— Ага, в этом-то все и дело! И не надо говорить мне, что она их не поощряет. Я знаю Серену!

— Возможно, — задумчиво сказала Фанни, — со временем она привыкнет к подобному положению дел.

— Да никогда она к этому не привыкнет! — резко ответил Ротерхэм. — А как у вас, леди Спенборо, складываются отношения с Хартли и с его женой?

— Уверяю вас, они оба всегда очень добры и вежливы со мной.

— Так, значит, это вам придется утихомиривать страсти? Вы не преуспеете в этом. И повторяю — я вам не завидую!

Вдова промолчала, не зная, как ей занять такого гостя, и надеясь в душе, что Серена вот-вот войдет в комнату. Она не могла придумать иной темы для разговора и после неловкой паузы наконец произнесла:

— Может быть, мне стоит послать кого-нибудь за Сереной? Боюсь, что-то задержало ее, или… или…

Ротерхэм рассмеялся:

— Не делайте этого, прошу вас. Я уже угодил в ее черный список за то, что не удосужился получить разрешение навестить вас сегодня. И пал еще ниже, когда уверил Серену, что мое дело отнимет у нее не более нескольких минут. Это, думаю, навело ее на мысль, что я тороплюсь, и она тут же предупредила, что мне придется подождать, пока она не снимет костюм для верховой езды. Хотите, поспорим на любую сумму, сколько ей для этого потребуется времени? Готов спорить, что раньше, чем через полчаса, она не появится.

— О Боже! — воскликнула Фанни. Казалось, эта ситуация скорее смущает, нежели забавляет ее. — Умоляю вас, не ссорьтесь опять!

— А вот этого я обещать не могу. Вам здесь, наверное, ужасно тоскливо?

Она нервно вздрогнула, удивленная этим неожиданным вопросом.

— О!.. Нет, нет! Может, иногда… погода такая холодная. А когда наступит весна, мы займемся садом. Знаете, он такой запущенный.

Маркиз похвалил Фанни за подснежники, выращенные ею здесь, заметив, что они куда лучше, чем подснежники в Клейкроссе. Эта тема ее вдохновила, и двадцать минут они провели, мирно обсуждая ботанические проблемы. Появился дворецкий и объявил, что завтрак для миледи готов. Вдова поручила ему сходить к леди Серене, а сама проводила Ротерхэма в столовую.

Он продолжал дружелюбно беседовать с ней. Фанни понимала, что редко видела его в таком хорошем расположении духа, и была поражена этим, так как ей казалось, что столь долгое отсутствие Серены могло вывести маркиза из себя. Когда наконец молодая жена стремительно влетела в комнату, Фанни с замиранием сердца ждала, что он сейчас взорвется. Но лорд Ротерхэм поднялся и, пододвинув Серене стул, тоном искреннего удивления осведомился:

— Уже пришла? А я-то думал, ты появишься не скоро. Могла не торопиться — в этом не было никакой необходимости.

Фанни достаточно было одного взгляда на лицо девушки, чтобы понять, что та вот-вот вскипит. Она вздрогнула, но через секунду Серена расхохоталась:

— Чудовище! Ну ладно. Если ты не намерен ссориться, пусть так оно и будет! Что нового в Лондоне? — Остальная часть визита прошла без особых происшествий — даже мило, подумалось Фанни. Серена была оживлена, Ротерхэм — разговорчив, однако не произнес ничего, что могло бы ее спровоцировать. Они мирно расстались, и Фанни, почувствовавшая, визит маркиза поднял девушке настроение, даже жалела, что теперь он заедет к ним очень не скоро. Ротерхэм возвращался в Лондон к открытию сессии парламента и, скорее всего, не собирался в ближайшее время снова приезжать в Глостершир. Обе женщины снова погрузились в монотонное существование, нарушавшееся лишь частыми визитами леди Лейлхэм. Серена для нее уже давно была пределом почтительного восхищения, хотя и не подозревала об этом. Еще учась в школе, Эмили иногда мельком видела ее, едущую верхом вместе с отцом, и думала себя, что ни одна девушка не может быть такой же красивой и ослепительной. Она поклонялась ей издалека, сочиняла удивительные истории, в которых спасала свою богиню от самых невероятных бед, однако никогда — даже в самых дерзких своих мечтаниях — не могла Эмили представить, что когда-нибудь будет дружить с ней. Но Серена, которую искренность девочки забавляла, предложила снова навестить их во Вдовьем доме. Эмили не надо было уговаривать, и с тех пор она всегда находила какой-нибудь повод, чтобы приехать сюда.

