лица: как будто они привезли ему новое назначение.

В госпитале выяснилось, что Йегеру повезло. Кровь, залившая левый глаз, запеклась, образовав прочную корку, иначе Йегер мог бы лишиться глаза. Он получил ожоги головы и шеи третьей и второй степени. Их пришлось лечить в госпитале целый месяц, но зато не осталось никаких уродливых следов. Йегер даже полностью восстановил работоспособность левого указательного пальца.

Случилось так, что в день полета Йегера, примерно в то время, когда он направлялся на взлетную полосу, секретарь госбезопасности Роберт Макнамара объявил, что программа Х-20 сворачивается. Хотя официально Лаборатория пилотируемых орбитальных полетов продолжала действовать, было очевидно, что никаких военных космических путешественников в Америке не будет. Парни из Хьюстона оставались единственными. Вершина пирамиды принадлежала им и могла довести их до звезд, если они были на то способны.

Йегер снова получил статус летчика и возобновил преподавание в своей школе. Он совершил еще более сотни вылетов на тактических бомбардировщиках В-57 в Юго-Восточной Азии.

Никто так и не побил рекорд русских на NF-104, и даже не пытался. На высоте более ста тысяч футов в «оболочке» самолета оказывалось полным-полно дыр. А Йегер больше и не стремился установить рекорд в небе над пустыней.

Что ж, бог дал — бог взял. После триумфа Гордона Купера Алан Шепард развернул кампанию за еще один полет на «Меркурии» — трехдневный, в который должен был отправиться он сам. Его поддерживали Уолт Уильямc и большинство астронавтов. Но Джеймс Уэбб с легкостью лишил их молчаливого благословения президента Кеннеди и объявил, что проект «Меркурий» полностью завершен. НАСА и президентской администрации хватало хлопот и без продолжения полетов «Меркурия»: нужно было получить от Конгресса сорок миллиардов долларов на лунные программы «Джеминай» и «Аполлон». Атмосфера двухгодичной давности, когда Кеннеди вздымал руки к луне, а конгрессмены аплодировали и предлагали неограниченный бюджет, полностью испарилась… Разве космическая гонка была гонкой за выживание? Разве Соединенным Штатам угрожало вымирание нации? Разве тот, кто контролировал космос, контролировал и землю? Разве русские собирались поставить красную отметку на Луне? Настроения тех дней все уже забыли. В середине июня 1963 года Главный конструктор (по-прежнему безымянный гений!) запустил на орбиту «Восток-5» с космонавтом Валерием Быковским на борту, а два дня спустя на борту корабля «Восток-6» в космос отправилась первая женщина — Валентина Терешкова. Они оставались на орбите три дня, летели на расстоянии трех миль друг от друга и приземлились на советской территории в один и тот же день, но даже это не воскресило былой воинственности Конгресса.

В июле Шепарда начал беспокоить звон в левом ухе и периодические головокружения — это были симптомы болезни Менье, поражающей среднее ухо. Как и Слейтону, ему пришлось отказаться от активной деятельности астронавта, и летать он мог только на самолетах, со вторым пилотом на борту. А Слейтон тем временем принял решение, немыслимое для большинства кадровых офицеров. Он уволился из авиации после девятнадцати лет службы: не хватало всего года для получения пенсии, этой золотой награды, сиявшей на горизонте сквозь все эти годы финансовых трудностей. Проблема Слейтона состояла в том, что руководство военно-воздушных сил решило отстранить его от полетов по состоянию сердца. А как гражданский сотрудник НАСА он мог летать на высокотехнологических самолетах сколько угодно, если только его сопровождал второй пилот. Он мог повышать квалификацию, у него сохранялся статус летчика, и он надеялся, что рано или поздно докажет: у него есть нужная вещь, чтобы подняться в воздух в качестве астронавта. А в сравнении с такими соображениями пенсия значила не так уж и много.

19 июля Джо Уокер поднял Х-15 на 347 800 футов, то есть на шестьдесят шесть миль, побив прежний рекорд в 314 750 футов, установленный Бобом Уайтом годом раньше. А 22 августа Уокер достиг высоты 354 200 футов, или шестьдесят семь миль, то есть преодолел границу космоса на семнадцать миль. Кроме Уайта и Уокера только один человек поднимался на Х-15 выше пятидесяти миль. Это был дублер Уайта Боб Рашуорт, который в июне достиг высоты 285 тысяч футов — сорока четырех миль. В военно-воздушных силах установили практику награждать петлицами с надписью «Астронавт военно-воздушных сил» всех военных пилотов, кто поднимался выше пятидесяти миль. Да, они использовали само это понятие: астронавт. И теперь у Уайта и Рашуорта, первого пилота и пилота-дублера Х-15, были такие петлицы. Джо Уокер, как штатский сотрудник НАСА, для этого не подходил. Поэтому старые приятели Уокера из Эдвардса пригласили его на обед в ресторан, где они немного выпили и прикололи ему на грудь картонные петлицы. На них было написано: «Асстронавт»[3]

28 сентября семеро астронавтов «Меркурия» отправились в Лос-Анджелес на торжественный банкет, устроенный Обществом летчиков-испытателей. Вдова Айвена Кинчелоу, Дороти, вручила им Премию Айвена С. Кинчелоу за выдающиеся профессиональные навыки в проведении летных испытаний. В прессе этому событию посвятили не больше абзаца, да и тот был списан с текста речей астронавтов. После всех этих медалей «За отличную службу», после парадов и выступлений перед Конгрессом, после всех наград, которые только могли придумать политики, частные учреждения и Благовоспитанное Животное, Премия Айвена С. Кинчелоу не казалась чем-то особенным. Но для семерых астронавтов этот вечер значил очень много. Блистательный Кинч, белокурый красавец-пилот, был самым знаменитым из погибших пилотов, летавших на ракетных истребителях, и он наверняка установил бы свои собственные порядки в авиации, будь он жив. Он назначил бы Боба Уайта первым пилотом Х-15 и бог знает, что еще он сделал бы. В авиации существовало множество наград, но Премия Кинчелоу — за «профессиональные навыки» — считалась в братстве тест-пилотов главной. Семеро парней наконец-то замкнули круг и восстановили свою несколько пошатнувшуюся славу. Они добивались того, чтобы в проекте «Меркурий» пилоту досталась подобающая роль, и, шаг за шагом, добились этого. Полет Купера показал, что космическим кораблем можно управлять классическим образом, рискуя жизнью. А теперь они добились последнего, в чем им отказывали на протяжении нескольких лет, в то время как вся нация безоговорочно боготворила их: истинные братья признали их равными, признали тест-пилотами космической эры, по праву занимающими вершину пирамиды нужной вещи.