– Думаете, я откажусь? Нет, миледи, я отказываться не буду. По одной простой причине. Я не понимаю, чем Вас может унижать помощь такого слуги. Вам ведь достаточно будет сказать мне, что он посмел хотя бы взглянуть на Вас так, что Вам это не понравилось, и я заставлю его больше никогда не то что не позволять себе такого, а даже не сметь думать о таком.

  Герцогиня, ничего не отвечая, вышла и прошла к себе в комнаты. И герцог, и Виктор последовали за ней.

  Там она позвала Сьюзен и, приказав принести костюм для верховой езды, переоделась в присутствии обоих мужчин, после чего отослала камеристку.

– Вы удовлетворены, Алекс? – проронила она ледяным тоном, взглянув на супруга. В глазах ее застыло выражение холодного равнодушия.

– Вполне, – кивнул тот.

– Ваша изощренность потрясает меня до глубины души, герцог. Это как же меня надо ненавидеть, чтобы додуматься до такого?

– Ну не придумывайте, дорогая. Какая ненависть? О чем Вы? Я всячески стараюсь угодить Вам… а Вы говорите такое… Чем я обидел Вас? Тем, что хочу, чтобы Ваша камеристка всегда была под присмотром и, чтобы мальчик в случае необходимости мог заставить ее помогать Вам так, чтобы Вы были довольны? Кстати о Вашей камеристке… Это она Вам наговорила, что я заставляю ее докладывать мне о каждом Вашем шаге?

– Алекс, прекратите.

– Нет уж, дорогая, давайте выясним… Вы сегодня сказали, что все Ваши служанки докладывают мне о каждом Вашем шаге, так? С чего Вы это взяли?

– Да вижу я, вижу! Вы кстати наказываете Сьюзен больше всех, потому что она как раз меньше всех говорит Вам.

– Ах даже так… Значит, она считает, что я наказываю ее лишь за это. Что ж мне очень жаль, что она не поняла, что я от нее требую, да еще и Вам голову подобной ерундой забила, – с угрозой в голосе проговорил герцог.

– Алекс, Вы собираетесь наказывать ее еще и за это?!

– Наказывать не буду… я лишь прикажу отрезать ей язык, чтоб у Вас больше не было поводов думать, что я слежу за Вами и наказаниями выбиваю из Ваших служанок не лень и дурь, а сведения о Вас.

– Не смейте! Слышите, не смейте, милорд!

– И как же Вы, позвольте узнать, запретите мне это?

– Я не хочу иметь немую служанку!

– Не хотите? Замечательно! Ее вздернут сегодня же. А Вам найдут десяток других, из которых Вы выберете тех, кто Вам понравится… а я научу их повиноваться и раскрывать рот, лишь отвечая Вам.

– Алекс, не надо! Пожалуйста… Я прошу Вас… Сьюзен нравится мне. Я умоляю Вас. Ну что Вы хотите, чтоб я сделала? Я сделаю. Только не трогайте ее.

– Вы так привязаны к слугам? Герцогиня, мне это крайне не нравится… – раздраженно произнес герцог. – Это может, конечно, согласуется с Вашей христианской моралью, но абсолютно противоречит и здравому смыслу и элементарным нормам поведения. Такие взаимоотношения со слугами к добру не приводят. И я не намерен потакать подобным глупостям.

– Алекс, она хорошая камеристка, честная, преданная, умелая и расторопная. Я не хочу ее терять!

– Вы и не потеряете, у нее всего лишь на всего не будет языка. Но это и к лучшему. Вы будете уверены, что она ничего о Вас никому не рассказывает.

– Герцог, не надо… мне все равно что она будет говорить про меня, пусть говорит… я умоляю Вас: не надо!

– Хватит пререканий, миледи. Вы ведь знаете, на меня Ваши мольбы не действуют. Еще слово о ней услышу, и я вместо лишения языка, прикажу лишить ее всех остальных частей тела: начиная с ног и заканчивая головой.

– Вы – злобный изверг! – герцогиня закусила губы.

– Зато Вы у нас сплошная добродетель, это все уравновешивает. Вы потом поймете, что так будет лучше в первую очередь для Вас. Идите с мальчиком на конюшню, я догоню вас.

– Герцог, я пожалуюсь королю.

