На Ивонну все эти компьютерные разговоры, похоже, нагоняют тоску, не исключено, что именно поэтому она и начала гладить мою ногу. Она не занимается компьютерами, она занимается внешним управлением банкротов. Еще в университете она устроилась в маленькую фирму, специализация которой — облегчение предсмертной агонии теряющих силу предприятий. Она изъездила всю Британию по этим делам, а в прошлом году ее назначили директором. Теперь это уже совсем не маленькая фирма. Растущая отрасль.
Она деликатно подавляет зевок и чуть откидывается назад, а мне приходится изображать приступ кашля, чтобы скрыть, что у меня внезапно перехватывает дыхание — ее нога проскальзывает между моих. Я неосторожно поднимаю с колен салфетку, чтобы отереть губы после ложного приступа кашля, и — бог ты мой — вижу ее ногу, подошвой упершуюся в передок моего стула, ее обтянутые чулком пальцы сгибаются и через материал брюк ласкают мой елдак. Я быстро кладу салфетку на место и возвращаюсь к разговору о полномасштабном видеоизображении на компакт-дисках, надеясь, что ее ногу никто не видел. По-моему, все же не видел. Было бы не очень приятно, окажись рядом официант. Я незаметно натягиваю скатерть себе на колени и на ее ногу. Она сидит, чуть откинувшись, и ухмыляется, пальцы ее ног сгибаются и разгибаются, лаская меня.
Я поднимаю свой бокал шампанского и с умным видом киваю на что-то сказанное Уильямом.
— Ощущаю сигнал на выход, — говорит он, вставая.
Нога Ивонны уперта мне в пах, но она ее не убирает.
Мы с Ивонной смотрим, как он исчезает, и одновременно наклоняемся друг к другу через стол.
— Бог ты мой, ты такая аппетитная — так бы и трахнул.
— М-м-м-м-м, — мурлычет она, пожимая плечами. — Извини, что так получилось.
— Забудь об этом. Господи, терпежа нет!
— Хочешь встретиться, как только он уедет?
— Да. — Я сглатываю слюну. — Да, да, да.
— Сними с себя ботинок и сунь ногу между моих, — тихо говорит она. — Я без трусиков.
— Боже милостивый.
Час спустя, вернувшись в редакцию, я стою в мужском туалете, завернув член в свой правый носок, и мастурбирую. Кожа вокруг моего носа впитала этот запах; прежде чем завернуть свой елдак в носок, я сидел и нюхал его, глубоко вдыхая этот аромат в свои легкие. Я сегодня дрочу уже второй раз; сначала чуть было не кончил прямо в зале, когда поглощал омара, запустив ногу глубоко под юбку Ивонне, которая своей ногой оглаживала мой пах. Мне пришлось извиниться, вытащить ногу, надеть туфлю и ковылять в мужской туалет «Кафе Рояль», чтобы разрядиться, а то ведь конфуз мог случиться прямо за столом. Едва успел вынуть. Теперь времени потребовалось чуть больше. Носок впитал в себя непреодолимо возбуждающий женский запах. Слава богу, что мы ели дары моря.
Ивонна… Ах, пошло, пошло…
— Камерон. С тобой все в порядке?
— В полном, Фрэнк.
— Ты что-то бледноват.
— Да нет, я в норме.
— Ну и хорошо. Далвинни.
— Что?
— Далвинни, я говорю. Знаешь, что вместо него предлагает этот электронный грамотей?
— Сдаюсь.
— Дал Ване!
— Прекрати, а то я сейчас заплачу!
— Тут есть и получше…
— Извини, Фрэнк, но мне надо навести кой-какие справки, — говорю я, хватаю блокнот и направляюсь в библиотеку.
Черт, мне ведь с ним работать; лучше уж ретироваться под благовидным предлогом, чтобы не слышать этих бесконечных дурацких шуток с проверкой правописания, чем сорваться и послать Фрэнка вместе с его программой куда поглубже.
