— Его — да! А ее? Если маркиз пугает девочку уже сейчас, то что же будет, когда они поженятся?

— Я бы посоветовала тебе, Фанни, не поднимать такой шум из-за каких-то домыслов. Тебе ведь неизвестно, напугал ли Айво Эмили на самом деле. Если она немножко нервничает, уверяю тебя, это из-за того, что он добивается ее близости. У него необыкновенно страстная натура, а она — совсем невинный ребенок. Так что неудивительно, что девочка напугана. Но уверяю тебя — скоро она преодолеет свою стыдливость. — Заметив, как Фанни поджала губы и отрицательно покачала головой, Серена резко сказала: — Нет, так дело не пойдет! Если в твоих странных идеях есть хоть доля правды, ей не стоило принимать предложение маркиза.

Фанни мгновенно подняла голову:

— Ах, ты не можешь знать… ты не понимаешь, Серена…

— Хочешь сказать, что девочка не осмеливается ослушаться своей мамочки? Дорогая моя, как бы сурово ни обращалась леди Лейлхэм с Эмили, не в ее власти заставить дочь выйти замуж против ее воли. А если малышка так боится ее, она должна ухватиться за любую возможность вырваться из-под деспотичной материнской опеки.

Фанни удивленно на нее взглянула и снова склонилась над своим рукоделием.

— Думаю, что ты никогда не сможешь понять… — грустно вымолвила она. — Видишь ли, дорогая, ты выросла в совершенно иной обстановке. Ты никогда не боялась своего отца. Я всегда думала, что ты была скорее его товарищем, чем дочерью. Я убеждена, что никто из вас никогда даже не задумывался над тем, что такое дочернее послушание. Меня всегда поражало, как он советовался с тобой и как храбро ты защищала собственное мнение и настаивала на своем. Я бы никогда не осмелилась так разговаривать со своими родителями. Привычку к беспрекословному повиновению, полагаю, нелегко преодолеть. Тебе кажется невозможным, чтобы леди Лейлхэм могла принудить Эмили к этому ужасному браку. Но это вполне вероятно! Некоторым девушкам — в сущности, большинству из них — даже не приходит в голову идти против воли своих родителей.

— Ты утверждаешь меня в мысли, что Эмили будет очень хорошей женой Ротерхэму, — ответила Серена. — И если тебе кажется, что маркиз дает ей основания бояться себя, ты к нему несправедлива. Да, его манеры неприятны, но позволю напомнить, что Ротерхэм — джентльмен.

Больше они не говорили на эту тему, да и Эмили, прогуливаясь с Сереной в Сидней-Гарденс, казалось, не сожалела о своей помолвке. Она восторгалась всевозможными чудесами в этом миниатюрном подобии парка Воксхолл-Гарденс, болтала о званых вечерах, на которых была в Лондоне, ей не терпелось сообщить, что королева улыбнулась ей на церемонии представления и что одна из принцесс даже немного поговорила с ней.

— Ты хорошо провела там время? — поинтересовалась Серена.

— О да, конечно! Мы еще несколько раз были в Воксхолл-Гарденс и ходили в театр и на ревю в Гайд-парке и в Альмаксе. Ой, я уверена — мы видели все-все!

— Теперь понятно, почему ты так устала.

— Да, я не совсем привыкла к такому обилию вечеров. Когда устаешь, то уже ни о чем не думаешь и… и начинаешь вести себя глупо. Так мама говорит. А потом у меня был грипп. А вы когда-нибудь болели гриппом, леди Серена? Это страшная вещь, потому что чувствуешь себя очень несчастной и плачешь из-за малейшего пустяка. Но мама была очень добра ко мне и разрешила погостить у бабушки, а здесь так хорошо!..

— Надеюсь, ты побудешь у нее подольше?

В глазах Эмили снова промелькнул испуг.

— Я хотела бы… Я не знаю… Мама думает… — неуверенно забормотала она.

— Скоро твоя мама будет думать о твоем свадебном платье, — шутливо бросила Серена.

— Да. То есть… Не так уж и скоро.

— Когда должна быть свадьба?

— Я… Мы… Это еще не решено. Лорд Ротерхэм говорил: в сентябре. Но… я не хочу выходить замуж, пока мне не исполнится восемнадцать лет. Знаете, в ноябре мне как раз будет восемнадцать и к тому времени я буду лучше знать, как мне себя вести, правда ведь?

— Почему? Потому что тебе исполнится восемнадцать? — рассмеялась Серена. — Для тебя это имеет такое уж большое значение?