– На счет чего? – герцог мрачно усмехнулся. – Что я решил наказать служанку? Или что нашел того, кто будет постоянно находиться при Вас? Первое полностью в моей власти, а на счет второго он в курсе, миледи, и ничего не имеет против… Я не скрывал, для чего забираю мальчика. Он не считает, что его помощь хоть как-то может оскорбить или унизить Вас. К тому же Вы можете от нее отказаться в любой момент.

  Герцогиня отошла к окну и, схватившись рукой за его переплет, чуть запрокинула голову. В глазах ее сверкали слезы, она тяжело, судорожно дышала.

– Приказать, чтобы Вам принесли успокоительные капли? – поинтересовался герцог, внимательно посмотрев на нее.

– Не надо, – тихо проговорила она.

– Что ж, как хотите, – герцог подошел к ней сзади и осторожно коснулся плеча, – когда успокоитесь, приходите на конюшню, только не задерживайтесь долго… А то я, чтобы скрасить ожидание, порядок еще и там наводить начну…

– Я… я не заставлю Вас… долго ждать, – с трудом ответила она. Ее рука, сжимавшая раму, подрагивала, а пальцы от напряжения побелели.

– Вот и хорошо, дорогая, – герцог нежно провел ладонью по ее спине, а потом развернулся и стремительно вышел из комнаты.

  Виктор замер в нерешительности. Он видел, что супруге герцога очень плохо, но не знал чем помочь. Наконец он не выдержал и, подойдя к ней, тихо спросил:

– Я могу что-то сделать для Вас?

– Нет, – хрипло проговорила герцогиня, не оборачиваясь, плечи ее подрагивали, и она никак не могла восстановить дыхание.

– Вам совсем плохо? Может, позвать врача?

– Не стоит… – герцогиня судорожно сглотнула, а потом раздраженно повела плечами, – мне плохо лишь от собственного бессилия… И выхода никакого нет, и сделать ничего нельзя. Это действительно его право.

  Она отошла от окна, подошла к распятию, висевшему на стене, опустилась перед ним на колени и стала тихо о чем-то молиться. Потом склонилась к полу, а затем резко поднялась и обернулась к Виктору:

– Пойдем, а то герцог ждет.

  Идя следом за герцогиней, Виктор с интересом наблюдал за ней. От недавнего ее нервного приступа не осталось и следа. Герцогиня выглядела на удивление спокойной. Все ее движения были неторопливы и полны внутреннего достоинства. Войдя на конюшню, она смерила холодно-презрительным взглядом герцога и бесстрастно проронила:

– Ну как, Вы лично все проконтролировали или на палача понадеялись?

– Это сделал врач. Осторожно и не особенно болезненно. Я думаю, она уже сегодня вечером сможет вернуться к исполнению своих обязанностей. Если Вы, конечно, не передумаете ее оставить подле себя.

– Так Вы уже и Лерона заставили палачом поработать. Мило, – герцогиня, едва заметно скривив губы, усмехнулась.

– А Вы думаете, он может отказать мне хоть в чем-то? С тех пор как король обвинил именно его в том, что Вы потеряли ребенка, и велел неотлучно находиться при Вас, а Вы его услугами пренебрегаете, бедняга каждый день ждет если не казни, то наказания.

– А Вам нравится держать его в этом состоянии, и поэтому Вы не отпускаете его.

– И не отпущу. Удобно всегда под рукой иметь неплохого врача, обязанного тебе жизнью. Ладно, оставим Лерона. Вам оседлали Весту. Спокойная и вымуштрованная молодая кобылка, у Вас не должно быть с ней проблем. Скажите мальчику, чтобы помог Вам.

  Герцогиня обернулась к Виктору. Он тут же без слов, взял повод у конюшего и подвел к ней серую лошадь с темной гривой, а потом помог сесть в седло. Герцогиня еле заметным кивком поблагодарила его и, тронув лошадь, выехала во двор.

  Герцог положил руку на плечо Виктора и, склонившись к его уху, тихо, но с нескрываемой угрозой произнес:

– Старайся, мальчик, старайся. Потому что лишь от расположения Ее Светлости зависит, как твоя жизнь, так и самочувствие. Ей должно быть очень комфортно с тобой. В противном случае тебе останется лишь посочувствовать. Я не терплю нерадивости особенно по отношению к супруге. И еще постарайся поменьше трепать языком со всеми кроме нее, ей даже в голову не должно придти, что ты можешь обсуждать ее с кем бы то ни было, даже со мной… иначе тебя постигнет участь Сьюзен.