– Ой, Лева! – Нина протяжно и с внутренним вздохом пропела эти слова. Означать они могли что угодно – от великого восторга до искреннего огорчения.

Но он сразу понял: что-то не так. Интуитивно, необъяснимо почувствовал неладное, и сердце затрепетало тревогой. Пока еще неясной, но для него очевидной.

Он чувствовал Нину безошибочно. Всегда. Рядом ли она, далеко ли. Если начинало щемить внутри, пусть беспричинно, безо всякого на то намека, уже понимал: причина для волнения есть.

Вот и сейчас это «Ой, Лева!», этот ее подавленный вздох, эта недоговоренность… «Что-то произошло», – мелькнуло в голове, но не успело еще оформиться ни в ощущение, ни в мысль, ни во что явное, в то, чему есть название.

– Что? – только и сумел выдохнуть он.

– Соскучилась… – опять медленно и тягуче произнесла она, и он не поверил.

Ну вот, началось! Весь ужас этого неимоверно короткого диалога состоял в том, что Нина соврала. Чуть ли не впервые в их жизни. И опять: не то чтобы обманула, то есть на самом деле не соскучившись, сказала обратное. Вовсе нет. Она ждала его, скучала, волновалась. Это правда. Только совсем другое хотела сказать. Совсем другое. И словом этим «соскучилась» просто прикрылась как щитом, чтобы не говорить пока главного. Чтобы не сразу. Щадила его.

Значит, что-то серьезное. Сердце заколотилось, застучало так сильно, что он даже удивился: у него что, сердце везде? И в горле? И в висках? И под коленями, которые вдруг резко ослабли и как будто даже задрожали?

Присесть он не мог. В строительном супермаркете выбирал материал для дачи. Кругом люди, загруженные тележки, шум, суета… Смог прислониться к какому-то стеллажу. Люди сновали вокруг, не замечая его убитого вида, и он, прикрыв глаза, слушал Нину.

Она скороговоркой докладывала, как долетела, с какими приключениями. Тут же сбивалась на подробности, на вроде бы несущественные мелочи, нюансы, которые почему-то всегда его интересовали. Всегда. Только не сейчас. Он молча слушал, потом, не к месту оборвав поток ее речи, спросил:

– Когда увидимся?

Вместо ответа она помолчала, потом с уже явным вздохом повторила:

– Ой, Лева!

Он сполз спиной по стеллажу до самого пола. Сотрудник отдела, девушка с именем Анжела, которое он прочел на бейдже, приколотой к блузке, подошла к нему и скорее удивленно, чем сочувственно, поинтересовалась:

– Вам плохо?

Он сказал в трубку:

– Сейчас. Подожди.

И девушке по имени Анжела:

– Да. Плохо… Можно у вас где-то присесть?

– Если только на выходе, около бюро информации. Там скамейки есть. Вас проводить?

– Нет, спасибо, провожать не надо. Просто покажите, куда идти.

Она направила его к выходу. Он увидел впереди что-то вроде зальчика ожидания, пошел… Ноги вели себя странно. Шли, но продолжали дрожать, и он уже не ощущал уверенности в них и очень волновался из-за этого.

– Нин, я не понял! – Он рухнул на скамейку. – Когда встречаемся?

– Наверное, как обычно… – спокойно произнесла она.

– То есть? – не понял он, и сердце застучало теперь уже в запястьях.

Он с горечью осознал, что у него, ко всему прочему, дрожат еще и руки.

Обычно они встречались два раза в неделю: по вторникам и пятницам. Вторник считался культурным днем. Они посещали выставки, театры, ходили в кино. Если интересных билетов не было, могли провести час-полтора в книжном магазине, потом поужинать в ресторане. Пятница была днем романтических встреч. Лев всегда высвобождал себе вторую половину дня, и они проводили несколько часов у Нины дома. Готовили что-то вкусное, занимались любовью, беседовали на все темы, которые интересовали обоих, и были абсолютно счастливы в своем уединении и единении…

А выходные он проводил дома, с семьей. Всегда, без исключения. Все девять лет. Столько, сколько они встречались с Ниной.

