Личные встречи людей ЦРУ с Калугиным, на которых он передавал информацию, проводились при его служебных выездах в западные страны. Примерно так же, как с Пеньковским. В июне 1971 года в Хельсинки он передал ЦРУ данные о том, что Ларк разоблачен как двойной агент.

Время для раздумий у ЦРУ было достаточно, чтобы решить, как теперь поступать с делом Ларка, следует ли его продолжать, если КГБ расставил свои сети и стал проводить мероприятия по его выводу. Мечта ЦРУ о получении советского разведчика-нелегала оказалась мифом. С 1971 года с Ларком вашингтонская резидентура не работала и выходила на него лишь для обсуждения вопросов выезда в третьи страны для встречи с представителями Центра. Материалы от него не брались, и ловить с поличным было некого.

Вполне обоснованно возникает следующий вопрос: почему ЦРУ пошло на вывод Ларка в Советский Союз в Вене в 1975 году? Здесь вновь, как и в деле Кука, видны интересы Калугина. 1973 год — начало работы Калугина в качестве руководителя управления внешней контрразведки и ему необходимо набирать очки. Очевидно, что на одной из личных встреч он настоял перед ЦРУ на целесообраз-ности продолжить игру по сценарию КГБ, но уже с целями и задачами ЦРУ.

В проведении венской операции, если ее рассматривать с равных позиций двух спецслужб, КГБ и ЦРУ, виден почерк Калугина как человека одинаково жестокого, для которого и в КГБ, и в ЦРУ цель оправдывала средства, способного пойти и там и тут на любые действия ради своих корыстных интересов. В данном случае, в КГБ — показать успешное завершение многолетней операции с Ларком, в ЦРУ — требование жертвы Ларка и Китти Хока для укрепления своего авторитета в ПГУ. Где-то в 1973 году я как-то сказал в кругу коллег в ПГУ, что Калугин ради достижения своих целей способен “пройти по трупам своих друзей”. Эта фраза оказалась на какое-то время “летучей” и ему стало известно об авторе. Он пожаловался даже моей жене, но со мной эту тему почему-то не поднимал.

Хотя Калугин и не был другом Ларка, но по его трупу он прошел. Ответственность за смерть Ларка в Вене полностью лежит на нем как на агенте ЦРУ. Сам по себе физический захват человека в возрасте свыше пятидесяти лет, конечно, мог привести к сердечному приступу и даже к летальному исходу. Ларк был болен раком печени, страдал гипертонией и постоянно пользовался лекарствами, о чем знало ЦРУ и, что скорее всего, было известно Калугину. Не обоснованное оперативными причинами вторичное применение усиленного спецсредства на спокойно сидящем в машине Ларке преследовало лишь одну цель — убрать того как возможного свидетеля своего предательства. После смерти Ларка Калугин не смог скрыть своей радости. Как рассказывал Михаил Усатов, Калугин один из всей оперативной группы не выразил сожаления в связи со случившейся трагедией. Более того, на его лице окружавшие работники увидели удовлетворение.

По всем правилам ведения разведывательной работы Ларк не должен был знать о причастности Калугина к его “вербовке” Кочновым в марте 1966 года, но мог догадываться, что кто-то из советских разведчиков подтвердил измену Кочнова. Слишком быстро было принято решение. Он, как имевший тесные контакты и даже дружеские отношения с оперативными работниками управления контрразведки ЦРУ, был осведомлен об обстановке глубокой подозрительности в Лэнгли в связи с ловлей “кротов”. Для Калугина даже такие мысли Ларка представляли опасность и он должен был стать жертвой.

Нельзя исключать и другой возможный метод устранения Ларка. Как агент ЦРУ, Калугин мог быть снабжен быстро разлагающимся смертельным ядом. Подобные факты из деятельности ЦРУ широко известны, нет смысла их перечислять. Он вполне мог применить этот яд вместе со своим спецсредством или отдельно.

Мною излагался сценарий убийства Ларка, совершенного Калугиным по своей инициативе и втайне от ЦРУ, главным образом для того, чтобы рассмотреть все возможные версии.

