— Только я вот что скажу Вам, профессор, там у Вас что-то с инструментацией неладно.

Композитор смешался:

— ...Да, да, Иосиф Виссарионович, Вы совершенно правы, мне вот некогда было, и я поручил Кнушевицкому, а он схалтурил, безобразно отнесся, надо переделать...

Взрывается Шостакович:

— Александр Васильевич! Замолчите немедленно! Сейчас же замолчите! Как вам не стыдно? Кто же за вашу музыку будет отвечать, если не вы сами! Как вы можете так говорить о человеке, которого здесь нет и который является вашим подчиненным по армии. Сейчас же замолчите!

Все замерли. После тяжелой паузы Вождь заметил:

— А что, профессор, нехорошо получилось...

Антонов-Овсеенко А. Театр Иосифа Сталина. М.: АСТ, 2000. С. 136–138

Среди ночи раздался телефонный звонок:

— Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!

— Надеюсь, что не разбудил... Прослушали мы сегодня Гимн. Куцо получается... Мало слов. Ничего не сказано о Красной Армии. Надо написать еще один куплет, посвятив его армии. Отразить роль нашей армии в героической борьбе против захватчиков. Показать нашу мощь и веру в победу...

— Когда это нужно? — почему-то спросил я.

— Когда напишете — пришлете, а мы посмотрим, — ответил Сталин и положил трубку.

28 октября 1943 года В. П. Московский находит авторов по телефону и сообщает о срочном вызове к Сталину.

На часах 22 часа 30 минут.

У стены, на которой висят портреты Суворова и Кутузова, длинный стол для совещаний. Справа столик с разноцветными телефонными аппаратами. Прямо напротив авторов с листком бумаги в руках стоит Сталин. За длинным столом сидят Молотов, Ворошилов, Маленков, Щербаков...

Сталин протягивает мне напечатанный на машинке текст Гимна.

— Ознакомьтесь! — говорит Сталин. — Нет ли у вас возражений? Надо еще поработать. Главное, сохранить эти мысли. Возможно ли это?

— Да, — отвечаю я. — Можно нам подумать до завтра?

— Нет, нам это нужно сегодня. Садитесь, поработайте. Вот карандаш, бумага, — приглашает нас к столу Сталин...

Мы садимся. Но необычная обстановка смущает.

— Что? Неудобно здесь работать? — спрашивает Сталин улыбаясь. — Сейчас вам дадут другое место.

Запев третьего куплета не ложится в размер предыдущего. Однако множество вариантов, написанных накануне, помогают авторам решить задачу. В 23.45 они возвращаются в кабинет Сталина и предлагают новый вариант.

После короткого обсуждения этих строк и очередных уточнений Сталин говорит Щербакову:

— Товарищ Щербаков, пусть этот текст отпечатают сейчас на машинке. Вы пока посидите с нами, — обращается он к нам.

Так появился куплет, в котором были строки:

Мы армию нашу растили в сраженьях,

Захватчиков подлых с дороги сметем!

С. Михалков.

Цит. по: Краскова В. Звезды кремлевской эстрады. Минск, 1996. С. 136–137

Я вспоминаю еще такой эпизод. В дни работы над текстом Гимна СССР меня разыскали на фронте и привезли к командующему генерал-лейтенанту Курочкину. Тот говорит: «Срочно звоните Ворошилову, он интересовался, где вы пропадаете».

Дозваниваюсь до Ворошилова, слышу в трубке: «Товарищ Сталин просил у вас узнать, можно ли заменить знак препинания во второй строке второго куплета?»

Получить согласие авторов текста на изменение одного знака препинания? Что за причуда?

Естественно, я не возражал...

Михалков С. От и до… Книга воспоминаний. М.: ОЛИМП, 1997. С. 156

После заключительного прослушивания гимна в Большом театре нас пригласили в ложу правительства — к накрытому столу. Сталин нас встретил и сказал, что, по русскому обычаю, надо «обмыть» гимн. Посадил рядом. Здесь же были члены Политбюро... Мы находились в ложе до пяти часов утра. Говорили в основном Эль-Регистан, я и Сталин. Остальные молчали. Когда было смешно, все смеялись. Сталин попросил меня почитать стихи. Я прочитал «Дядю Степу», другие веселые детские стихи. Сталин смеялся до слез. Слезы капали по усам. Во время разговора Сталин цитировал Чехова, он сказал такую фразу, я ее запомнил, что «мы робких не любим, но и нахалов не любим». Тосты поднимали мы и товарищ Щербаков. Сталин сделал нам замечание: «Вы зачем осушаете бокал до дна? С вами будет неинтересно разговаривать». Он спросил меня, партийный ли я. Я сказал, что беспартийный. Он ответил: «Ну ничего, я тоже был беспартийным». Нашими биографиями Сталин, видимо, не интересовался. Регистана он иронически спросил: «Почему вы Эль-Регистан? Вы кому подчиняетесь: католикосу или муфтию?»

Михалков С. // Огонек. 1988. № 12. С. 7

Зимою 1943—44 года, уже после Сталинграда, отец вдруг сказал мне в одну из редких тогда наших встреч: «Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих... Стану я с ними торговаться! Нет, на войне — как на войне». Он волновался, — это было видно по его раздраженному тону, — и больше не стал говорить об этом ни слова, а сунул мне какой-то текст на английском языке, что-то из переписки с Рузвельтом, и сказал: «Ну-ка, переведи! Учила, учила английский язык, а можешь ли перевести?» Я перевела, он был удивлен и доволен, — и аудиенция закончилась, так как ему было уже некогда.

Аллилуева С. С. 147

Отец тяжело переживал плен Якова. Когда предложили обменять его, сказал: Там все мои сыны.

А. Сергеев (приемный сын Сталина).

Цит. по: Чуев Ф. С. 65

— Сталин не стал его выручать, сказал: «Там все мои сыны».

В. Молотов.

Цит. по: Чуев Ф. С. 192

Как известно, Сталин отверг предложение нацистов обменять сына на Паулюса. Председателю шведского Красного Креста графу Бернадоту он ответил лаконично: «Я солдат на фельдмаршалов не меняю». Думаю, эта фраза стоила ему глубокой зарубки на сердце. Такие раны не заживают.

Аллилуев В. С. 53

Известно, что, когда Сталину через шведский Красный Крест предложили обменять Якова на плененного в Сталинграде фельдмаршала Паулюса, Сталин ответил: «Солдата на маршала не меняю». Известно также и другое его высказывание: «Нам нужно сейчас взять в плен как можно больше немецких генералов, чтобы их всех обменять на одного человека — Эрнста Тельмана».

Чуев Ф. С. 550

То, что Сталин отверг предложение об обмене фельдмаршала Паулюса на сына, правда. При этом разговоре присутствовало довольно много людей…

Берия С. С. 220

Он [Яков] был тихим, молчаливым героем, чей подвиг был так же незаметен, честен и бескорыстен, как и вся его жизнь.

Аллилуева С. С. 147