Вторая-третья осенние луны 1296 г.

Тарантия — Полуденный Пуантен.

Положение в стране скверное. Можно сказать, почти критическое.

Ничего подобного в Аквилонском королевстве не случалось со времен переворота против Нумедидеса или известного противостояния на Черной Реке. А уж тем более высокая корона много десятилетий не сталкивалась с организованным восстанием подданных Трона Льва сразу в нескольких графствах Полудня. Сведения о мятежах пришли одновременно из Великих герцогств Пуантен и Шамар, бунтом охвачены графства Толоза, Бигор, Фуа и Коменж, в соседних областях тоже наблюдается возмущение народа и тамошние сеньоры готовы поддержать своих вассалов но пока, как поэтически выразился трубадур Фалькон Тарантийский, «в их душах тлеет лампада осторожности».

Пускай тлеет, целее будут.

Мой благоверный супруг, разумеется, в ярости и я полностью разделяю чувства Конана. Во-первых, фатаренская зараза привнесена в Аквилонию извне, появление этой «новой веры» связано с безумными действиями чужеземных честолюбцев, возжелавших заполучить свою долю от пирога власти. Во-вторых, за всю историю Заката ни единая религиозная проповедь не вызывала столь невероятной умственной лихорадки: в одной только Тарантии выстроено до полусотни храмов и часовен, посвященных самым разным божествам и последователи, допустим, Эрлика Меченосца, доселе никогда не ссорились с митрианцами, почитателями иранистанского Ормазда или богов Полуночи — в аквилонской столице существует довольно большая община нордхеймцев, почитающих своих богов, Вотана с Доннаром и Бальдуром. И вплоть до нынешнего года между жрецами многочисленных храмов и их прихожанами не было ни единого конфликта из-за взглядов на религию — так по крайней мере утверждает весьма осведомленный барон Гленнор.

Подданные стран Заката всегда были исключительно веротерпимы. Но не теперь.

Мы, конечно, ждали выступления фатаренов, но не могли представить, что мятеж всего за несколько седмиц примет столь впечатляющие масштабы и что бродячих проповедников открыто и неистово поддержат крупные феодалы Полудня. Впрочем, приграничный Пуантен и в прошлом был настоящим рассадником смуты и вольнодумия, но до прямого противостояния с Троном Льва дело доходило крайне редко. Вспомним, что почти полтора столетия назад владыки Пуантена заявили о выходе из состава Аквилонии — герцогам Гайарда не понравились действия короля Арнульфа V, который серьезно ограничил их самостоятельность. Арнульф долго не раздумывал и моментально отправил на усмирение бунтовщиков три пеших легиона, каковые быстро вразумили Великого герцога, доходчиво растолковав, что Аквилония — единая страна и неподчинение Трону Льва чревато крупными неприятностями. С тех пор в Пуантене случились два Рокода мелких баронов, окончившиеся ничем. Королевская гвардия быстро остудила горячие головы провинциальных дворянчиков и мятежные замки прямиком перед началом штурма самым коварным образом капитулировали — сдавшийся участник Рокода прощается и его не наказывают.

Первое известие о начале мятежа мы получили десять дней назад и, как ни странно, вовсе не от Латераны — на сей раз знающего все и обо всем барона Гленнора и его тайную службу неожиданно опередили. Об этой истории придется рассказать особо.

Тем утром в Тарантию приехал Просперо Пуантенский, доселе остававшийся в Гайарде и пытавшийся навести порядок в своем герцогстве. Впрочем, запретить фатаренские проповеди ему так и не удалось — бароны отказались изгнать еретиков, обосновав это решение тем, что «Совершенные» ведут чистый и скромный образ жизни и имеют большое влияние на умы простецов, а коли мужланы вступятся за подвергнутых гонениям жрецов, бунта не миновать. Пусть уж верят, во что хотят — учение пророка Мэниха никакими законами Аквилонии не запрещено, каждый вправе сам выбирать в какого бога веровать и каких проповедников слушать.

— …Ты спи пока, — Конан соскочил с супружеского ложа на самом рассвете и начал быстро одеваться. За дверью его ждал гвардеец-посыльный, сообщивший о прибытии Просперо. — Дженна, я поговорю с Леопардом и приду в малахитовую гостиную. Спи, еще слишком рано…

Дверь в спальню затворилась.

