— Предупреждаю, товарищ Динкэ. — у вас будут крупные неприятности, если вы не перестанете толстеть. Возможно, что мы даже не возьмем вас с собой.

Лаборант с досадой взглянул на него, но смолчал и отвернулся, как будто бы эти слова и вовсе его не касались.

По окончании упражнения все перешли во вращающуюся комнату, где искусственным образом создавалась большая сила притяжения. Комната эта вращалась с возрастающей силой, и люди, находящиеся в ней, чувствовали, как сила притяжения непреоборимо толкает их к стенам. Спустя несколько минут все стали привыкать, а Добре добродушно подшучивал над теми, которые жаловались.

— Будьте храбрее! Разве можно так беспокоиться из-за неудобного положения?

— У меня впечатление, что я по ошибке попал в центрифугу, — прошептал Динкэ, — утирая пот с лица.

Это упражнение продолжалось почти полчаса.

— Это еще что? А вот, что мне пришлось пережить несколько лет тому назад, — начал Прекуп, когда камера перестала вращаться. — В то время я был радистом на борту «Орла», электрохода для океанографических исследований. И вот однажды, когда рассвирепевшее море бешено перекатывало вспененные валы, вздымая их к самому небу, на горизонте показался темный силуэт скалы. Конечно, другой на моем месте потерял бы голову, но я…

— Но ты стал белым, как стена, и спрятался у меня в лаборатории, в трюме. Ты что, забыл, кажется, что мы с тобой вместе на «Орле» плавали, — напомнил ему, смеясь, Аполодор.

Прекуп бросил ему убийственный взгляд и замолчал.

Последовало последнее и самое трудное упражнение. Женщина-врач продемонстрировала его другим.

Это было воспроизведение всем известного циркового номера: «человек-ядро».

Сабина Турку вошла в большую трубу, похожую на пушечное дуло, которая в действительности была метательным снарядом со стальной пружиной. Спустя несколько секунд они увидели, как она, подобно живому ядру, вылетела из жерла этой трубы. Тело ее описало в воздухе широкую дугу, всего на несколько метров не долетев до высоких сводов помещения, и затем опустилось в огромную сеть, натянутую метрах в 30 от места метания.

— Это… мы это тоже должны проделать? — спросил Прекуп, часто-часто моргая глазами, когда женщина-врач спустилась из сети.

— Это необязательно, но те, кто захочет проделать это упражнение, будут легче переносить нашу экспедицию. Правду сказать, здесь идет речь о синтетическом испытании, во время которого происходят повышения и понижения в весе тела, к которым нам не мешает привыкнуть. Кроме того, мы привыкаем и к большим прыжкам, что будет очень полезно на планетах с меньшим притяжением.

Аполодор Динкэ встал перед доктором.

— Поглядите-ка на меня, — сказал он, — разве я похож на акробата?

— На акробата нет, а больше на ядро! — возразил смеясь Матей.

Сабина Турку даже не обратила на Аполодора внимания и пригласила других последовать ее примеру.

Матей Бутару вызвался первым. И ему, и Анне Григораш удалось выполнить упражнение без особых трудностей. Все залюбовались, глядя на грациозную девушку. Ее прыжок напоминал полет птицы.

— Ну, довольно на сегодня, — сказала наконец молодая женщина-врач.

Все снова направились в кабинет врача.

Там Сабина Турку прочла записи католических медосциллографов, которые были на ее «пациентах» во время упражнений. Из их просмотра она смогла себе отдать отчет в том, как реагирует организм каждого из них на различные упражнения. Затем состояние «пациентов» было снова проверено «медицинским комбайном». После этого Сабина пригласила всех к завтраку.

— Замечательная идея! — воскликнул Динкэ. — Хотя я только что утверждал обратное, мне кажется, что эти упражнения производят на меня благотворное действие.

В середине круглого стола, за которым они расселись, виднелось отверстие. Спустя немного времени послышался легкий шум, и из него поднялся поднос, нагруженный всевозможными закусками и напитками. За столом господствовало отличное настроение.

