Но в эту ночь постамент играет совсем другую роль; сегодня это сцена, на которой Энди устроил композицию под названием «Майор Лингари (в отставке)» — в полной форме, но с сорванными знаками различия, рядом лежит его сломанная сабля.

Он убит двумя выстрелами в голову.

Мы с Макданном стоим и какое-то время смотрим на него.

Утром на Чемберс-стрит мне дают вполне сносный завтрак и возвращают мою одежду. Оставшуюся часть ночи я провел в той же камере, но на этот раз дверь не запирали. Они отпустили меня, заставив сперва кое-что подписать.

Комната для допросов на Чемберс-стрит меньше и грязнее, чем в Паддингтон-Грине; стены здесь выкрашены в зеленый цвет, пол покрыт линолеумом. Я стал неплохо разбираться в комнатах для допросов — эта явно и на одну звезду не потянет.

Сначала коп из Тейсайдской уголовной полиции хочет узнать всю историю о мужчине из леса, который превратился в труп из тоннеля. Звали его Джеральд Радд; он двадцать лет числился пропавшим без вести — отправился в Грампианские горы и исчез; он и в самом деле (по иронии судьбы) был полицейским, хотя и на полставки. Констебль для особых поручений, начальник отряда бойскаутов из Глазго, он уже находился под следствием, обвиненный в приставании к одному из бойскаутов.

В одиннадцать — кофе (они даже послали кого-то купить мне сигарет), затем еще один разговор, под аккомпанемент моего кашля, — на этот раз с двумя копами из уголовного розыска Лотиана; они хотят узнать, что мне известно про Хэлзила и Лингари.

Ночное расследование не дало особых результатов. Внутри рыбного магазина все было еще причудливее, чем на витрине, — Энди из пальцев доктора на прилавке выложил слово «ЛЖЕЦ» (правда, буквы с округлыми формами вызвали у него некоторые затруднения), да еще кто-то видел белый «эскорт», отъезжавший от постамента на Норт-бридж незадолго до того, как там обнаружили тело Лингари. Позже эта брошенная машина была найдена на Лейт-уок. Они теперь перетряхивают рыбный магазин и машину, но думаю, ничего там не найдут.

Около половины первого приходит Макданн еще с одним полицейским в штатском. Он представляет его — инспектор Бюрал из Лотиана. Они пока оставляют у себя мой паспорт и все еще хотят, чтобы я продолжал им сообщать о своих передвижениях, на случай если прокурор решит возбудить дело по Радду. Мне приходится расписаться за паспорт. Я много кашляю.

— Тебе с этим кашлем надо показаться врачу, — говорит Макданн, голос у него сочувственный.

Я киваю; от кашля у меня слезы на глазах.

— Да, — хриплю я, — неплохая идея.

Вот прогуляюсь да опрокину пару кружек пивка, и сразу — к врачу, думаю я.

— Мистер Колли, — говорит полицейский из Лотиана; парень чуть постарше меня, серьезного вида, с очень бледной кожей и жидкими черными волосами. — Я уверен, что вы поймете нашу обеспокоенность: Эндрю Гулд, вероятно, еще в городе, а тут европейский саммит на носу. Инспектор Макданн считает, что Эндрю Гулд постарается связаться с вами, а может, даже убить вас или похитить.

Я смотрю на Макданна — он кивает, не раскрывая рта. Должен признаться: мысль о том, что Энди нанесет визит, и мне пришла в голову, в особенности после этого «ЛЖЕЦ». Бюрал продолжает:

— Если не возражаете, мистер Колли, мы бы хотели временно разместить в вашей квартире двух наших сотрудников, а вас поселим в отеле.

Макданн втягивает сквозь сжатые зубы воздух, и сейчас этот звук вызывает у меня чуть ли не смех. Но я не смеюсь — я кашляю.

— Я бы посоветовал тебе согласиться, Камерон, — говорит мне Макданн, нахмурившись, — Конечно, можешь сначала забрать оттуда какие-то вещи, одежду, но…

Дверь распахивается, и в комнату влетает полицейский в форме; он бросает взгляд в мою сторону и что-то шепчет на ухо Макданну. Макданн смотрит на меня.

— Какой такой подарок он может тебе оставить в Торфин-Дейле?

— Торфин-Дейл? — повторяю я.

Тошнота снова подступает к самому горлу. Господи ты боже мой, господи ты боже мой. Ощущение такое, будто дали ногой по яйцам. С трудом заставляю себя произнести:

— Там живут Уильям и Ивонна — Соррелы.

