запах. Пахло теплом и уютом обжитого человеческого жилища, в котором смех звучал
чаще, чем слова печали, злости и раздражения.
Но почему тогда ей холодно настолько, что тело трясет от озноба и челюсть
брякает в такт шагам?
Лесс вышла из спальни и пошла на манящий запах фруктов и тепла, выглянула из
дверей и увидела стройную, невысокую женщину у плиты. Та что-то жарила на
круглом предмете, придерживая его рукой в большой варежке в темно-синий ромбик.
Сон? Мама?
Женщина повернулась и, увидев застывшую на пороге кухни Лесс, доброжелательно
улыбнулась:
— Здравствуй, девочка. Кушать будешь? Я пончики с клубникой напекла. Игнат их
очень любит.
Из сковороды на вогнутую тарелку упало пять золотистых колец.
Лесс прислонилась к косяку, хмуря лоб: она решительно не помнила эту миловидную,
светловолосую женщину в переднике того же тона, что и варежка на ее руке. Она не
помнила ее лицо, манеры, как не помнила и не понимала слов `пончики', `Игнат'.
Впрочем, слово `Игнат' что-то будило внутри, какое-то неуютное чувство
загнанного в ловушку зверя, но еще не осознающего этого до конца.
Лесс огляделась, пытаясь вспомнить жилье: огромные окна, красивые светильники,
длинный столик на лесенке, огораживающий пространство кухни, где хлопотала
женщина, и гостиную с диванами, плоским блином монитора, голограммными картинами
и неприятно жужжащей штучкой на столе, плоской и светящейся неровными линиями.
— Игнат не выключил компьютер, — пояснила женщина, увидев интерес Лесс к
предмету, стоящему на столе сына.
— А где сам Игнат? — несмело спросила Лесс. Женщина и помещение больше не
казались ей незнакомыми, наоборот, стали почти родными. — Мама…
Протянула она не послушными губами, признавая за женщиной право родительницы. Та
окинула ее странным напряженным взглядом и резко отвернулась к плите:
— Он в ванной.
Голос прозвучал слишком жестко для родителя. Лесс поежилась: чем она разозлила
маму? Наверное, не стоило спрашивать про брата…
Игнат вышел из ванной комнаты, закатывая на ходу рукава водолазки. Вскинул
взгляд и увидел Лесс:
— Проснулась?
Странно, чего он боится? — насторожилась та, заметив, как парень переменился в
лице. В воздухе запахло серным амбре лжи и тленом страха.
— Ты кто?
— Я твой муж, — упрямо сжались губы, взгляд ушел в сторону. Парень начал
тщательно расправлять рукава, разглаживая каждую морщинку.
Муж?.. Что ж…
Лесс не знала этого слова, но предполагала, что за ним стоит нечто среднее между
братом и мамой. И повеселела — у нее есть родня, она не одна.
— На охоту пойдем? — с улыбкой двинулась к Игнату.
— На охоту? — задумался тот и качнул головой. — Нет, не сегодня…
— Разве ты не голоден?
— Мама уже приготовила ужин…
— Это? — ноготок Лесс указал на горку золотистых пончиков. Взгляд изучал
Игната: он не понимает, о чем речь? — Я хочу есть, а не смотреть.
— Садись, — придерживая ее под локоть, подвел к столу, указал на высокий
табурет. — Поужинаем.
Лесс неуверенно села. Женщина хлопнула перед ее носом тарелку с двумя пышками и
одарила неприятным взглядом.
— Я не хочу это, — брезгливо изогнула губы Варн.
— Придется захотеть, милочка, — процедила женщина, змеевидно улыбнувшись. И
развязав фартук, кинула его на пустующий табурет. — Проводи меня, сынок.
Тот поплелся, низко склонив голову.
— Вы на охоту? — уточнила Лесс.
Женщина кинула, не повернувшись и не сбавляя шаг:
— Нет!
— Сынок, избавься от нее, я прошу, я молю тебя! — просила мать, встряхивая
Игната. Ей остался лишь шаг за порог, но она не могла его сделать. — Я чувствую,
она опасна. Ты… ты можешь смеяться, упрямиться, но я не позволю ей остаться в
твоей жизни, она смерть для тебя!
— Мама ну, что ты выдумываешь? — поморщился Игнат, пытаясь вырваться из хватки
женщины, и все поглядывал вверх, на лестницу: не появилась ли девушка. Он очень
надеялся, что Лесс не слышит их разговор.
— Я вижу, Игнат, то, чего не видишь ты. Я — мать и чувствую сердцем. Посмотри в
лицо своей девице, загляни в глаза — они черны и пусты. Она наркоманка? Где ты
нашел ее? В каком клубе? Кто познакомил тебя с этой…
— Не смей! — отпрянул парень, сверкнув глазами.
— Ты в ее власти, ты слеп и глуп, как… Господи, сынок, послушай меня, поверь,
я не против твоих увлечений…
— Это не увлечение, это настолько серьезно, что ты и представить не можешь. Я
люблю ее.
— Люби, встречайся, но не лги о том, что ты ее муж, не заставляй лгать меня.
Отпусти ее, верни, где взял…
— Мам, что ты говоришь?! — зашипел парень, — я верну ее только через свой
труп!
— У вас уже что-то было? Она беременна? — ужаснулась мать.
— Да! Да, — смело солгал Игнат. Трудна лишь первая ложь, вторая слетает с губ
легко.
Женщина застонала, качнувшись, схватилась за сердце:
— Она убьет тебя, — прошептала еле слышно.
— Мам, тебе плохо? Мам! — забеспокоился сын.
`Слава Богу, еще не все потеряно', - облегченно подумала женщина и изобразила,
что умирает от сердечного приступа. Игнат подхватил ее под руки и, уложив на
диван, заметался по комнате в поисках успокоительного.
Лесс замерла над тарелкой, глядя пустыми глазами перед собой и чутко вслушиваясь
в слова, что доносятся снизу. Потом резко встала и, шагнув к окну, рванула раму
на себя, вздохнула стылый воздух ночной свободы и ринулась в темноту, ведомая
инстинктом.
Игнат склонился над матерью, подавая ей таблетки, как услышал посторонний шум
наверху. Пальцы тут же выронили фальготку, ноги сами вознесли его на второй этаж,
где он увидел пустую комнату и распахнутое окно.
— Нет! Вернись, вернись!! — прокатился его голос по немой ночи, пугая
запоздавших прохожих.
Мать, метнувшаяся за сыном, с трудом откинула его от окна в комнату, захлопнула
створку и начала лихорадочно набирать номер мужа. Пора вмешаться отцу.
Игнат сник, осев на пол, и вдруг заплакал горько, надрывно, не видя и не понимая