– Томас, – сказал я. – Человек менее высокий, чем я, возненавидел бы тебя.

Он усмехнулся.

– Там в самом деле есть кто-то меньше, чем ты? – Он вытаращил глаза на меня при этих словах, но сказано это было совершенно невозмутимо, и его лицо замерзло в выражении абсолютного нейтралитета. И оставалось таким в течение нескольких секунд. – Плохая ночь, Гарри. Ты похож на …

– Десять миль плохой дороги?

Он слегка улыбнулся, но совсем чуть-чуть.

– Я собирался сравнить тебя с енотом.

– Ну и дела. Спасибо.

– Да на здоровье.

Он щелкнул пультом, чтобы отпереть пассажирскую боковую дверь. Я уже отходил от стресса, и замечал каждую небольшую боль в своем теле, особенно пульсирующий ожог, сосредоточенный на моем сломанном носу. Я забросил свой посох в кузов грузовика, наполовину ожидая отзывающийся эхом грохот, когда он приземлился. Я сел, закрыл дверь, и надел свой ремень безопасности, в то время как Томас начал движение. Он тщательно всматривался в тяжелый снег, по-видимому, ища разные маленькие машины, на которые он по нечаянности мог наехать.

– У тебя где-то болит, – сказал он немного спустя.

– Только, когда я дышу, – сказал я раздражительно. – Что ты так долго добирался?

– Ну, ты знаешь, как я люблю вскакивать посреди ночи, тащиться через снег и лед, чтобы изобразить шофера для сварливых исследователей бедного образа жизни. Вот поэтому так долго.

Я проворчал нечто, что, возможно, могло быть рассмотрено, как извинение, кем-то, кто знал меня.

Томас так и понял.

– Что случилось?

Я рассказал ему все.

Томас – мой брат по матери, моя единственная семья.

Он слушал.

– И затем, – закончил я, – я отправился в поездку на грузовике-монстре.

Рот Томаса дернулся в быстрой улыбке.

– Это уж-ж-жасно мужественно, не так ли?

Я посмотрел искоса вокруг грузовика.

– Не боишься пропустить свои любимые передачи?

– Кого это волнует? – сказал Томас. – На это есть TiVo .

– Хорошо, – сказал я. – Потому, что, наверное, пройдет некоторое время прежде, чем я возвращу тебя твоей регулярно запланированной программе.

Томас издал театральный вздох.

– Почему я?

– Потому что, если я хочу найти Марконе, лучше всего начать с его людей. Но так как нет никакого сообщения, что он пропал, то некоторые из них могут как-то среагировать, когда я приеду и начну шпионить вокруг. Так что ты будешь прикрывать мне спину.

– А что, если я не хочу прикрывать твою спину?

– Придется, – сказал я бессердечно. – Мы – семья.

– Ну ладно, – допустил он. – Но интересно, ты все это хорошо продумал?

– Я пытаюсь продумывать на ходу.

Томас покачал головой.

– Слушай, ты знаешь, что я никогда не пытаюсь учить тебя, как делать твое дело.

– Кроме сегодня, очевидно, – сказал я.

– Марконе – большой мальчик, – сказал Томас. – Он связался с Сообществом сам. Он знал, что делал, и для чего он туда пошел.

– И? – сказал я.

– И… А там – джунгли, – сказал Томас. Он смотрел искоса через густой снег. – Красиво выражаясь.

Я порычал.

– Он сам стелил себе постель, так пусть же там и спит?

– Что-то в этом роде, – сказал Томас. – И не забывай, что Мёрфи и полиция не будут особо озабочены кампанией «Спасайте Короля!»

– Я знаю, – сказал я, – я и сам хотел бы отступить в сторону и оттуда глядеть на то, как идут дела. Но речь идет не о Марконе.

– А о чем?

– Мэб сожрет меня живьем, если я не сделаю, что она хочет.

– Подожди, Гарри, – сказал Томас. – Не думаешь же ты в самом деле, что побуждения и планы Мэб такие прямые, как она излагает. – Он запустил дворники. – Она хочет Марконе по какой-то причине. Еще вопрос, пойдет ли ему на пользу, если ты его спасешь от имени Мэб.

Я нахмурился как ночь.

Он поднял руку, и начал загибать пальцы

– Ну и предположим, что, первое, он жив и здоров сейчас. Второе, что ты сможешь найти его. Третье, что ты сможешь вывести его живым. И четвертое, что противник не убьет тебя и не покалечит.