В «Кале» все еще есть библиотека, где хранятся газетные вырезки. Когда начинаешь работать над статьей, первым делом надо поднять все вырезки на эту тему, а хранятся они здесь. Думаю, что через несколько лет все это будет занесено в базы данных и такие проверки можно будет делать из любой точки земного шара по модему, но пока, если тебе нужно заглянуть в старые справочники, папки докомпьютерной эры и номера «Каледониан» прошлых лет (хотя последние и хранятся на микрофишах, а не в бумажном виде), приходится отправляться отнюдь не в виртуальное пространство. Наша библиотека занимает единственную похожую на пещеру комнату в глубине здания, двумя этажами ниже помещения для гостей; здесь нет окон, сюда не проникают уличные звуки, и, если только не работает печатная машина, здесь можно неплохо отдохнуть. Я перекидываюсь несколькими словами с Джоанн, главной библиотекаршей, затем устраиваюсь поудобнее и приступаю к поискам.
Кроме подтверждения того, что Арес — бог резни (каковой факт в равной мере может иметь значение и не иметь его), я почти ничего не нахожу. Отсутствуют и упоминания о ком- или чем-нибудь по имени Джеммел. Я ловлю себя на том, что перелистываю материалы, которые уже видел прежде, — о Вуде, Беннете, Харрисоне, Арамфахале и Айзексе.
Вуд и Айзекс работали в «Бритиш ньюклиар фьюэлз лимитед», Беннет — в Ядерной инспекции, Арамфахал был шифровальщиком в Управлении правительственной связи, а Гаррисон работал в Департаменте торговли и промышленности, и поговаривали, что он связан с МИ-6. Арамфахал отправился на железнодорожную ветку, которая проходила возле его сада под Глостером, завязал у себя на шее веревку, другой ее конец обмотал вокруг ствола дерева по одну сторону рельсов, а себя привязал к дереву по другую сторону и стал ждать экспресса. Вуд жил в Эгремонте — маленькой деревушке в Камбрии; он принимал ванну, прихватив с собой электрическую дрель — отнюдь не ту, что питается от батарейки. Беннет утонул в выгребной яме одной фермы около Оксфорда. Айзеке привязал себе к ногам древнюю и очень тяжелую пишущую машинку и сиганул в воды Дервента, а Харрисон устроился в номере отеля в Уиндермире и проглотил две жидкости, которые, реагируя друг с другом, образуют наполнитель-теплоизолятор, используемый в строительстве; в результате — смерть от удушья. Похоже, что все они друг друга знали. Сведения об их прежней работе были очень неопределенными и довольно отрывочными — были периоды, когда никто, казалось, не знал, где они находились, и ни с кем из коллег у них не было приятельских отношений, по крайней мере, никто из коллег не признался, что был с ними в приятельских отношениях.
Все это выглядело чертовски подозрительно, и я знаю людей из двух-трех лондонских газет, которые попытались выяснить, не было ли это чем-то большим, чем серией случайных совпадений, — ничегошеньки-то им не удалось разузнать. Даже в парламенте был сделан запрос, и полиция начала расследование, но и оно так ничего и не выяснило (а если и выяснило, то следователи предпочли помалкивать) и вскоре было свернуто.
Согласно мистеру Арчеру, во всех этих пяти смертях имелось одно общее: след инъекции на руке и/или ушиб на затылке. Из этого следовал вывод, что в момент совершения самоубийства все они находились без сознания. Мистер Арчер утверждал, что прочел это в копиях подлинных судебных документов, но я (как и другие газетные ищейки) справлялся у местных копов и коронеров, занимавшихся этими делами, и они ничего такого не подтвердили, хотя, надо признаться, старик патологоанатом из Камбрии, делавший вскрытие Айзекса, Вуда и Харрисона, умер от сердечной недостаточности вскоре после начала расследования; может, это было совпадение, а может, и нет — доказать ни то ни другое теперь уже невозможно, в особенности еще и потому, что его кремировали, как и пятерых других.
Я трясу головой; от этой теории заговора у меня возникает неприятное ощущение в глазном дне — уж не начало ли головной боли, спрашиваю я себя, и в это время раздается телефонный звонок. Джоанн зовет меня.
— Камерон? — Это Фрэнк.
— Да, — говорю я сквозь зубы.
Неужели очередная проверка орфографии?
— Твой мистер Арчер на проводе. Соединить?
Так-так-так!
— Конечно — почему нет?
В трубке раздаются щелчки (я в это время думаю: черт, этот разговор тоже записать не удастся), а затем голос Стивена Хоукинга:
— Мистер Колли?
— Он самый. Мистер Арчер?