Сегодня была суббота. Нина прилетела из отпуска, а он поехал по дачным делам в строительный супермаркет. Она позвонила ему из аэропорта, он услышал ее голос и почему-то встревожился…

– Ты предлагаешь ждать до вторника? Я так соскучился! Я так хочу тебя увидеть!

Она удивилась. Не тому, что он скучает по ней. Нет. Его реакции удивилась.

– А когда?

– Да хоть сегодня! Хоть сейчас! Могу я хотя бы на полчаса заехать к тебе?

От неожиданности Нина закашлялась:

– Как сегодня? Сегодня же суббота?

– И что?

– Ну… как? Выходные – это же запретная тема…

– У нас нет запретных тем! Нет! Ты же знаешь! – Он начал повышать голос, понимая, что выходит из привычного образа, из привычных рамок…

– Ну… конечно… ты можешь приехать в любое время. – И как будто про себя, но вслух недоуменно добавила: – Тогда почему бы тебе меня не встретить? Я тут с чемоданами, с пакетами… Такси еще надо искать…

Он не ответил. Только устало прикрыл глаза, слушал ее голос, не особенно вникая в смысл фраз. Ему был важен именно голос, не слова.

– Я приеду… вечером… – Похоже, он опять оборвал ее на полуслове. И без перехода спросил:

– Скажи – правда соскучилась?

– Конечно, Лева! – Ему показалось, что она ответила слишком поспешно. – А почему ты переспрашиваешь?

– Что-то мне показалось…

– Что?

– Да нет, ничего…

Странный разговор получился. Она хотела скрыть что-то существенное. Ну если не скрыть, то отодвинуть объяснение, отсрочить его до более подходящего момента. А он, почувствовав неискренность, совершил абсолютно нелогичный для себя поступок. Поступок, который не совершал ни разу за всю их связь: нарушил собственный принцип, согласно которому в выходные дни он не отлучается из семьи, ну если только по семейным же делам. Дача, покупки, сберкасса, прачечная и прочие хозяйственные дела, которые копятся всю неделю и которые в другие дни, кроме выходных, сделать не получается.

Супруга Левы Алла, как правило, готовила полноценный обед с закуской и компотом, и в субботу—воскресенье они обедали в семейном кругу. Со временем круг поредел. Дочка рано выскочила замуж, уехала с мужем в Питер, поэтому в посиделках выходного дня участия не принимала. А сын, который перешел на третий курс, был настолько занят своей жизнью, что, казалось, родителей не замечал вовсе. Привет – пока – дайте денег – буду поздно… Вот, собственно, и все общение.

Скучными становились выходные. Летом еще как-то более-менее: на участок выезжали, с соседями шашлыки жарили, а осенью—зимой – совсем тоска. Но Лева почему-то с завидным постоянством проводил конец недели вдвоем с женой, мучаясь скукой и оправдывая себя потребностью отдохнуть от всех…

Да, наверное, он действительно отдыхал: много читал, рано ложился спать, иногда возил жену по магазинам, ненавидя в душе так называемый шопинг, но ради Аллы терпел.

Она могла часами что-то выискивать на вешалках, примерять, советоваться, переспрашивать, разглядывать себя в зеркале со всех сторон, сомневаться, придираться…

Он изнывал… Но не отказывал ей. Себе покупки он делал совершенно в другом ритме. В большом торговом центре он выбирал пару мужских бутиков, примерял три-пять приглянувшихся вещей и, купив то, что подошло, покидал магазин. Процедура занимала не более тридцати минут. С Аллой же, мало того что надо было потратить чуть ли не полдня на магазины, так еще дома он был вынужден выслушивать ее оценку собственных покупок. А вечером еще раз присутствовать при обряде примерки обновки. Уже с соответствующими аксессуарами в виде обуви, платочков, сумочек, шарфов, зонтов и перчаток.

Жена была недовольна тем, что Лев почти никогда не бывал с ней нигде. Магазины и дача не в счет.

– Ну, Лева, ну почему ты никогда меня никуда не пригласишь? Ни в кино, ни в театр?

– Ал! Ну ты же знаешь, что на работе у нас принято ходить коллективом. По вторникам. Не могу же я еще и по выходным повторять ту же программу.