– Разумеется, ей хотелось снять именно тот дом, который я снимать не разрешил, – ответил граф, направляясь к консольному столику, на котором стоял графин с вином и два бокала. – К счастью, я смог вовремя разгадать ее намерение и сумел исправить свою собственную ошибку – мне не надо было вообще упоминать про этот дом!
– Ох, как же она тогда чертовски разозлилась! – признался Перри.
– А в этом для меня не было ничего нового, – очень сухо ответил граф.
– Да, но знаете, до этого она уже довольно долго относилась к вам совсем неплохо, – сказал Перегрин, внимательно изучая стоявшую на письменном столе графа большую круглую настольную табакерку с приоткрытой крышкой. – По правде говоря, даже наоборот – очень хорошо!
Граф стоял спиной к комнате и при этих словах Перри взглянул на него через плечо. На минуту он даже перестал наливать в бокалы вино.
– Неужели? Что бы это могло значить?
– Бог мой, да ничего особенного! – воскликнул Перегрин. – А что это должно было значить?
– Хотелось бы мне это знать! – сказал граф и снова стал наполнять вином бокалы.
Перегрин очень пристально посмотрел на Ворта. Поиграв немножко с крышкой табакерки, он вдруг выпалил:
– Можно мне задать вам вопрос, сэр?
– Конечно, можно, – ответил граф и снова заткнул пробкой графин. – О чем же ваш вопрос?
– Боюсь, он вам не понравится, да и я, разумеется, могу ошибаться, – произнес Перегрин, – но ведь я брат Джудит, и я даже как-то подумал, когда мне об этом намекнул кузен, что вы, возможно, – ну, как бы это сказать: короче, я хотел бы у вас спросить…
– Я наверняка знаю, о чем вы хотите меня спросить, – сказал граф, подавая Перри один из бокалов с вином.
– О! – воскликнул Перегрин, принимая бокал, и неуверенно взглянул на Ворта.
– Я могу оценить ваше беспокойство, – продолжал граф с некоторой долей злости. – Сама мысль о том, что мы с вами можем оказаться в одном седле, если я стану вашим зятем, наверняка должна вводить вас в уныние.
– Я имел в виду вовсе не это, – поспешил оправдаться Перегрин. – Больше того, я считаю, что у меня нет никаких оснований бояться, то есть, нет никакого шанса даже думать, что такое может произойти.
– Возможно, и нет, – произнес граф. – Но, вероятнее всего, слово «бояться» в данном случае подходит как нельзя лучше, а сейчас вам бы хотелось продолжить эту тему, или же мы перейдем к вашим собственным делам?
– Ведь я так и думал, что вам мой вопрос не понравится, – сказал Перегрин, испытывая какое-то удовлетворение. – Ну да ладно! Давайте, в любом случае, уладим проблемы деловые. Я готов.
– Хорошо, тогда присядьте, – произнес граф, открывая один из ящиков своего письменного стола. – Я бы хотел, чтобы вы подписали этот документ о мероприятиях, связанных с вашей женитьбой. – И, взяв одну из выглядевших весьма официально бумаг, отдал ее Перегрину.
Перри тут же потянулся за ручкой, но, увидев, что граф поднял брови, несколько помедлил.
– Я очень польщен, что вы столь слепо верите в мою порядочность, – проговорил Ворт, – но серьезно прошу вас – не подписывайте никаких бумаг, пока сначала их не прочитаете.
– Конечно же, в обычных случаях я бы не стал так поступать! Но ведь вы – мой опекун, разве не так? О Боже! Что же это за текст – не разберу, где конец, а где начало! – После этой пессимистической фразы Перегрин подкрепил свои силы, залпом выпив весь бокал, и откинулся на спинку кресла, чтобы углубиться в чтение документа. – Я знал, что в нем будет! «Вышеупомянутый» и «нижеследующие», и все в том же духе, пока не потеряется всякий смысл! – Перегрин снова поднес к губам бокал и отпил немножко вина. Потом он опустил бокал и взглянул на графа. – А это что такое? – спросил он.
Граф к этому моменту уже сел за письменный стол и теперь просматривал еще один документ, который Перегрин также должен был подписать.
– Это, дорогой мой Перегрин, то самое, что Брюммель бы описал как крепкий, опьяняющий напиток, который так любят низшие слои населения. Короче, это портвейн.
– Понятно! Я так и подумал, но мне кажется, у него очень странный вкус.
