Иногда дед Кузьма разговаривал с вождями почтительно, кланялся им, вытягивался перед ними в струнку, по-военному:

— Позвольте доложить, ваше блахгородие Владимир Ильич! Живем хорошо мы, первача нахгнали на зиму три бидону и бутыль двухведерную. Сухой закон блюдем, в махгазине не берем. Но ходим в сельпу — покупать крупу. А в сельпе-то пусто, соль да капуста.

К Иосифу Виссарионовичу Сталину дед Кузьма обращался торжественно по случаю крупных успехов:

— Товарищ Сталин, родной и можно сказать — любимый! Вчерась я похитил, как есть по-научному — реквизировал с колхозного току осемь мешков пашаницы. Шесть кулей с вашего полного согласия будуть переправлены к сталоверам.

Однако об этих разговорах Кузьмы с вождями знали всего несколько человек: внук Володька, сосед-учитель Кривощеков, семья Заболотных, да еще два-три дружка по гражданской войне. А известен был Кузьма на всю округу тем, что умел стрелять из граблей. В его чуде было три ступени: два первых фокуса — обман, а третье явление — непостижимое. И настолько таинственное, что председатель сельсовета с ума сошел — закукарекал, замахал руками и остановиться не мог. Так его и увезли в дурдом.

Первая ступень стрельбы из граблей была чистейшим мошенничеством. Дед Кузьма поспорил с соседом на четверть водки, будто собьет с неба коршуна выстрелом из граблей. Они прицелился тщательно черенком, раздался выстрел, коршун упал замертво. Дня через три он послал внука рассказать по станице, как обманул дурака. Никакого выстрела из граблей не было, просто рядом с Кузьмой за пряслом лежал в конопле с ружьем внук Володька, он и стрелял по коршуну. А людям казалось, будто выстрел прозвучал из граблей.

Честной народ, понятно, возмутился. Кузьма не оправдывался, давал людям время поостыть. А потом начал вдруг отрицать, что смошенничал. Мол, не было обману, я стрелял из граблей! Люди кричали насмешливо:

— Коли не было обману, стреляй снова, коршуны вона, в небе кружатся, ждут подтверждения. Бери свои грабли и паляй! Но не возля забора с коноплей высокой стреляй, а на голой площади, в полном окружении народа, казачества честного.

Дед Кузьма куражился, требовал собрать в шапку деньги изрядные, принести на площадь три четверти первача-самогона. Станичники усмотрели в этом хитрость и трусость деда Кузьмы. Де, ежли мы не соберем деньги, не принесем самогон, проверка не состоится. И собрал народ казну богатую, поставил три четверти первача, вызвал деда Кузьму на площадь. Люди встали вокруг стрелятеля из граблей плотным кольцом:

— Пали, коршун в самый раз над головой кружит.

Дед Кузьма целился скоморошно черенком грабельным. Толпа посмеивалась:

— Не жди, оманщик, со стороны никто не пальнет, округ посты выставлены, всия станица под надзором!

— Не орите под руку, у миня хграбли по навучному нервные, отступитесь чуть подале.

— Ежли грабли твои не выстрелют, побьем тебя!

— И портки для сраму сымем!

— И штрафу заплатишь нам — равную сбору обчества.

Но грохнул выстрел из граблей. И упал простреленный коршун прямо на площадь. Кузьма взял шапку с деньгами, поклонился изумленному народу, хотел было уйти.

— Стой! — остановили его. — Ратуйте, люди добрые! Кузьма головы морочит нам. У няго в грабельном черенке, мабуть, ствол вложен от винта али маузера... Из таких-то граблей и мы стрелять могем!

Казаки выхватили грабли из рук деда Кузьмы. И разнесли люди тут же чертовы грабли на мелкие щепы. Ломали через колено, камнями. Щепали ножами, рвали зубами. И на этом народ не успокоился.

— Подымай руки, Кузьма! Мы тя ощупаем!

Чудодей-стрелок поднял руки, не сопротивлялся. Его ощупали, отпустили с богом, обреза под одежей не нашли. Признал народ Кузьму за великого чародея. И разнеслась слава о Кузьме по всей округе: дед стреляет из граблей! Один только Володька знал, что никакого чуда нет. У деда на правой руке, под рукавом, был привязан взведенный браунинг. Нить от спускового крючка проходила через рукав и спину к левой руке. Потяни за нитку — и выстрелит пистолет. Конечно, надо владеть искусством прицела при стрельбе из рукава. Успех — в тренировке, в таланте. И сам фокус опасен. При обыске деда на площади браунинг могли найти. И тогда бы дело дошло до НКВД. За хранение оружия расстреливали, меньше десяти лет не давали. Поэтому Володька беспокоился за деда, бранил его. Кузьма побаивался внука, любил его, но продолжал чудить. Грабли он изладил новые, с ними и ходил на охоту — в бор, на озера и болота. Перекинет за плечо свои грабельки, идет через всю станицу к мосту. За мостом через Тобол — лес дремучий.

