Не можем уединиться – квартира полна гостей. Празднуем мое возвращение в Стамбул. Тетушка Нилюфер тайком подкармливает прожорливую Айдынлыг, которая разлеглась под столом. Красноречивая Шинай делится со мной последними светскими сплетнями Стамбула, при проскальзывающих матерных выражениях зажимая ладонями уши дочери. Гюльбен забилась в темный угол гостиной, внимательно наблюдая за мной и Зейнеп. Рисует нас отточенным карандашом на плотной белой бумаге. Мустафа с Альпером, как всегда, зависли перед телевизором, забыв обо всем на свете. Болеют за «Фенербахче»[7], поругивая комментатора за чрезмерную болтливость... Я стараюсь уделить внимание каждому: они – частички моей стамбульской мозаики счастья. Соскучился по ним. Еще больше соскучился по ней.

В любви становишься чуточку эгоистом. Трудно соотнести душу с разумом – они могут существовать в одном мире, но отдельно друг от друга. Моя любовь к ней не может быть сплетена с чем-либо другим, кроме ее любви...

Пока гости увлеченно что-то обсуждают в гостиной, на пару минут сбегаем на кухню. Незаметно ото всех. Прижимаю любимую к стене, впиваюсь в родные губы. Взбесившиеся ритмы сердец заглушают звуки из гостиной: не слышим, не видим ничего, кроме самих себя. Она ласкает языком мои горящие уши. Не могу остановиться. Шепчет: «Мишуня, пора возвращаться к ребятам...» Реальность, умоляю, исчезни! Спрячь нас на время. Хотя бы на десять минут... Приближающиеся шаги. Звон посуды. Голос Шинай. Она убирает со стола – готовится ко второй части вечера: кофе, десерт, фрукты. Вот-вот появится на кухне. Зейнеп целует меня в губы, отбегает к плите, застегивает рубашку. Приглаживает волосы. Как я хочу ее! Прямо здесь. В маленькой душной кухне, пропитанной запахами еды, заставленной горами посуды...

Каждый раз, возвращаясь в город души, понимаю, что не могу жить без нее. Вне Зейнеп существую, доживаю, превращаюсь в тень. Когда-то говорил, что смирился с нашими периодическими расставаниями... Вранье. Самоуспокоение. Я не могу жить без нее. Это не зависимость, другое. Мы словно сиамские близнецы, которым суждено быть всегда вместе. Нашу любовь невозможно разделить хирургическим путем. Правда, пока Судьба испытывает нас разлуками. Ничего, выстоим...

Без нее я – комок депрессий, грусти, неудач. «Без тебя, мишуня, я не я. Оболочка, привычная для окружающих, но с выпотрошенным нутром». Зейнеп – мой эликсир жизни. Когда между нами тысячи километров, она подпитывает меня эсэмэсками – глюкозой надежды. Эсэмэски эти – всего лишь крошки огромного аппетитного пирога. Вынуждены довольствоваться крошками, веря, что скоро нам достанется и большой кусок на двоих...

Завтра останемся одни. Гости разойдутся уже за полночь. Гюльбен в 11 утра возвращается в Анкару, где учится в Художественной академии. А тетушка Нилюфер едет навестить сестру... Отключим телефоны. Замуруем окна, двери. Подарим себя друг другу. Окунемся в нашу общую сказку – сказку, в которой побеждает любовь, во что бы то ни стало... Сольемся в одно целое. В океане любви будем купаться всю ночь и, утомленные, уснем на рассвете...

Готов заслонить собою полнолуние, чтобы оно не тревожило ее сон. Готов задержать наступление рассвета, чтобы он не разбудил ее. Готов просеять пляжный песок, освобождая от осколков ракушек, чтобы они не поцарапали ее ступни...

