Генерал армии Крючков пишет, что за время работы Калугина в Ленинграде контрразведка неоднократно фиксировала интерес к нему со стороны американцев. Отмечались случаи, когда и Калугин, и американские разведчики “попадались” на одном маршруте.
В середине 80-х годов в ПГУ поступила информация о том, что в Советский Союз под измененной фамилией выезжает установленный разведчик ЦРУ для встречи с важным агентом из числа советских граждан. Встреча должна была состояться в Ленинграде, но обеспечение ее безопасности возлагалось на резидентуру ЦРУ, работавшую под прикрытием посольства США в Москве. Прибывшего разведчика взяли под усиленное наблюдение сразу же в международном аэропорту в Шереметьево. Задача стояла одна — установить агента, с которым намечалась встреча. В Ленинград для координации оперативных мероприятий с местными контрразведчиками был направлен один из опытнейших работников Центра генерал В. Позднее он рассказывал, что допустил, по его мнению, непростительную ошибку, раскрыв перед Калугиным цель своей поездки.
— Не могло быть у меня сомнений, ведь Калугин был заслуженный разведчик, генерал, первый заместитель начальника ленинградского управления. Мне и в голову не могло прийти подозревать его, — с горечью говорил В. позднее.
Но не все подробности проводившихся в Ленинграде мероприятий В. рассказал Калугину. Он не раскрыл, что за сотрудником ЦРУ параллельно с ленинградцами ведет слежку бригада наружного наблюдения из Москвы. Она и сумела зафиксировать момент, когда на одном из мостов через Неву пересеклись на встречном движении маршруты американского разведчика и Калугина. После этого американский разведчик быстро покинул Ленинград, и после краткого пребывания в Москве вылетел в Вашингтон. Встреча в Ленинграде не состоялась.
Все это произошло вечером в четверг. Разведывательный почерк ЦРУ в подобных делах был хорошо известен контрразведчикам. Можно было предположить, что по четвергам каждой последующей недели в определенное время Калугин будет подтверждать “сигнал опасности”, который он передал на Невском мосту, означавший отказ от личной встречи или от какой-либо другой операции по причине опасности. Исходя из этого, генерал В. взял под наблюдение силами московской бригады самого Калугина. И он оказался прав. В последующий четверг в одном из театров был зафиксирован визуальный контакт Калугина с хорошо известным ленинградским контрразведчикам сотрудником ЦРУ — агентуристом, работавшим под прикрытием Генерального консульства США в Ленинграде.
Теперь надо было ждать, каким образом американские разведчики передадут Калугину ответный сигнал о приеме его “сигнала опасности”, - рассказывал генерал В.
Ожидания оправдались. В следующие два четверга напротив дома, где жил Калугин, американская разведчица ленинградской резидентуры в одни и те же часы парковала свою машину так, чтобы ее можно было видеть из окон его квартиры.
Из всего сказанного понятно, что Калугин испугался “промашки” генерала В. и стал допускать ошибки, вынужденно пойдя на визуальные контакты с ЦРУ с тем, чтобы предупредить о невозможности проведения операции и тем самым уйти от неизбежного провала и возможного ареста. Сами по себе визуальные контакты редко могут служить юридическим доказательством — их можно всегда объяснить случайным стечением обстоятельств. Но теперь стало вполне понятно, что разведчик из Лэнгли приезжал в Ленинград для встречи с Калугиным. Сам он, будучи осведомлен генералом В., скорее всего, видел наружное наблюдение, которое велось за американцем во время пересечения их маршрутов на мосту, но не предполагал, что находится “под колпаком” московской контрразведки.
Во всей этой истории много неясных вопросов. Но из сути дела очевидно, что Калугин располагал условиями связи с американскими разведчиками в Ленинграде — визуальные сигналы на мосту, в театре и на улице около дома были обусловлены с ним заранее. Когда он их получил? Возможно, в Москве или Ленинграде на личных встречах или через тайник. Факт налицо — он имел контакты с ЦРУ, и, естественно, мог периодически передавать наиболее важные материалы.