— Просто сейчас я не знаю многих вещей, которые должна знать маркиза. И я хочу научиться быть знатной дамой. А если подожду до ноября, то, наверное, выучусь.

— Дорогая Эмили, думаю, Ротерхэм хочет, чтобы ты оставалась такой, как сейчас.

Девочка промолчала, но Серена заметила, что она густо покраснела и опустила глаза.

— Ты собираешься встречаться с лордом Ротерхэмом здесь, в Бате?

Эмили быстро подняла голову, румянец схлынул с ее щек.

— В Бате? Нет! Доктор говорит, что мне нельзя нервничать. Мама сказала, что сама объяснит все лорду. Кроме того… он же не должен встречаться с бабушкой!

— Ах, вот как, — сухо ответила Серена. — А позволь поинтересоваться: он что, никогда не должен видеть миссис Флур?

— Нет, нет! Я бы этого не вынесла!

— Эмили, я не хочу критиковать твою маму, но ты не права. Ты не должна презирать свою бабушку.

Девочка разрыдалась. К счастью, поблизости оказалась одна из тенистых беседок, разбросанных в изобилии по всему саду. Сейчас она была пуста. Серена, не желавшая гулять в общественном месте рядом с отчаянно рыдающей девушкой, завела ее в беседку и строго приказала взять себя в руки. Через некоторое время Эмили успокоилась, и, когда поток слез иссяк, лицо малышки так распухло, что Серене пришлось сидеть с ней в беседке до тех пор, пока не исчезли эти следы нервного срыва.

Чтобы отвлечь Эмили, она спросила, как ей понравилось в Делфорде. Из бессвязного рассказа девочки Серена поняла, что та не от всего была в восторге. Да, Эмили с упоением представляла себя в виде хозяйки этого огромного имения и в то же время с ужасом говорила о тамошних слугах. Эмили была уверена, что домоправительница отнеслась к ней с пренебрежением, она не осмеливалась отдать распоряжения управляющему, к тому же приняла горничную леди Силчестер за гостью, чем чрезвычайно разозлила маму. Да, леди Силчестер принимала гостей своего брата и была очень горда этим. В Делфорде гостило очень много людей — все они были такие страшные, и все глазели на нее, и все были знакомы друг с другом. А еще там был колоссальный званый ужин — пригласили больше сорока гостей, и было столько блюд, что она даже счет им потеряла. Лорд Ротерхэм сказал, что когда состоится следующий такой ужин, принимать гостей будет она, Эмили…

Все это девочка выпалила Серене с таким испуганным видом, что та поняла — Эмили повергло в смятение вовсе не будущее замужество, а то, как маркиз обставил это. Ротерхэм не понял, что, привезя этого неопытного ребенка в Делфорд при таких обстоятельствах, он заставил ее остро почувствовать собственное несовершенство. Что заставило его позвать в свой дом всех этих высокородных гостей? Он мог бы догадаться, какому испытанию подвергает свою невесту — сначала пригласив на торжественный званый ужин половину графства, а потом объявив бедняжке, что в будущем она станет сама принимать гостей на подобных сборищах. Более неблагоразумного поведения Серена не могла себе представить. Очевидно, Ротерхэм хотел похвалиться выбранной им невестой, однако ему следовало хорошенько подумать, прежде чем делать это таким образом.

Серена обнаружила, что миссис Флур разделяет это мнение. Ей было чрезвычайно приятно узнать, что его светлость так гордится ее малышкой Эммой, но она считала маркиза круглым дураком, понятия не имевшим, насколько девочка стеснительна и застенчива. Миссис Флур торжествовала, потому что ей удалось одним махом разбить наголову свою дочь. К несчастью для леди Лейлхэм, которая хотела вырвать Эмили из-под опеки бабушки, как только сама поправится, сэр Уолтер понес большие денежные потери. И это обстоятельство, вкупе с накопившимися счетами за дорогие подарки для нее и Эмили, заставили леди Лейлхэм обратиться к матери за помощью.

Миссис Флур была готова послать дочери столько денег, сколько той захочется. Но при одном условии — Эмма должна оставаться под ее опекой до тех пор, пока доктор не объявит, что малышка совершенно здорова. Леди Лейлхэм была вынуждена принять это условие, и Эмили тут же воспряла духом. Ее светлость вызвалась приехать к дочери на Бофорт-сквер, однако миссис Флур так решительно отвергла это предложение, что та не осмелилась его повторить.