— Если что, парни… если… — начал Стась, покусывая губы.
— Все, — выдохнул Валентин, — держать всем хвост палкой. Выберемся.
Стало как-то немножко спокойнее; выберемся. Пробьемся через риф. Конечно же, резиновую шлюпку легко перекинет через камни. А там тихо. А потом они вытянут шлюпку, сядут в нее и проскочат через грохот и рев накатных волн. Ну, а «Корифена»… что ж, может, и ей повезет. Может, и ее волны перенесут через риф.
Берег близок. Совсем близок. А грохочущий прибой рядом. Мы уже не слышим друг друга. Все переполнилось, перенасытилось ревом и стоном воды. За белыми вершинами волн скрылись пальмы, каскады воды вздымаются высоко вверх, множество радуг вспыхивают и исчезают. Над пенной водой носятся маленькие острокрылые чайки. Они выхватывают из пены оглушенных, изуродованных о подводные скалы рыбок. И мы, как рыбы, раскрываем широко рты, но не слышим друг Друга.
— …екай шлюпку! — Валентин кричит мне в ухо и сам хватается за тугой, вздутый упругим воздухом бок шлюпки. Мы сбрасываем ее в воду. Стась прыгает в лодку, садится прямо на дно, Валентин подает ему Венку и придерживает шлюпку, пока в нее сажусь я. Петр разворачивает лодку носом на волну, и Валентин, оттолкнув ее от борта, начинает сматывать с вьюшки трос. Я сижу к скачущей на рифах воде спиной, но чувствую, как быстро приближаемся мы к барьеру. В голову приходит мысль: "Барьер жизни". Перепрыгнем его, и все будет в порядке… Рев и грохот нарастают. Холодные пылинки садятся на тело, увлажняют кожу, Бенка испуганно бьется у меня в руках. Я вижу его безумные глаза, оскаленный рот. Стась все ниже и ниже вползает в лодку… я вижу его большие коленки, ссадину на одном из них… совершенно белое лицо с мокрой челкой, прилипшей ко лбу. Его глаза раскрываются все шире и шире, в них мелькают и прыгают пенные валы… Нет, я не могу так… не хочу спиной… Чуть разворачиваюсь, вижу кипящую воду, потом чувствую, как нас поднимает все выше, выше, выше, я успеваю еще увидеть желтый песок… пальмы. Потом все переворачивается, и сверху с неба, обрушивается ревущая вода. Крутит, вертит… перекидывает через голову, тянет вглубь. Вода многотонной тяжестью наваливается на плечи, грудь… с тончайшим звоном в барабанные перепонки врезывается боль… вода врывается в ноздри, соленая, горькая вода протискивается в горло, перед глазами роятся розовые и желтые круги. Потом я ощущаю, как вода волочит меня по песку, я отталкиваюсь от него ногами и чувствую, что вот сейчас, сейчас или разожму зубы, или легкие мои лопнут. Откашливаюсь, выплевываю горькую слюну. Оглядываюсь: накат гремит позади. Гребу одной рукой, второй притиснут к боку безжизненный Бенка. Конечно же, бедняге никогда не приходилось заниматься подводным спортом. К берегу! Быстрее к берегу…
Размашисто выбрасывая из воды руки, с большой синей шишкой на лбу плывет ко мне Стась, Еще издали он что-то кричит, но я не понимаю: в ушах по-прежнему гул и звон.
— Жив? — наконец слышу я. — А Бенка?
— Жив! — кричу я, продолжая выплевывать капли океана, просочившиеся в мои легкие, — А с Бенкой плохо! Наглотался!.,
Мы плывем к берегу, нащупываем ногами дно, оборачиваемся: на волнах прыгает красная резиновая шлюпка. Волны, как мячиком, играют ею, подбрасывают вверх, звонко шлепают по днищу своими могучими пенными руками, переворачивают. Шлюпка скачет и, подтягиваемая тросом с «Корифены», постепенно удаляется, скрывается за бурунами из наших глаз…
Дно каменистое, скользкое. Ноги наши скользят, небольшие волны, разбитые рифом, подталкивают в спины, и мы то и дело падаем, окунаемся с головой. Но вот наконец и песок, потом гравий. Волны неохотно отпускают нас. Они все цепляются за щиколотки, пытаясь уволочь обратно в океан…
Тут же, возле самых волн, мы падаем на колени, и я кладу на песок мокрое безжизненное тело мартышки. Глаза у Бенки закрыты, губы быстро синеют. Неужели все?.. Хрипло дыша и кашляя, я развожу Бенкины лапы, свожу их на груди, массирую живот. Стась зачем-то дует Бенке в нос, щекочет ему пятки. Нет, ничего не получается. Наверное, слишком много воды влилось в мартышкины легкие.