— Ты куда, Кузьма, с граблями-то? — спрашивали станичники.

— На охоту пошел, ноне много зайцев, уток.

К вечеру, глядишь, идет из лесу, несет зайцев парочку, а то и уток диких с полдюжины. Так бы все ничего, но вскоре прошел слух, что дед Кузьма стреляет из граблей по самолетам. Бабы ахали в ужасе:

— Он чо? С ума спятил? Иропланы сбивает из граблей стрелючих!

— Как напьется, так по самолетам стреляет, бабахает.

— Бают, бумбардировщик днись загорелся, упал на гумно.

— В газетах прописали, што дирижабля взорвалась. Мож, дед Кузьма и угробил энту дирижаблю?

— Не путай, тямнота: разбились сратонавты на шаре.

— А по сратонавтам, чо, стрелять жаканом можнучи?

— Кузьма, знамо, во враги народа перешел с понедельника...

— С воскресенья!

— Не зазря его чакисты в третий раз обыскивают.

Володька, внук деда Кузьмы, еще перед первым обыском стащил браунинг и спрятал его в дупле дуба, который рос в заовражье. Да Кузьма и без пистолета продемонстрировал третье чудо. Он собрал народ на площади возле церкви, забил гвоздь в телефонный столб, отошел с ружьем в сторону.

— Вешайте на хгвоздь тулуп али полушубок!

Председатель сельсовета подвесил на вбитый гвоздь шубейку со своего плеча. На зрелище присутствовали — секретарь райкома партии, уполномоченный НКВД, директор молочного завода, военком, прокурор и судья. Народ не подпустил Кузьму к телефонному столбу. Мол, прояви умение издали, с тридцати-сорока шагов. Толпа стояла полукольцом, поскольку Кузьма должен был выстрелить из ружья крупной дробиной. И грохнул выстрел. Дробина перебила хилявую тесемку вешалки, полушубок упал на снег. Однако чудо было не в этом. В станице старые казаки все стреляли хорошо. Многие из толпы могли с легкостью сбить выстрелом шубейку с гвоздя. Пороховая тишина оцепенила толпу, когда дед Кузьма снова прицелился в лежащий на снегу полушубок и, пугая его, скомандовал:

— Встать! Пристрелю аки собаку! Арш на хгвоздь!

На глазах онемевшей и потрясенной толпы шубейка вскинулась на гвоздик сама. Будто живое существо, она поднялась сама по себе, прыгнула и повесилась воротником внакидку на том самом гвозде, с которого только что упала. Председатель сельсовета, рабочий из двадцатипятитысячников, ощупал и осмотрел свой полушубок вместе с прокурором, уполномоченным НКВД, военкомом и другими активистами по атеистической пропаганде. Не оказалась ли вдруг тут нитка или резинка? Столпились люди, загалдели. Не было лески и резинки! А как же шубейка сама вскочила и на гвоздь подвесилась? Тут и случилась беда: закукарекал председатель, замахал руками и побежал по дороге в коммунизм, свихнулся человек. Увезли его в больницу. На другой день деда Кузьму вызвал уполномоченный НКВД:

— Даю тебе, Кузьма, неделю сроку. Поезжай в город, привези справку с цирку, што имеешь полное право на фокусы. И на охоту за зайцами, за дичью с граблями боле не ходи, запрещаю! Нету у советской власти такого закону, штобы стрелять из граблей.

Поскольку дед Кузьма не привез справку из цирка и не подчинился указанию уполномоченного НКВД, продолжал ходить на охоту с граблями, его решили арестовать. Да и продолжали сигналы поступать, что дед стреляет из граблей по самолетам и дирижаблям. Еще более подозрительными были продолжительные уходы деда в тайгу. Трое суток пряталась вооруженная засада в доме Кузьмы. Взяли деда, когда он вернулся с Малого болота. Арестованного увезли в Курган, а затем отправили этапом в челябинскую тюрьму. Допрашивал деда Кузьму начальник 5-го отделения 4-го отдела НКВД лейтенант госбезопасности Натансон.