Методы достижения своих целей этой организацией дают право на существование и другой, наиболее правдивой версии устранения Ларка: ЦРУ пошло на его выдачу КГБ, но не живым, а только мертвым. Там понимали, что живой Ларк даст КГБ достаточно большую оперативную информацию, которая неизменно будет широко использоваться в пропагандистских антиамериканских акциях. Допустить этого ЦРУ не могло. Ларк был для американской разведки отработанным материалом, он выдал все, что знал, и фактически разведывательного интереса уже не представлял. Его судьба была предрешена: пожертвовать в пользу другого пока важного и нужного ЦРУ дела — продвижения Калугина по служебной лестнице в ПГУ, а затем и в КГБ. Тем более, скорее всего, и он не скупился на описания своих близких отношений с некоторыми высокопоставленными работниками, от которых во многом зависела его карьера. О своих желанных и якобы возможных перспективах вплоть до должности председателя КГБ он часто говорит в книге.

ЦРУ также могло исходить из того, что однозначности выполнения убийства Калугиным Ларка не было — слишком многое определялось случайными обстоятельствами и ставить в зависимость от них исход операции было рискованно. Соли и Хаусман перед выходом Ларка на последнюю встречу имели возможность скрытно применить яд, который воздействует через заданное время. Свое же спецсредство с ядом, опять-таки с согласия ЦРУ, Калугин использовал лишь из опасения, что венская доза не подействовала, или на всякий случай. Такое в “мокрой” практике разведок бывало не один раз. Конечно, правдивый ответ по уничтожению Ларка можно получить только в ЦРУ.

При любой версии устранения Ларка ответственность за его смерть лежит на Калугине как на исполнителе убийства — “киллере”. С точки зрения законов США он подлежит уголовному преследованию по подозрению в умышленном убийстве американского гражданина Николаса Джорджа Шадрина. В России же — по подозрению в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах (с целью сокрытия еще одного преступления — государственной измены) советского гражданина Николая Федоровича Артамонова. Прокурорское следствие обеих сторон должно установить, имеется ли в действиях Калугина в отношении Ларка состав уголовного преступления, пока есть еще свидетели в Российской Федерации и США. Мне представляется, что признаки совершения Калугиным подобного преступления налицо.

Из открытых источников известно, что ЦРУ не смогло установить контакт в Москве с Кочновым, хотя сотрудники резидентуры видели его несколько раз. После возвращения из Вашингтона он со скандалом развелся. И лишь женитьба на дочери бывшей в то время министром культуры СССР Екатерины Фурцевой спасла его от увольнения из КГБ, он был выведен в действующий резерв под прикрытие Академии наук СССР. Кочнову также не было никакого смысла рисковать, продолжив контакты с ЦРУ, — он себя материально обеспечил женитьбой.

Операция в Вене по вине Калугина закончилась для КГБ неуспешно. ЦРУ ее продолжило, осуществив в середине 1977 года целевую “утечку” информации в прессу о Кочнове. В газете “Вашингтон пост” была опубликована небольшая заметка о том, что в 1966 году советский разведчик Игорь Кочнов, посетивший Вашингтон под прикрытием 3 секретаря советского посольства, позвонил по домашнему телефону заместителю директора ЦРУ Хелмсу и предложил стать агентом американской разведки. Таким образом, ЦРУ показало КГБ, что операция в Вене проводилась Калугиным не напрасно, и будь Ларк жив, он разоблачил бы предателя в рядах советской разведки.

После появления статьи Кочнов был взят в агентурную разработку, но получить прямые доказательства о его предательстве не удалось. Служба наружного наблюдения фиксировала выставление им визуальных сигналов и снятие их американскими разведчиками в Москве, но на дальнейшие операции он, видимо, не решался. Кочнов узнал о публикации в американской прессе от своих коллег по службе. Когда они рассказали ему об этом, то он не смог скрыть волнения и был близок к обморочному состоянию. В начале 80-х годов он скоропостижно скончался. Смерть Кочнова, агента ЦРУ Китти Хока, была естественной. КГБ к ней отношения не имел.