— Что — «сходится»? — дружным хором спросили Конан и Асгерд. Рудненский упырь молчал, дожидался объяснений.

Гвайнард замолчал и обвел взглядом соратников. В его глазах вспыхнул азартный огонек. Или командир отряда догадался, как найти бруксу, или наблюдательный Конан плохо разбирался в людях…

— Кажется, я знаю, где вампир зарыт, — чуть срывающимся голосом произнес Гвай. — Однако, пока не получу веских доказательств, говорить не стану — ошибка будет стоить слишком дорого каждому из нас. Рэльгонн, пойдем на двор, подышим свежим воздухом.

— Какая таинственность, с ума сойти, — проворчала Асгерд, когда упырь и Гвайнард вышли из сарая. — Почему бы не сказать по-человечески? Он перестал нам доверять? Больше надеется на каттакана, чем на старых друзей?

— Чепуху говоришь, — отмахнулся Эйнар. — Не ревнуй Гвая к упырям — не такой он человек, чтобы секретничать попусту.

— Знаю. Не обращай внимания, это я от усталости. И все-таки, что придумал наш бравый командир?

— Со временем все узнаем, — здраво предположил Конан. — Давайте отдыхать. Похоже, у Гвайнарда с Рэльгонном будет долгий разговор.

Киммериец ошибся. Предводитель лихой ватаги появился очень скоро, залез наверх, молча укутался в тонкий плащ и закрыл глаза. Не хочет рассказывать — и не надо, его никто не принуждает.

Засыпая, Конан вспомнил последние слова Гвайнарда: «Ошибка будет стоить слишком дорого каждому из нас».

Варвар уже перешел грань сна и яви, когда в голове белым факелом вспыхнула единственно правильная догадка, однако навалившийся темной грозовой тучей сон, переборол здравую мысль, каковая сразу позабылась.

Конан не почувствовал, как под утро снова явился Рэльгонн — возник из небытия рядом с мягкой лежанкой Ночных стражей. О чем Гвай шептался с упырем, не слышал никто.

Хозяин Рудны задержался почти до рассвета — требовалось обсудить множество подробностей грядущей облавы на бруксу.

Утреннее настроение Гвайнарда изрядно подивило всю компанию. Доблестный охотник беззаботно насвистывал, шутил, улыбался и заказал хозяину «Свиньи и котла» роскошный обед. Потом за свой счет выставил десяток кружек эля заглянувшим в таверну ронинцам, не исключая здоровяка Арта, которого побил в самый первый день. Арт, преодолев робость, немедля принялся напрашиваться в отряд — дома ему, понимаете, скучно, то ли дело ходить вместе с Дербниками! И денежно, и приключений вдоволь. Еле отговорили, застращав леденящими кровь байками из жизни Ночных стражей — наполовину придуманными, наполовину истинными.

У Асгерд и Эйнара глаза на лоб полезли, когда Гвай во всеуслышание объявил, что теперь в Ронине можно жить спокойно — кончилось, мол, упыриное время. Никто отныне о вампире и не услышит!

— Спятил? — шикнула Асгерд, толкнув Гвая локтем. — Вчера ты говорил прямо противоположное! Слухи не распространять, язык за зубами, и, вообще, брукса почти неуловима… Ты как хочешь, а я сидеть на муравейнике не собираюсь!

— Брукса вполне уловима, — Гвай ободряюще похлопал девушку по плечу. — К вечеру будьте готовы. Я побежал в замок — надо обязательно переговорить с вельможным. Господину Алашу Ронину тоже предстоит нелегкий денек. И малоприятная ночь. Ничего, выдержит, главное уберечь молодого эрла от трехголовой псины…

— Мне с тобой пойти? — спросил Конан.

— Не надо, отдыхай. С ронинскими знахарями и шаманами сам поговорю. Сделаю умное лицо, выслушаю, и отпущу с миром. Эта братия шарлатанов нам не потребуется — сами упырицу одолеем.

Напевая малоприличную песенку о короле и пастушке, встретившихся на знойном лугу, Гвай вышел с постоялого двора и легко зашагал к замку. Асгерд, проводив его взглядом, скорбно вздохнула:

— Давненько не видела нашего отца-командира в эдаком легкомысленном расположении духа. Не к добру это, попомните мои слова.

— Разве? — вздернул брови Конан. – Человек нашел разгадку тайны ронинского упыря, вот и радуется!

