Эл двигает головой — его подбородок почти ложится мне на плечо. Он всматривается вперед. Достает очки из кармана пиджака (я знаю, он о них очень уж печется) и надевает их.

— Ну? — спрашивает он, и в голосе его слышится раздражение.

Подходит барменша, наливает кружку пива, а потом поднимает зенки наверх — что это я там высматриваю — и стоит, загораживая мне обзор, мне приходится наклонять голову, но только когда она уходит, я снова вижу то, что прежде.

— Камерон, чего это ты несешь? — говорит Эл.

Он поворачивается и смотрит на меня. Я снова смотрю в зеркало.

Господи! И его тоже не видать!

Может, все дело в бурбоне «Сазерн камфорт», который мы выпили за победу Клинтона над Бушем, вернее, в его, этого самого бурбона, количестве. Хорошо хоть, что мы не стали пить «Будвайзер», как предлагал Эл; странно, что ему вообще могла прийти в голову такая мысль — отравлять наши организмы подделкой под пиво, сваренной в Соединенном Королевстве; да оно и в оригинале-то — шипучая моча (а у них еще хватает наглости рекламировать его как «оригинальный продукт»!) Вот вам еще один из Великих Обманов Рекламы, зомбирующей обитателей Эссекса,[43] у которых и без того уже кора головного мозга прекратила свою деятельность — их серое вещество неизбежно атрофировалось за годы чтения «Сан» и питья «Скола».

Я тычу пальцем — на меня как на психа смотрит барменша, которая в этот момент проходит мимо и едва не лишается глаза.

— Меня не видно! — визжу я.

— У тебя жопа вместо головы, — говорит Эл и снова присасывается к своей кружке.

Один из типов, отражающихся в зеркале, смотрит на меня. Я понимаю, что так и продолжаю держать свой указующий перст. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть назад, но там лишь масса спин и тел — на меня никто не смотрит. Поворачиваюсь назад и снова смотрю в зеркало, и в тот момент чуть было не пострадавшая барменша снимает с полки бутылку «Бакарди». Я выпучиваю глаза. Отражение бутылки остается на месте! Еще того не легче!

Человек, который на меня смотрел, так и продолжает смотреть. Тут мне приходит в голову, что я вижу часть выложенной изразцами стены над ним. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на стену над головами людей у меня за спиной; сквозь высокие резные окна в помещение проникает еще достаточно света. Но изразцов там нет. Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда барменша ставит обратно бутылку «Бакарди». Но бутылка встает не на свое место, а чуть сбоку от него. Один из более опытных барменов-мужчин, проходя мимо, поправляет бутылку, восстанавливая иллюзию зеркала, а затем подходит к крану и наполняет пару кружек «восьми-десятишиллинговым» пивом.[44] Он направляется ко мне, а я не спускаю с него глаз. Вот ведь сукин сын. Я немного подаюсь назад — мало ли чего, а он подходит к нам и ставит кружки передо мной и Элом. Я смотрю на свою прежнюю кружку — она пуста, и бармен прихватывает ее и берет деньги у Эла, который выливает остатки пива из своей старой кружки в новую.

Я трясу головой.

— Ну и ну, — говорю я, вздыхая и устремляя взор в потолок. — Мне это не по уму.

— Что? — спрашивает Эл, нахмурившись.

— Мне это не по уму. Сегодня был денек…

— Ну у тебя и видик, Камерон, — говорит мне Эл. Он кивает куда-то в сторону. — Смотри, там освободилась пара нормальных мест. Пойдем-ка туда.

— Хорошо. Давай закурим, а?

— Нет! Ты же бросаешь, ты что, забыл?

— Бросаю. Но сегодня был такой денек, Эл…

— Держи курс на те места, понял?

Я забываю свой плащ, но Эл о нем вспоминает. Мы садимся на краю одной из полукруглых ребристых скамеек, обитых зеленой кожей, кружки ставим на овальный стол.

— У меня что, и правда жуткий вид?

— У тебя вид обосранный.

— Сука ты невоспитанная.

— Я просто называю вещи своими именами.

— Мне сегодня досталось, — говорю я ему, накидывая на себя плащ. — Подвергся допросу с пристрастием.

— Небось, несладко пришлось.

— Спасибо, что составил компанию, Эл, — говорю я, с пьяной искренностью глядя ему в глаза и легонько тыкая кулаком в плечо.

