— А какого родства ты хотел бы?.. Неужели нам, как в былые времена, жить с матерью одной семьей в ее доме? Неужели она на пару с тобой станет обсуждать архитектурные проблемы?

— Не знаю, — искренне ответил Дюгаев, ощущая досадную беспомощность собственного ума и слепоту сердца.

В гулком от тишины и безлюдья тупичке они кружили и кружили по своим же следам и разговаривали, казалось, все об одном и том же — с одной целью: принести себе хотя бы временное облегчение, снять с сердца щемящую неловкость.

— Идем отсюда… Кружимся, как в ловушке, — вдруг нетерпеливо сказал Дюгаев, окидывая взглядом глыбы домов, оцепивших тупичок.

Они вышли на вечернюю, пеструю от огней и прохожих улицу и отдались людскому потоку, желая потеряться в нем, отвлечься от самих себя… Алым неоновым светом сияли стеклянные витрины универмага, редкие, последние покупатели шныряли в его ярко озаренную широкую дверь. Дюгаев зачем-то остановился возле прохода и, обтекаемый людьми, с минуту нерешительно топтался на месте. Потом взял Любашу за руку и потащил за собой в магазин.

На втором этаже, в салоне женской одежды, они медленно прошлись вдоль рядов тесно вывешенных разноцветных пальто.

— Какой у мамы рост, размер? — спросил Дюгаев, задержавшись возле одного зеленого, с цигейковым воротником.

— Как у меня — пятидесятый. А рост поменьше. Второй, кажется, — ответила Любаша и, ни о чем не спрашивая, но обо всем догадываясь, прошла в примерочную.

Дюгаев одно за другим снимал с вешалки пальто и носил их жене на показ и на выбор. — Нет, нет… Ну зачем старушке зеленое? Подай-ка вон то коричневое, с каракулевым воротником, — быстро подчинив мужа своему женскому вкусу, командовала Любаша.

Дюгаев суетливо метался по проходу между вешалками и все поглядывал на часы, словно магазин через десять минут закроют не на ночь, а навсегда.

— Вот! — Любаша наконец облюбовала темное, цвета шоколада, очень хорошего фасона женское пальто с пушистым окладным воротником. — Только денег не хватит. 210 нужно, а у тебя 130, да и то маминых. Давай завтра.

— Нет, нет. Я сейчас… — Дюгаев бросился к выходу.

Вернулся — запыхавшийся, бледный, с испариной на лбу. Извиняясь и благодаря, подскочил к закончившей смену кассирше, возле которой со свертком в руках одиноко стояла Любаша.

Когда вышли из магазина, она сказала:

— Загорелся, как порох… Могли и в другой раз купить… Мама-то не последний день у нас живет.

— Нет! Я хочу непременно сейчас. Пусть хоть в этот вечер нам всем станет легче. Понимаешь?.. Все равно я не смог бы заснуть сегодня… без таблетки снотворного…

— Но… ведь это, — Любаша кивнула на покупку, — это та же таблетка… А нам всем нужно комплексное лечение.

Но Дюгаев уже не слушал, не слышал ее. Он летяще шагал, вдыхая горячими ноздрями крепкий запах мороза, жадно отыскивая среди карусели желто-оранжевых, огненных окон желанное, свое.

Ему уже виделось, как слезно подивится ответному гостинцу мать, как в радостном смущении примерит по его просьбе дорогую обновку, как выздоровевшую и нарядную, он повезет ее домой, как нежно распрощаются они опять бог знает на какой срок.

До следующего, пожалуй, экстремального случая, который выхватит его, Дюгаева, из житейской коловерти, из беличьего колеса бессмертной текучки и снова швырнет в вероломные объятия нежданной материнской беды.

Новиков Сергей Григорьевич родился в 1954 году. До поступления в Челябинский педагогический институт (на физический факультет) жил в городе Ишимбае Башкирской АССР. Серьезное увлечение фотографией появилось во время занятий на отделении фотодела факультета общественных профессий. Конфликт между физикой и фотографией разрешился сознательным выбором в пользу последней. Надо отметить, что учился Сергей Григорьевич всегда хорошо. В школе — золотая медаль, в институте — отличные оценки почти по всем предметам.

После окончания института он руководит фотостудией Дворца детского творчества в Уфе. С 1980 года работает преподавателем фотографии на отделении фотодела факультета общественных профессий Челябинского педагогического института.

В феврале 1982 года в Центральном выставочном зале Союза художников в Челябинске состоялась выставка его фотографий. Некоторые из них вы видите на наших вклейках. Что же заставило этого молодого человека сделать выбор в пользу художественной фотографии?

Отказаться от преподавательской и научной деятельности в области физики и уйти в столь неопределенную, часто не устроенную в житейском плане «карьеру» фотографа, делающего снимки просто потому, что они красивы, волнующи, трогательны…

Десять лет жизни с фотоаппаратом. Десять лет поиска своего взгляда на возможности фотографии как изобразительного средства. Что дает ему это занятие? Некоторые люди считают, что фотография — прибыльное дело. И они не ошибаются — фотография определенного рода, коммерческая, может принести достаток… Но только не фотография художественная. Этот вид занятий совершенно нерентабелен с экономической стороны. Тогда, может быть, человека греет слава фотохудожника? Награды больших выставок и салонов? Но награды (а Сергей Григорьевич участник и международных, и всесоюзных выставок) бывают не часто. Да и не скажешь, что солнце известности ежеминутно освещает его творческий путь. Гораздо ощутимее другое — неприятие дорогих сердцу автора фотографий. Причем порой неприятие со стороны тех, чей фотографический опыт, вкус когда-то были твоим эталоном. Вот такая мучительная «награда» приходит гораздо чаще, чем успех и признание. И как ни странно, именно в этот момент и рождается творческое своеобразие автора. Его лучшие, на мой взгляд, фотографии «Счастливое детство» и «Нестареющие сердца», сделанные с промежутком в 5–6 лет, отражают процесс его творческого становления. Первый снимок — лицо жизнерадостной девочки, беззаботной и счастливой, — нравится всем заразительной искренностью. Снимок стал основой известного плаката.

Общеизвестна сильная сторона фотографии — ее документальная основа. В упрощенном виде ее можно проиллюстрировать так: что видим на фотоснимке — то было в жизни! И это часто соответствует истине. Но не всегда. Многое зависит от того, с какого рода фотографией мы имеем дело. Если речь идет о газетном репортаже, скажем, об открытии нового цеха завода или о спортивном соревновании, то сомнений быть не может: на снимке должен быть только конкретный цех или вполне определенный спортсмен. Фотография такого рода ценна документальным отражением всех деталей события. Ну, а если на снимке волшебная красота заснеженного леса? Имеет ли здесь значение, все ли деревья видны и так ли наклонена ветка, как это было там, в настоящем лесу? Нет, конечно, выступая в роли объекта художественного творчества, фотография уже не привязана к своей документальной основе. И уже не важно, как и где делался снимок — просто ли нажата кнопка затвора аппарата в прелестном уголке уральской тайги или это результат комбинирования десяти негативов, снятых в разных концах нашей страны. Здесь выступают в главной роли не природа и ее красота, а своеобразие и красота видения их автором. Сергей Новиков последние годы упорно работает именно в сфере художественной фотографии.

В. ШВЕММЕР,

преподаватель кафедры педагогики

Челябинского педагогического института,

кандидат педагогических наук

Полет

Учитель