– Леонид Михайлович, – сказала Кузнецова, – вы не пройдете со мной еще раз первый выход?

– Хорошо, – сказал Шленский. – После ужина, в кинозале.

– Ага! – обрадовалась Кузнецова. – Спасибо!

И почти побежала по коридору.

Проводив ее взглядом, Шленский приоткрыл дверь в деветьяровский номер и крикнул:

– Эй, сексуальный маньяк, на ужин пойдешь?

Ужин заканчивался. Аслан, вытирая руки салфеткой, трясся от смеха, Деветьяров невозмутимо ковырял спичкой в зубах, рассказывая анекдот.

– Ты погоди ржать, это еще не все…

– Леонид Михайлович?.. – вопросительно напомнила Кузнецова. – Вы идете?

– В кинозал? Да, сейчас… – пообещал Шленский.

– Ну, ну… – попросил Аслан.

– Ну, он бежит дальше, а на суку сидит ворона… – продолжал Деветьяров. – Да погоди ты смеяться!..

Дверь в кинозал была приоткрыта. Шленский стоял в проходе между рядами, Кузнецова – на сцене.

– Леонид Михалыч, – спросил Деветьяров, всовывая озабоченную физиономию, – ты моего ключа не видел?

– Нет, а что?

– Да посеял где-то, – посетовал Деветьяров, входя и органично хлопая себя по всем карманам.

– Не видел, – сказал Шленский.

– Черт возьми, – сказал Деветьяров, незаметно забирая с кресла брошенный Шленским ключ от кинозала. – Ну ладно, поищу… Может, Аслан взял.

И вышел. Аслан стоял тут же, заранее давясь со смеха.

– Операция «Интим», – объявил Деветьяров, демонстрируя ключ. – Асланчик, где тут у вас рубильник?..

– Ну, давай последний разок о себе – и все, – сказал Шленский.

– Хотите получше запомнить? – спросила Кузнецова.

– Точно, – улыбнулся Шленский.

– Хорошо. – Она присела на авансцене, в двух шагах от него. И совершенно естественно, как будто всю жизнь провела у рампы, начала рассказывать: – Меня зовут Лена Кузнецова, я приехала из Нижнеудинска, где работала медсестрой. Мне двадцать лет…

С глухим щелчком погас свет, и стало почти совсем темно.

– Черт. Осторожнее, не упади, – сказал Шленский.

– Где вы? – спросила она.

– Я вот. Давай руку, тут ступеньки.

Она нашла его руку и спустилась в зал. Сумеречный свет из-за штор едва-едва выделял из тьмы их силуэты.

– Пробки полетели, – неестественным голосом объяснил Шленский. – Сейчас выберемся.

– Я не боюсь темноты, – сказала Лена.

– Смелая, – деревянно хохотнул Шленский. Он все еще не отпускал ее руки. – Черт возьми, где же спички?

– А я вас вижу, – сказала Кузнецова. – Я вижу в темноте, как кошка. Вы сейчас смотрите на меня. Не надо спичек, – попросила она вдруг.

– Не надо, – согласился Шленский. В темноте он видел ее глаза. – Ну что, идем? – Она не ответила. – Слушай, – сказал он, погремев дверью. – Нас заперли. – До него наконец дошло. – Ну, негодяй!

Он еще раз подергал дверь. Лена молчала, стоя в шаге от него.

– Чего молчишь, Лена Кузнецова из города Нижнеудинск? – спросил Шленский.

– Просто так, – ответила она.

– Это хорошо, когда просто так… Ну что, медсестричка, сидим?

– Сидим, – подтвердила Кузнецова.

– Ну и садись тогда. Ты где?

– Я вот.

Они нащупали кресла и сели.

– Я закурю? – спросил он.

– Конечно, Леонид Михайлович, – сказала она.

Он чиркнул спичкой, и из темноты выплыли ее глаза. Шленский прикурил и глубоко затянулся.

– Два дня осталось, – сказала Кузнецова.

– Один, – сказал Шленский. – Фактически – один. Послезавтра уже не в счет.

– У меня – в счет, – сказала Кузнецова. И добавила: – Я ведь после конкурса – обратно.

– Да-да, – буркнул Шленский.

– Но я еще не знаю… Роман Юрьевич предлагает контракт, – сказала Кузнецова. – Турне по Средиземному морю. С ним, вместе. Обещает помочь с работой.

– Вот и замечательно, – после паузы сказал Шленский.