Но к концу февраля и это небольшое развлечение окончилось, так как Лейлхэмы вернулись в Лондон. Леди Лейлхэм не могла вынести более трех месяцев деревенской жизни. Только школьники остались в Глостершире, в доме в лучшей части города, снятом лордом Уолтером на этот сезон. «Специально для моих выездов!» — с гордостью объявила Эмили.

— Твой папа очень добр к тебе, — улыбнулась Серена.

— О да. И бабушка тоже, конечно. Как бы мне хотелось, чтобы она увидела меня в бальном платье!

— Как я понимаю, твоя бабушка живет не в Лондоне?

— Нет, она живет в Бате. И я ее очень люблю! — воскликнула Эмили странно вызывающим тоном.

В марте Фанни начала страдать от невралгии. Джейн приехала навестить ее, но этот визит был подпорчен ее снисходительно-благосклонным видом, создававшим впечатление, будто знатная дама снизошла до своих захудалых родственников. У Джейн появились чванливые манеры, к тому же у нее хватило глупости выговорить Серене, что ей неуместно разъезжать верхом по всей округе в сопровождении только одного слуги:

— Спенборо это не понравилось. Я сказала ему, что при случае намекну тебе об этом.

— А теперь намекни ему от моего имени, — взвилась Серена, — что я не дочка адвоката на выданье!

Это была лишь одна из многочисленных стычек. Между двумя домами ощущалась тревожная напряженность, часто возникали ссоры. Серена все чаще срывалась, несколько раз она оборвала Фанни. Наконец однажды в дождливый день она обнаружила вдову тихо всхлипывающей у камина в своей спальне.

— Фанни, милая, в чем дело? — встревожилась Серена.

— Нет-нет, все хорошо, — шмыгнула та носом, пряча лицо. — Пожалуйста, не надо… Я не хотела… просто мне немного грустно.

Серена опустилась перед ней на колени и бережно взяла руки Фанни в свои ладони.

— На тебя это не похоже. Уверена, должна быть какая-то веская причина. Фанни, не потому ли ты плачешь, что я рассердилась на тебя?

— Нет, конечно. Я не хотела сердить тебя. Просто такая глупая!

Серене стало очень стыдно, и она принялась утешать Фанни, поглаживая ее по спине, чтобы та поскорее успокоилась.

— Я просто отвратительна! Обрушиться на тебя просто потому, что меня взбесил Хартли! Конечно, ты вправе сердиться на меня.

Фанни вытерла слезы:

— Это глупо с моей стороны. Я ведь знаю, как тяжело тебе выносить кузена Хартли. Да и Джейн стала такой заносчивой. Даже я это чувствую. А каково тебе наблюдать, как она ведет себя, будто прожила в Милверли всю свою жизнь! Ротерхэм говорил мне однажды, что тебе не следует оставаться здесь. И он совершенно прав.

— Много он понимает! — презрительно бросила Серена.

— Нет, он на самом деле прав, Серена. Я же вижу, как все это тебя раздражает, и небезосновательно. Как бы мне хотелось, чтобы мы обе уехали отсюда!

— Но… — Серена внезапно осеклась. — Господи, ну какие же мы с тобой дурочки! Действительно, а почему бы, черт возьми, нам отсюда не уехать? Здесь уже с Рождества стало невозможно жить! Тебе нездоровится, я постоянно раздражаюсь, а все дело, оказывается, в том, что жизнь здесь смертельно скучна. Решено — мы отсюда уезжаем!

— Но мы не можем уехать, — испугалась Фанни. — Во всяком случае, не в Лондон. Мы ведь обе в трауре. Я знаю, мама скажет, что мне ехать не следует.

— Да не поедем мы в Лондон. Можно отправиться в Бат.

Фанни изумленно распахнула глаза:

— В Бат?

— Да, именно в Бат! И даже твоя мама не сочтет это неприличным, потому что ты отправишься туда на воды по совету доктора Клиффа. Мы снимем там дом на шесть месяцев. Да, на балы мы, конечно, ездить не сможем, но, по крайней мере, там будут библиотеки и курортная галерея, и…

— Серена! — ахнула восхищенно Фанни. Та расхохоталась:

— Так мы едем?