Отодвинув меня локтем, Стась хватает Бенку за ноги, начинает трясти. Руки и голова мартышки болтаются, как у тряпочной куклы, а потом изо рта выливается вдруг вода. Мы снова кладем Бенку на песок, и я начинаю растирать его мокрое тело. Проходит минута, еще несколько — и наш юнга открывает глаза. Потом мы слышим стон, мартышка приподнимается и ползет прочь от шипящих волн…
— Оживили! Теперь отдышится! — кричит мне Корин. — Поднимемся на скалу! Оттуда видно!..
Подхватив вялого, мокрого Бенку, я бегу вслед за Стасем, сажаю мартышку на горячий песок под кокосовой пальмой и, чувствуя, что вот-вот упаду, торопливо шагаю по глубоким коринским следам. Валя, Петька… как-то они минуют этот риф?
Вот и скала. Поросшая жесткой сухой травой и сине-зелеными кинжалообразными листьями, она на десяток метров возвышается над водой. Выветривающаяся, сыпучая порода выскальзывает из-под ног; листья-кинжалы и колючки режут, царапают ноги. Корин протягивает мне руку, и я, оглушенный грохотом рвущегося из груди сердца, карабкаюсь за ним… Вершина. Распугивая ящериц, мы подходим к ее краю и видим: «Корифена», то исчезая из глаз, то показываясь вновь, прыгает в волнах. Отсюда кажется, что волны тесно идут одна за другой. Что между их пенными гребнями нет ни метра чистой воды. Нам видны две маленькие фигурки. Одна на корме, другая у левого борта. Лодка, чтобы не намотать трос на винт, переваливает волны наискосок…
Да, именно так надо держать руль. Только так… Красный поплавок шлюпки пляшет уже возле самой «Корифены». Ну скорее же, скорее… чего они там медлят? Сверху нам кажется, что «Корифену» все больше и больше заносит на риф. Неужели они не видят этого? Быстрее же! Валентин размахивает руками… фигурка на корме тоже машет руками… что там у них? Потом Валентин пробирается по лодке, лезет на корму и вырывает у Скачкова руль. Кажется, что они борются там… или дерутся. Но вот Скачков отдает руль, пробирается к шлюпке и садится в нее. Валька бросает руль, возится с тросом. Сейчас он отвяжет трос, прыгнет в шлюпку и… Валентин отвязывает трос, отталкивает от «Корифены» шлюпку. Петр вскакивает, волна подбрасывает шлюпку, и Скачков валится на ее резиновое днище.
— Он остался в «Корифене»… — бормочет растерянно Стась.
Приложив ладонь ко лбу, я всматриваюсь в полыхающую миллионами солнечных бликов ревущую поверхность залива. Да, шлюпку с Петром несет к берегу, а Валька опять сидит на руле.
— Хочет спасти шлюпку… — говорю я Корину.
— Ха!.. Кретин!! — восклицает он. — Гляди… Забыв на мгновение о «Корифене», мы видим, как резиновая шлюпка подскакивает на последней рифовой волне и из нее, разбросав в стороны руки и ноги, словно кукла, вываливается фигурка. В следующее мгновение и лодка, и фигурка исчезают в бурлящей пене… Потом мы видим, как на горб волны взлетает наша «Корифена». Сверкнув своим белым брюхом, она резко кренится вниз, разворачивается боком, и водяной поток с гулом обрушивается на человека, вцепившегося в руль.
…Петька, как Венера, выходит из пены. На его голове красуется фуражка, затянутая на подбородке ремешком, с шеи свисает резиновый мешочек с табаком и трубкой. Скачков и наг почти как Венера — на животе вместо трусов темнеет резинка с кусочком тряпки. Одна нога в тапочке, другая — босая.
Все втроем мы бежим по горячему, обжигающему ступни песку. Мы видим красную шлюпку, совершенно невредимой миновавшей риф… мы видим полузатопленную «Корифену», Ее левый борт немного погнут. Рядом колышутся в воде мачта, анкерок. Но где же Валентин?
— Валя! — кричит Корин, вбегая в воду.
Волны разворачивают «Корифену», и мы видим Валентина. Одной рукой он держится за борт и пытается ухватиться другой. В зубах пакет с журналом и картой. Вот он подтягивается, перебрасывает через борт ногу… становится в лодке и приветливо поднимает руку…
— Ура!! — вопим мы и прыгаем на песке, оставляя в нем глубокие следы, Стась подхватывает нас с Петькой и поднимает в воздух, потом бросает и идет к лодке. Волны последним усилием вышвыривают ее на берег, и Валентин соскакивает на песок.