— Дорогой товарищ, — сказал профессор Добре, обращаясь к Динкэ. — Вы, который, кроме научного труда, будете заниматься во время путешествия и всеми кулинарными вопросами, к которым, кстати, вы, как я заметил, неравнодушны, могли бы оказать нам ценную помощь в разъяснении некоторых вопросов. Так, например, то, что мы сейчас едим, похоже на торт и, несмотря на это, имеет вкус жареного поросенка. А вот это, хотя и похоже на прессованный овечий сыр, можно поклясться, что отварной цыпленок.

Аполодор Динкэ усердно переворачивал вилкой еду в тарелке. Его большое, круглое лицо, с маленькими глазками, утонувшими в пухлых щеках, выражало сомнение.

Положив понемногу из каждого кушанья к себе на тарелку, он нюхал, пробовал и внимательно рассматривал их на свет, но, в конце концов, недоуменно пожал плечами:

— При всем моем желании, не могу вам сказать, что мы едим. Следовало бы сделать химический анализ по всем правилам искусства, чтобы в этом разобраться… Но, скажите, зачем вам это знать?

— А так, чтобы знать, — отрезал профессор и повернулся к доктору.

Молодая женщина слушала их разговор, улыбаясь.

— Сегодня вы ели пищевые концентраты. Нам еще придется есть немало таких блюд во время экспедиции, — объяснила она. — Особой системой обезвожения пищевые продукты, включая яйца и мясо, высушиваются и прессуются, уменьшаясь в объеме в 15–20 раз, и все же сохраняют при этом все свои питательные свойства.

Конечно, в таком виде, как они были нам поданы, концентраты приготовлены, — то есть снова смешаны с водой и приобрели свой нормальный объем. Через несколько дней мы начнем питаться чистыми концентратами, и тогда вы увидите, как можно насытиться таким количеством пищи, которое помещается в наперстке.

— Как?… Все время в экспедиции мы только это и будем есть? — разочарованно спросил Динкэ.

— Успокойтесь, — утешил его профессор Добре, — и не воображайте, что мы будем жить на одних концентратах. Во время путешествия нам придется фабриковать и синтетические пищевые продукты. Но и в свежей провизии не будет недостатка. Мы везем с собой настоящую летучую оранжерею с томатами, капустой, огурцами, картофелем и т. д. Я даже подумываю захватить с собой несколько цыплят.

— Чудесно! — воскликнул, видимо удовлетворенный Аполодор. — Признаюсь, я немного успокоился. Жду — не дождусь, чтобы приготовить в нашей лаборатории-кухне первый куриный суп «а-ля Астероид»…

— А пока что, — прервал его Матей Бутару, — вам необходимо пополнить ваши познания по химии и физике и изучить вопрос обезвоженных продуктов и их приготовления.

Затем астроном обратился к остальным членам экспедиции:

— Я должен вам сообщить, что мы с товарищем Турку решили ввести с завтрашнего дня в нашу программу тренировки новый пункт, который впредь будет еженедельно повторяться. Завтра в шесть часов утра мы отправляемся в тренировочный полет к высшим рубежам нашей атмосферы.

Это известие вызвало всеобщий энтузиазм.

После того как все разошлись, Матей Бутару остался с глазу на глаз с женщиной-врачом. Он хотел побеседовать с ней и узнать, в какой стадии находится адаптация к полету, и просмотреть индивидуальные медицинские карточки.

— Дело с тренировкой обстоит довольно благополучно и в особенности у вас, с тех пор как вы отказались от курения. У вас значительно повысился иммунитет к излучениям. И другие опытные упражнения идут все лучше и лучше. Лечение, назначенное Прекупу против малокровия, которым он страдает, дает удовлетворительные результаты. Вот только с профессором Добре дело хуже. В его возрасте…

— Товарищ доктор, — прервал ее Матей, и в голосе его слышны были огорченные нотки. — Я очень давно знаю его. Вы даже не воображаете, какой он выносливый. Его последняя экспедиция в антарктическую область доказала вполне его возможности. Он две битых недели просидел в одиночку на пловучей льдине при температуре -38°, с очень небольшим запасом пищевых продуктов. Когда его нашли, он был здоров и в прекрасном настроении, — такой, каким вы его знаете.