В своей книге Калугин иначе излагает эти события. Он утверждает, что один из знакомых ленинградских контрразведчиков доверительно рассказал ему, что однажды, когда за ним вели наружное наблюдение, он запарковал свою машину и прогуливался по набережной Невы, то в это же время в этом районе оказался работник американского консульства. Поэтому чекисты сделали вывод, что Калугин имел с ним “секретное свидание”. Он не отрицает своих прогулок и возможности нахождения вблизи консульских работников.
Все сказанное о данных, полученных контрразведкой на Калугина в Ленинграде, ни в коем случае не претендует на их полноту. Да, и реальные события развивались лишь примерно таким образом. В ситуации, устроенной ему генералом В., Калугин, похоже, находился на грани провала.
Ленинградским контрразведчикам, конечно, известно значительно больше. Но, в принципе, понятно, что все-таки им не удалось получить доказательства, которые позволили бы привлечь Калугина к уголовной ответственности.
Новые подруги
В конце 1986 года еще одна неприятная история произошла с ним в Ленинграде. Она связана с “любовно-оперативными” целями и привлекательной девушкой по имени Ирина, как он ее назвал в своей книге, которая была моложе его лет на двадцать пять. Впервые он увидел ее в библиотеке Ленинградского обкома КПСС. Она печатала для него выборки материала из книг и газет для докладов и лекций на различные политические темы. Не известно, испытывал ли Калугин какие-либо теплые чувства к Ирине или она была ему нужна только для своих шпионских целей. Хотя, возможно, присутствовало и то и другое. Видимо, соблазнив малоопытную девушку выгодными в те времена поездками за границу, он устроил ее на работу в представительство американской авиакомпании “Пан Американ”. Она летала в разные страны, в том числе и в США, в качестве сопровождающей групп советских граждан.
Однажды на заседании Комиссии по выездам руководитель ленинградского Интуриста представил список лиц, которые “своим поведением скомпрометировали себя” и рекомендовал закрыть им выезд за границу. Решение было принято и подписано в отсутствие Калугина одним из его работников. В списке была Ирина. Основанием явилось заявление некоего работника “Пан Американ” о том, что Ирина использует поездки за границу для личного обогащения. На одном из следующих заседаний комиссии Калугин заявил, что не согласен с таким мнением и лично ознакомится с материалами. Спустя некоторое время, по его предложению комиссия отменила решение на том основании, что “фактор риска при выездах” у нее отсутствует. Об изменении решения, как и положено, был письменно информирован горком КПСС. Однако секретарь горкома Юрий Соловьев, будучи не согласен с подобным поворотом дела, сообщил обо всем происшедшем генералу Носыреву.
Через несколько дней шеф вызвал Калугина для объяснения. Состоялся неприятный разговор. Обвиненный в некомпетентности и, хуже того, в использовании служебного положения в личных интересах — принуждении молодой женщины к сожительству и поэтому “неправомерной защите” ее на комиссии, а также в нелегальной поездке с ней на отдых за границу, — Калугин в конце беседы не выдержал и заявил, что не может больше работать в ленинградском управлении под началом Носырева.
Однако основания для таких обвинений у Носырева имелись. Ленинградским контрразведчикам было достоверно известно, что Калугин имел интимные отношения с Ириной. Однажды, ревнуя ее к руководителю ленинградского отделения “Пан Американ”, более молодому, чем он, затеял с ним скандальный разговор, вышедший за рамки троих.
Свои отношения с Ириной он строил на основе якобы большой любви, полного взаимного доверия и личной преданности. Для доказательства искренности своих чувств сумел, как бы жертвуя даже своей карьерой, совершить, казалось бы, немыслимый весьма рискованный и откровенно дерзкий поступок, который в те времена действительно так и выглядел: не ставя никого в известность вылететь с ней на отдых на Канарские острова. К своему великому удивлению, ленинградские контрразведчики об этом узнали значительно позднее. Возможно, что этой поездкой Калугин проверял надежность негласного канала для побега из Союза при возникновении опасности ареста и лишь прикрывался Ириной.