— Прекрати! Больно! — Он потирает плечо. — Знаешь что, старайся об этом не думать.

— Эл, слушай-ка, не может быть, чтобы у тебя не было ни одной сигареты, а, Эл?

— А вот и нет.

— Ну и ладно. Но я действительно тебе очень благодарен, что ты составил мне компанию, правда. Ты мой единственный друг, все остальные — говно, предатели… кроме Энди. И… как бы там ни было, я рад, что могу сказать тебе всю эту лабуду.

— А заодно и всему бару, если не заткнешься.

— Ладно, но ты не поверишь, к чему они клонят. Я хочу сказать, ты не поверишь, что эти суки долбаные хотят мне пришить.

— Может быть, значок со словами «Он умеет молчать»?

Я отмахиваюсь от этого и наклоняюсь поближе к нему:

— Я серьезно! Они считают, что я убийца!

— Какой актер пропадает! — с глубоким вздохом отзывается Эл.

— Это правда!

— Нет… — спокойно говорит Эл. — Если бы это была правда, они бы тебя, Камерон, так просто не отпустили. Сидел бы ты сейчас в камере и смотрел на мир сквозь решетку, а не пытался напиться до чертиков.

— Но у меня нет алиби! — зло шепчу я. — Нет у меня этих долбаных алиби — хоть тресни! Какая-то блядь пытается меня подставить! Я не шучу, меня хотят подставить! Мне звонят и приглашают приехать в какое-нибудь уединенное место и ждать звонка в телефонной будке или обманом заставляют весь вечер сидеть дома, а сами тем временем мочат какого-нибудь хера! Я хочу сказать, что, похоже, так им и надо, этим ублюдкам — их давно пора на тот свет отправить… хотя вообще-то он не всех убил — некоторым просто нанес тяжкие телесные повреждения, бог его знает, что они имеют под этим в виду… но я-то здесь ни при чем! А эта долбаная полиция, хер бы ей в жопу, считает, что мне вполне хватало времени, чтобы добраться до аэропорта, слетать к херам собачьим на юг или куда-нибудь еще и там поубивать этих долбаных тори. Бог ты мой, они забрали мой новый компьютер! Мой лэптоп! Суки долбаные! А еще они просили меня сообщать им обо всех моих передвижениях! Ты в это можешь поверить? Я, видишь ли, должен докладывать в местную полицию, если вдруг соберусь куда-нибудь! Хер знает что! Я пытался позвонить кое-кому из моих знакомых полицейских, крупных шишек, и выяснить, что же все-таки происходит, но их никого не было на месте. Что-то мне это ни хера не нравится. — Я смотрю на часы. — Мне надо домой, Эл. Нужно спустить все мои запасы в сортир, или съесть их, или еще что-нибудь… — Я прикладываюсь к кружке, проливаю чуток себе на подбородок. — Это подстава, правда; какая-то сука звонит мне и называется…

— …мистером Арчером, — говорит Эл.

Я вылупился на него. Не могу поверить своим ушам.

— Откуда ты знаешь? — визжу я.

— Да потому что ты мне все это уже пятый раз рассказываешь.

— Черт. — Я задумываюсь. — Я что, сильно нажрался?

— Помалкивай и пей свое пиво.

— Хорошая мысль… Эл, слушай-ка, не может быть, чтобы у тебя не было ни одной сигареты, а, Эл?

Час спустя Эл заставил меня отдать ему пачку купленных мной сигарет, извлек из моего рта одну, которую я собирался закурить в баре, и потащил меня в «Бургер-кинг», где заставил съесть чизбургер и выпить большую порцию молока, и я, похоже, немного протрезвел, вот только равновесие у меня нарушено, я с трудом стою. Элу приходится мне помогать, и он настаивает, чтобы мы взяли такси, а садиться за руль сам отказывается и мне не дает, и я обвиняю его в том, что он просто боится попасться.

— Я тебе говорю, мне нужно в горы, — говорю я ему, когда мы вываливаемся из дверей на свежий воздух.

— Здравомыслие, — говорит Эл. — Мне это всегда помогало.

— Ага, — говорю я, настойчиво кивая и разглядывая небо.

Солнце уже заходит, и в воздухе становится прохладно. Мы идем на запад по Принцесс-стрит.