– Мне жаль, что вам он показался странным, – ответил граф. – Такое впечатление сложилось только у вас одного.
– О, я совсем не хотел сказать, что этот портвейн – плохой! – сильно покраснев, поспешил заверить графа Перегрин. – Я неважный судья. Нисколько не сомневаюсь, что это вино – просто превосходно! – Он сделал еще один глоток и после этого вновь сосредоточил внимание на документах. Граф оперся локтем о письменный стол, положив голову на руку, и внимательно следил за Перегрином.
Слова в документе начали как-то странно двигаться перед глазами Перри. Он поморгал. И вдруг его охватило ощущение страшной усталости. В голове его зазвучал какой-то жужжащий гул, а уши заложило так, как будто их заткнули шерстью. Перри поднял глаза к потолку и приложил руку ко лбу.
– Прошу прощения… Я не совсем в себе. Какое-то внезапное головокружение… ничего не понимаю. – Он поднес к губам полупустой бокал с вином, но не стал его пить, а пристально посмотрел на графа, и во взгляде его отразилось какое-то подозрение.
Граф сидел совершенно неподвижно и безо всяких эмоций следил за Перегрином. Внимание последнего вдруг приковала одна из стальных пуговиц на плаще графа, и замутившийся взгляд Перри задержался на ней. Потом он заставил себя больше на эту пуговицу не смотреть. Ему показалось, что он как-то поглупел, почему-то размышляет о белоснежных складках на галстуке Ворта. Перегрин сам столько раз пытался, чтобы у него на галстуке тоже получился такой же водопад, но у него никогда так не получалось.
– А я свой так завязывать не умею, – громко сказал он. – Водопадом.
– Когда-нибудь сумеете, – отвечал граф.
– У меня что-то странное с головой, – пробормотал Перегрин.
– В комнате немножко жарко. Я сейчас открою окна. А вы пока читайте дальше.
Перегрин с усилием отвел глаза от этого завораживающего его галстука Ворта и попытался сфокусировать их на лице графа. Перри попробовал собрать воедино свои разбегающие мысли. Документ, который он держал, выскользнул из его пальцев и упал на пол.
– Нет! – сказал Перри. – Дело совсем не в комнате! – Он попытался удержаться на ногах, но его сильно качало. – Почему вы на меня так смотрите! Вино! Что вы положили мне в вино? Клянусь Богом, вы мне от… ветите!
Перегрин смотрел на свой бокал с каким-то беспредельным ужасом. В этот самый момент Ворт резко вскочил с места и одним быстрым движением оказался позади Перри, схватил его, зажал его правую руку, и так сильно, что пальцы Перегрина вцепились в ножку бокала. Левая рука графа обвилась вокруг Перегрина, прижимая его спину к плечу графа.
Перегрин сопротивлялся изо всех сил, но проклятая усталость охватывала его все больше и больше. Перри застонал:
– Нет, нет, нет! Не хочу! Не хочу! Вы – дьявол, пустите меня! Что вы со мной сделали? Что…– Его собственная рука, прижатая рукой Ворта, вылила ему в горло остаток вина из бокала. Казалось, у Перри не было никаких сил хоть как-то сопротивляться; он задохнулся, попытался выплюнуть вино изо рта, и тут комната завертелась вокруг как калейдоскоп. – Вино! – тихо сказал Перегрин. – Это вино!
Как будто откуда-то издалека раздался голос Ворта:
– Извините, Перегрин, но другого выхода нет. Вам нечего бояться.
Перегрин попытался что-то сказать и не смог. У него было смутное ощущение, что его тело отделяется от земли. Он увидел над собою лицо Ворта и потерял сознание.
Граф положил Перри на диван у стены и расслабил складки на своем шейном галстуке. Минуту он, нахмурясь, разглядывал лежащего перед ним Перегрина. Пальцы его руки вцепились в тонкое запястье другой, а глаза неотрывно следили за лицом Перри. Затем он подошел к тому месту на ковре, где стоял пустой бокал, выпитый Перегрином, поднял этот бокал, поставил его на стол и вышел из комнаты, закрыв дверь за собою на ключ.
В зале никого не было. Граф вышел через заднюю дверь, поднялся по железным ступеням, а потом спустился по ним во двор. Там его встретил грум, одаривший хозяина хитрой улыбкой. Граф оглядел его с ног до головы.