– Что ты хочешь сказать? – спросил я.

– То, что ты играешь против игрока с краплёной колодой, и что ты понятия не имеешь, собирается ли Мэб поддерживать тебя, когда плохие парни начнут тебя прессовать. – Он покачал головой. – Было бы более разумно уехать из города. Куда-нибудь в теплые края на несколько недель.

– Мэб примет это как личное, – сказал я.

– Мэб – деловая женщина, – сказал Томас. – Жуткая и фантастическая, но холодная. Расчетливая. Пока ты все еще представляешь собой потенциального рекрута для нее, я сомневаюсь, что она стала бы обесценивать твое значение преждевременно.

– Обесценивать. Мне нравится это. Наверное, ты прав – если возвратиться к оригинальной метафоре, Мэб играет нечисто. За последние годы свидетельств тому куча. Но у меня есть чувство, – я кивнул за окно, – что у меня было бы еще больше неприятностей с граффами, чем есть, если мы не были в середине чертовой снежной бури. Если я отправлюсь куда-нибудь в Майами, то я просто стану намного ближе к агентам Лета – а они вообще-то планируют меня убить.

Томас нахмурился, но ничего не сказал.

– Я могу бежать, но не смогу скрыться, – сказал я. – Лучше пережить это здесь, имея опору в виде родного дома, пока я еще относительно отдохнувший, – Тут я очень в тему громко и протяжно зевнул, – вместо того, чтобы ждать от фееричных жлобов из одного Двора или другого, как ты сказал? обесценивания меня врасплох после того, как я пробегаю от них несколько недель.

– А что относительно Совета? – потребовал Томас. – Ты носил серый плащ довольно долго, и что теперь? Ты же боролся за них сколько времени?

Я покачал головой.

– Прямо сейчас Совет все еще натянут до предела. Мы не можем вступить в открытое сражение с Красной Коллегией в настоящее время, но у Совета и Стражей было несколько лет, чтобы подтянуть эту работу.- Я чувствовал, что моя челюсть напряглась. – Но в последние несколько лет появилось довольно много молодых колдунов. Стражи работают сверхурочно, чтобы получить контроль над ними.

– Ты хочешь сказать, убивают их, – сказал Томас.

– Да, и убивают их. А большинство из них подростки, – Я покачал головой. – Люччио знает мое мнение по этому вопросу. Она отказывается назначить любого из них ко мне. Что означает, что другие Стражи вынуждены собирать все резервы. Короче, я не собираюсь втравлять их в это дерьмо.

– Ты только сам в него влезаешь, – отметил Томас.

Я фыркнул.

– Поэтому я и уважаю их.

– Пока мы сможем остаться чистыми, – сказал он.

Мы проехали мимо городского снегоочистителя. Он был полузасыпан снегом, как некое металлическое животное Ледникового периода, пойманное в ловушку ямы со смолой. Я потрясенно смотрел на него, в то время как грузовик Томаса, медленно, устойчиво обходил его.

– Между прочим, – спросил он, – что ты собираешься делать?

– Ну, во-первых, – сказал я. – Мне надо поесть.

– Тебе надо поспать.

– Тик-так. Пока еда готовится, – я показал. – Давай вон туда.

Томас ввел грузовик в медленный, устойчивый поворот.

– А потом что?

– Я буду задавать людям дерзкие вопросы, – сказал я, – И будем надеяться , получу подходящие ответы.

– И будем надеяться, что никто не убьёт тебя во время процесса.

– Именно поэтому я держу в качестве телохранителя вампира.

Томас устроился сразу на три места на крошечной стоянке Международного Дома Блинов.

– Мне нравится шарф, – сказал я. Я наклонился и вдохнул носом изо всей силы. Я укололся, но обнаружил слабое дуновение ванили и земляники. – Она сама его связала?

Томас молча кивнул. Пальцы в кожаной перчатке погладили мягкую, простую пряжу. Он выглядел спокойно грустным. Я плохо себя чувствовал, упомянув Жюстину, потерянную любовь моего брата. Я вдруг понял, почему он носил перчатки: Если она сделала этот шарф для него с любовью, он не мог касаться его своей вампирской кожей. Это обожгло бы его, как горячая сковорода. Таким образом, он носил шарф, закрывшись, достаточно, чтобы чувствовать ее запах на нем, но не смея касаться его голой рукой.