Несколько секунд Макданн молча смотрит на меня.

— Адрес? — говорит он.

— Бабертон-драйв, четыре, — говорю я.

Он поднимает взгляд на полицейского в форме:

— Слышал?

— Да, сэр.

— Несколько машин туда и одну для нас. — Он встает и кивает нам с Бюралом. — Пошли.

Я встаю, ноги меня плохо слушаются; мы быстро идем из участка навстречу яркому, холодному дню. Водитель в форме бежит впереди нас, натягивая на ходу куртку, открывает перед нами двери цивильного «кавалера».[94]

Подарок для меня в Торфин-Дейле. Господи, только не это!

— Давай! Мотай отсюда! Дорогу!

— Успокойся, Камерон, — говорит Макданн.

Бюрал кладет рацию. Макданн спросил у меня номер домашнего телефона Уильяма и Ивонны; сейчас туда пытаются дозвониться с Чемберс-стрит, они нам сообщат, как только соединятся.

— Давай! — бормочу я себе под нос; будь моя воля — эта дорога мигом бы опустела.

Водитель выжимает из машины все, что можно; у нас включены сирена и мигалка, и мы обгоняем всех, перестраиваясь из ряда в ряд, иногда слегка рискуем; слишком много машин. Что всем этим людям нужно на дороге? Почему они не на работе, не дома, не пользуются общественным транспортом? Что, эти суки уж и пешком пройтись не могут?

Мы под вой сирены пролетаем на красный на Толлкросс, разгоняя машины во все стороны, перестраиваемся на полосу для поворота направо на Хоуи-стрит, резко виляем, объезжая старушку на пешеходном переходе на Бранстфильде, и с ревом проносимся по Колинтон-роуд — машин здесь уже меньше. Что-то тараторит рация, я наклоняюсь вперед, пытаясь услышать. Патрульная машина уже у дома; никого поблизости не видно. Чувствую боль в руках, смотрю вниз: пальцы сплелись с такой силой, что на запястьях вздулись жилы. Я откидываюсь назад и тут же заваливаюсь на бок — мы уворачиваемся от машины, неожиданно выскочившей из боковой улицы. Голос по рации сообщает, что двери гаража рядом с домом открыты. Патрульным полицейским у дверей дома никто не отвечает.

Мы мчимся, срезая извилины дороги. Я сижу на заднем сиденье и разглядываю обивку на крыше, кашляю все время, в глазах стоят слезы. Господи ты боже мой, Энди, умоляю, не надо.

Мы влетаем на территорию Торфин-Дейла между высокими столбами из песчаника — воротами старого поместья; на Бабертон-драйв все как всегда, если не считать полицейских автомобилей, припаркованных на дорожке, ведущей к тупичку перед домом. Все три гаражные двери распахнуты. Не знаю почему, но у меня от этого возникает дурное предчувствие.

«Мерс» Уильяма стоит на месте, «325-го» Ивонны в гараже нет.

Мы останавливаемся на дорожке. Я не сразу соображаю, что ни к кому не пристегнут наручниками. Водитель остается в машине — он переговаривается с кем-то по рации.

По дорожке от входной двери к нам направляется полицейский в форме, кивая Бюралу и Макданну.

— Никто не отвечает, сэр. Внутрь мы еще не заглядывали. Мой напарник пошел посмотреть за домом, в саду.

— Из гаража в дом можно попасть? — спрашивает Макданн.

— Кажется, да, сэр.

Макданн смотрит на меня:

— Ты знаешь этих людей, Камерон; на них это похоже — оставить дом вот так?

Я мотаю головой.

— Они никогда не забывают о безопасности, — говорю я ему.

Макданн втягивает воздух сквозь сжатые зубы.

Мы входим в гараж — складные двери подняты. Обычный для долбаных нуворишей гаражный хлам: чемоданы, снаряжение для гольфа, гидроцикл на своем прицепе, верстак, у стены стеллаж, на котором аккуратно разложены автоинструменты и садовый инвентарь, почти все блестит и ни разу не было в употреблении, на стене висят пара мешков с лыжными ботинками и чехлы с лыжами, тут же парочистка, мини-трактор для ухода за газоном, большой серо-черный мусорный бак на колесиках и два горных велосипеда. Места в тройном гараже много, но загроможден он без всякого порядка; если бы тут еще была и машина Ивонны, вообще яблоку негде было бы упасть.