Зейнеп думает, мы засыпаем вместе, в один миг. Заблуждается. Как только она погружается в сон, я открываю глаза. Осторожно приподнимаюсь. Медленно снимаю с нее шуршащую кремовую простыню. Рассматриваю обожаемое тело. Изгибы, впадинки, выпуклости. Сексуальные шрамики на ногах... До 11 лет Зейнеп буквально не слезала с велосипеда. Обожала крутить педали. Ездила на велосипеде в школу, хотя отец мог подвозить на машине. Отказывалась. Родители ругались с ней, запрещали кататься на велосипеде вдали от дома. Зейнеп демонстрировала упрямство Тельца. Однако за день до своего дня рождения любимая не справилась с управлением. Растерялась, выехала прямо на трассу. Благо машин оказалось мало. Перелом правой ноги, масса ушибов. С того дня «велосипедная» жизнь Зейнеп закончилась...

Знаю каждый шрамик: длину, форму, расположение. Целую их. Не просыпается, лишь бубнит что-то несвязное, ищет рукой меня. Мне нравится наблюдать за моей спящей красавицей. Гладить каштановые волосы, рассыпавшиеся по кофейной подушке. Осторожно снимать со щеки упавшую ресничку, про себя загадывая желания. За нее. Какая разница, я загадываю или она? У нас одно сердце на двоих...

Во сне крепко прижимается ко мне, будто боится потерять. «Прошу, держи меня крепче...» Не упускаю мига пробуждения любимой: проснувшись, она непременно должна увидеть меня. Также и я. Маленькая традиция. Слишком часто просыпаемся в одиночестве, чтобы не ценить пробуждения вместе...

Научились распознавать сигналы, желания, порывы друг друга. Нет необходимости произносить что-либо, нигде – на улицах, в ресторанах, в гостях. В постели, наконец. Достаточно взгляда. Она знает, чего хочу я. Я знаю, чего хочет она. Когда мы наедине, я направляю ее своей рукой. Доверяет. Наверное, так и должно быть. Мужчина прежде всего должен думать о женщине. Думать, не забывая о себе. А женщина должна доверять мужчине, тоже не забывая о себе...

Знаю «горячие точки» Зейнеп. Знаю, что достаточно рукой провести по ее затылку, и она обмякнет. Она знает, что стоит ей пробежать пальцами по моей спине, как я теряю точку опоры. Вычислили слабости друга друга, перекрыли достоинствами недостатки... Мы торопливы в сексе – не хватает терпения на долгие поцелуи, прелюдии. Спешим слиться в одно целое. Почувствовать, нащупать, вдохнуть друг друга. Забываем обо всем. Все мировые проблемы сжимаются в единую пульсирующую точку, баклажанный соус подгорает на плите... В кульминационные моменты любви не принадлежим никому, кроме самих себя. Превращаемся в одну большую планету, гармонизируемся с космическим пространством...

Хотим ребенка. Впрочем, пока рано думать о детях, еще предстоит свадьба. В глубине души нам наплевать на условности, общественное мнение, заскоки аксакалов на почве менталитета – но это в глубине души. В жизни все иначе: уважение, дань традициям. Зачем огорчать наших родителей, особенно если они не против наших отношений?.. У нас будет девочка. Уверен. Видел во сне. Зейнеп же убеждена, что будет мальчик. Мы не гадаем: в сущности, пол не важен. Важнее то, что наша планета любви через три-четыре года пополнится маленькими спутниками. Будут расти, укрепляться под нашей опекой. Иншаллах[8]... Нам есть о чем рассказать детям. Хотя нам не так много лет. Говорят, перед тем как завести детей, следует созреть внутренне – возможно, мы уже чуть перезрели? Лучшее – впереди...

Любовь с годами меняется. Не портится, а именно меняется. Ну, как кизиловое варенье, пролежавшее в дачной кладовке три с половиной года. Открываешь баночку. На поверхности застыл сахарный лед, легко пробиваемый десертной ложкой. Подозрительно принюхиваешься, пробуешь на вкус. Аромат стал спокойнее, слегка утратив прежнюю «фруктовость». Цвет сгустился. Зато суть вкуса прежняя – сладкая кислинка, нежная горечь восточной ягоды, вяжущая свежесть, сохранившая прикосновения шаловливого южного ветерка. Любовь – как капризное кизиловое варенье. Или оно забродит на третий день после варки из-за недостатка искренности, или же точно засахарится от переизбытка чувств. В последнем – ничего страшного...