Ничего себе — рано! Сквозь ажурные решетки, прикрывавшие окна замка короны вовсю пробивались лучи солнца поднимавшегося над острыми крышами домов Тарантии. Я родилась в Пограничном королевстве, в большой семье уважаемого купца, и с детства усвоила непреложный закон — чем больше спишь, тем больше потеряешь.

Раз и навсегда привыкнув к самостоятельности, я не выношу назойливую прислугу. В отличие от сиятельной королевы Чабелы (между прочим, после войны Алого Камня мы с Чабелой стали близкими подругами), всегда окруженной шумной толпой камер-дам и служанок, я предпочитаю одеваться сама и готовить первый завтрак своими руками. Поэтому в личных покоях короля обустроена небольшая кухонька с запасом зелени, фруктов мяса и вина, а заодно и с удобным очагом.

Конан надо мной посмеивается и говорит, что между стряпухой и королевой существует огромная разница — по крайней мере старая поговорка гласит, что «королевам изменяют с кухарками, но никогда — с королевами». На этот пошлый намек я сразу ответила, что если я буду совмещать в себе достоинства и королевы, и кухарки, то его киммерийско-аквилонскому величеству вообще не придется изменять жене. Он и не изменяет, что странно: в прежние времена варвар блудил направо и налево. Умный Хальк Юсдаль, скорее всего прав, утверждая, что Конан меня любит. Впрочем, я и сама это знаю.

Я подогрела вдвое разведенного водой белого вина с пахучими травами и медом, растопила масло для булочек и порезала свиную ветчину. Отлично, голодной с утра не останусь. За завтраком просмотрела письма, доставленные с утра гонцами, особое внимание уделив депеше из Пограничья, от моей младшей сестры Сигню, которой два года назад был отправлен на воспитание младенец, рожденный некоей графиней Альбионой Каэтос — последствие неосмотрительности Конана. Разумеется, секрет происхождения ребенка сейчас известен лишь троим людям — настоятельнице митрианского монастыря, где удалившаяся от мира Альбиона родила мальчика, самому Конану и мне. Именно я посоветовала увезти дитя в Пограничье и отдать моей сестре — женщине замужней и очень любящей пятерых собственных отпрысков.

Сигню почему-то убеждена, что это мой внебрачный сын, слухи о котором могут скомпрометировать аквилонскую королеву. Опровергать эти домыслы я не собираюсь — так даже лучше. Незаконный ребенок Конана вырастет в богатом дружном семействе удачливого купца и главы торговой управы Пограничья и никогда не узнает о своих настоящих родителях — теоретически, даже незаконнорожденный принц может претендовать на престол, а я хочу чтобы Трон Льва впоследствии занял не бастрад, а ребенок рожденный мною.

Если все пойдет так, как я рассчитываю, первенца следует ждать ближе к середине следующего лета — нынешней луной я забеременела, только пока никому об этом не сказала. А подтвердивший мои догадки дворцовый лекарь, месьор Монтель, будет молчать до тех пор, пока я не позволю ему открыть этот небольшой секрет.

Чем бы заняться скучающей благородной даме? Прясть и вышивать я не приучена, воспитание не то, да и не вижу никакой «высшей женской добродетели» в этих сомнительных искусствах. Признаться, жизнь королевы весьма тосклива и если бы Конан не позволил мне заниматься некоторыми государственными делами наравне с ним, я бы умела со скуки, которую не могут рассеять ни охоты в Руазельском лесу, ни праздники или визиты по гостям. Завидую королеве Чабеле — он сама правит страной, у зингарской красавицы нет ни единого свободного квадранса.

Я приоделась в соответствии с принятыми во дворце правилами приличия: удобное темно-зеленое платье-сюрко с крошечной копией коронного Ордена Большого Льва на груди, волосы украсила невесомой диадемой, повторяющей очертаниями венец королевы. Судя по отражению в зеркале выглядит вполне прилично — никакой роскоши, сплошная царственная строгость. Не слишком люблю платья, предпочитая им охотничьи костюмы, но показываться перед придворными в такой одежде каждый день не следует — наши утонченные графы-герцоги-маркизы еще не до конца привыкли, что на троне вместе с королем-варваром тоже восседает варварка. С Конаном дворянство смирилось, но в качестве жены короля им хотелось бы видеть женщину из своей среды. Не получилось. Киммериец всегда отличался оригинальностью в решениях.