— Гвай веселится так непринужденно, только когда задумает некую особенно изощренную гадость, — сказал Эйнар. — Не завидую бруксе. Зубастая тварь проняла Гвайнарда до самых печенок, бросила ему вызов, чего делать совершенно не следовало! Теперь он жаждет оправдать свое прозвище — Один Удар. Остается этот удар тщательно подготовить. Спорю на свою награду за нынешний поход — к ночи все будет кончено.

— Сглазить не боишься, пустомеля? — оборвала оптимистично настроенного броллайхэн нордхеймская воительница. — Дело будет непростое. Предпочитаю держаться в стороне от черной магии — обычных чудовищ не боюсь, но вот колдовство мне не по нутру. Думаешь, брукса сама кинется в наши объятия? Имею повод в том сомневаться. Кроме того, подобное исцеляется подобным — против черного колдовства надо использовать такое же колдовство. А никто из нас магией Бездны не владеет.

— Хоть Тот-Амона нанимай, — кивнул варвар. — Настоящий знаток. Говорят, с самим Сетом Змееногом знается.

У киммерийца были свои догадки насчет бруксы, но Конан предпочел оставить их при себе. Чересчур невероятной казалась мысль. Хотя, всякое бывает — мир, как неоднократно замечалось, многогранен и сложен. Но каким, интересно, образом Гвай собирается уничтожить одержимую демоном упырицу?

Асгерд верно заметила — самым действенным оружием против черной магии является именно черная магия! А в окружающей реальности пока не видать ни подходящего колдуна, ни знакомого демона, которого можно было бы дружески попросить о помощи.

Рэльгонн и Эйнар не в счет. Дух природы и каттакан используют волшебство, близкое к магии Равновесия — оно не черное и не белое. Защитить соратников эти двое сумеют неплохо, однако уничтожить носителя мощи Черной Бездны для Эйнара и рудненского упыря будет крайне тяжело, почти невозможно.

Отговорившись скукой и желанием развеяться, Конан щелкнул пряжкой перевязи меча (ходить без оружия в пределах Ронина варвар зарекся после ночной встречи с Триголовом) и отправился на прогулку.

Поселок жил своей немудрящей жизнью — шумел маленький рынок, лавки бочаров, ткачей и шорников открыты, местные с почтением раскланиваются с Ночным стражем: весть о том, что упырю наконец-то снесли башку, расползлась по Ронину с невероятной быстротой.

Конан заглянул в караулку, стоявшую около ворот деревни — потертые дружинники вельможного эрла вовсю обсуждали недавние события и сразу набросились на киммерийца с вопросами.

Где жил упырь, как выглядел, как его убили, не покусал ли кого из Стражей?.. Варвар рассказал, что мог, пытаясь не раскрывать маленьких тайн ремесла.

— А у нас сплошные бедствия, — пожалобился Конану молодой десятник. — Дружинных по ночам стоять на воротах никакими зуботычинами не заставишь — псину ихней светлости до дрожи в коленях пугаются. Старые люди говорят, будто Триголов в прежние лета только по трясинам бегал, к людскому жилью не подходил. Теперь, гад, каждую ночь по деревне шастает, будто тянет его сюда что-то! Видел тут его намедни — зубастый, страсть!

— Пес простых людей не трогает, — напомнил Конан. — Он, видать, вельможным эрлом закусить хочет.

— Откуда знать, что у демона на уме? — философски заметил десятник. — Сегодня не тронул, а завтра проголодается и так тронет, что потом костей не найдешь, на жальник отнести. Скверные дела, господин охотник.

Конан призадумался. Действительно, странно — проклятие Ронинов почти два века разгуливало на болотах, а теперь вдруг решило поближе познакомиться с жизнью подданных эрла Алаша! Откуда такое неестественное любопытство?

— Давно псина в деревню зачастила? – спросил киммериец.

— Как весна кончилась. Что ни вечер – люди ставни и двери наглухо запирают. Правда, Триголов в упырьих повадках не замечен, что демону похвально. В дома не ломится, скотину не портит. Просто бегает по улицам, да на замок вельможного глазеет. А наверх забраться никак, — такое чудищу никак непозволительно. Если зверюга господина Алаша под открытым небом поймает – тут светлейшему, конечно же, каюк… Под крышу псина не залазит, нельзя.