– Соглашаться? – спросила она.

– Ну, я не знаю, – ответил он. – Как я могу решать за тебя? – И он с силой вкрутил окурок в ручку кресла.

Они помолчали.

– Дайте руку, – попросила она. Он послушно протянул ей руку. – Теплая…

– Так еще не помер, – пошутил Шленский.

– Не смейте так говорить! – Она прижала его ладонь к своей щеке.

– Лена…

– Молчите, – сказала она. – Не говорите ничего.

– Лена, вы страшный человек, – сказал Шленский.

– Ага, – ответила она, целуя его руку. – Очень. Я вампир…

– Ах ты, вампир нижнеудинский… – Шленский уже неудержимо гладил ее волосы, шею, плечи. – Ах ты…

Свет зажегся так же внезапно, как погас, и Шленский отпрянул от Лены.

– Лёнечка… – зажмурив глаза, попросила она, пытаясь удержать его руку.

– Тс-с! – шепотом прикрикнул он.

– Тамара! – крикнули за дверью. – Тамара, ключи от кинозала у тебя?

Загремело ведро.

– Вот черти, опять не сдали, – пожаловался голос. – Тамара, позвони Шмакову, у него дубликаты!

– Сейчас придут, – прошептал Шленский. – Господи, только этого не хватало!

– Ну и что? – сказала Кузнецова. – Ну и пускай придут.

Ничего на это не ответив, Шленский резво забрался на сцену и скрылся за экраном. Через несколько секунд оттуда раздался грохот отодвигаемых предметов.

Лена неподвижно сидела в зале. Наконец Шленский появился из-за экрана:

– Леночка, я нашел выход.

Кузнецова не двинулась с места.

– Скорее, Лена, – уже раздраженно поторопил Шленский. – Вы что, меня не слышите?

Кузнецова засмеялась.

– Вы что, Лена? – спросил Шленский.

Лена хохотала.

Деветьяров загнал шар в лузу и поднял голову. В дверях бильярдной стоял пыльный, всклокоченный и злой Шленский.

– Уже? – спросил Деветьяров.

– Уже, – ответил Шленский. – Спасибо за заботу.

– Не за что, – сказал Деветьяров и, обернувшись к Аслану, бросил: – Не в коня корм.

– Меня зовут Лена Кузнецова, я приехала из Нижнеудинска…

Она стояла на пустой сцене в коротенькой ночной рубашке и улыбалась Шленскому. Заверещал будильник. Шленский вскочил как ошпаренный и прибил его. Посидел немного, приходя в себя, – и с ненавистью вычеркнул на календаре вчерашнее число.

Без пяти одиннадцать Шленский вошел в кинозал. Аркадий и его ассистентки что-то подкалывали к платьям Лаврушиной и Шефер; литовка пробовала ходить в своем, обтягивающем.

Веснина поправляла прическу Черышевой, косметолог Катя возилась с макияжем для Жуковой.

Шленский тревожно оглядел зал:

– Девушки, а где Кузнецова?

– Она просила передать, что заболела, Леонид Михайлович, – сообщила со сцены Даля.

– Ясно, – сказал Шленский.

– Леонид, – обратился к нему подошедший фотограф, – а фотографии пойдут через один слайдоскоп или через несколько?

– Да-да, – сказал Шленский.

– Что? – не понял фотограф.

– Простите, – извинился Шленский. – Вечером решим. Андрей! – позвал он. – Пройдешь прогон за Кузнецову?

– Нет, Ленчик, – зло улыбнулся Деветьяров. – За Кузнецову ходи сам.

На обед Кузнецова пришла последней и молча села за свой столик. Шленский ел медленнее обычного, попросил добавки компота. Дождавшись, когда все разойдутся, он подошел к ней:

– Приятного аппетита, Лена.

– И вам.

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – ответила Кузнецова, глядя в борщ.

– Вот и замечательно, – бодро сказал Шленский. – Значит, на втором прогоне будете?

Кузнецова, подняв глаза, какую-то секунду всматривалась в лицо Шленского. Он улыбнулся.

– Буду, – сказала она.

После пресс-конференции был фуршет. Потом пили кофе и коньяк, переходили от столика к столику… Сидя возле фотографа со шкиперской бородкой, Шленский рассматривал листы фотографий. Из-за углового столика, безуспешно кадримая каким-то журналистом, на него смотрела Кузнецова, но, увлеченный новой идеей, Шленский не видел ее.