Король тоже улыбнулся, и хотя он изо всех сил старался справиться с грустью, та победила и глаза его затуманились слезами.

Волшебник, которого переполняла жалость, поторопился приступить к делу. Он прикоснулся к плечам друга кончиком волшебной палочки, а затем потянулся к короне. Но золотой ободок так запутался в черных прядях, что Мейтонвей оставил его там, где он был.

С тех пор как король поселился в лесу, он всегда носил одежду из грубой холстины. Едва король поднял руки и рукава сползли вниз, на его руках стали прорастать тоненькие зеленые ветки. Мейтонвей прикасался к ним ясеневой палочкой, и они крупнели, становились гуще. Тело короля стало вытягиваться. Он делался все выше и выше. Вот ветви покрылись листиками; в них, как в маленьких зеркальцах, отражались цвета осеннего леса и красно-золотистый огонь костра. Коты горящими глазами наблюдали за превращением. Они следили за прыжками Мейтонвея вокруг короля, за рассыпавшим искры жезлом, за разлетающимся темным плащом, за развевающимися, легкими, словно пух, волосами волшебника. И коты горестно завыли, когда их хозяин исчез; только голова его чуть угадывалась на верхушке величественного ствола. Но черты лица расплылись, а слезы, бежавшие из темных глаз, превратились в багряные ягоды.

— О дети мои! — печально вздохнул король и исчез.

Но красные, как кровь, слезы все текли и текли по стволу.

Мейтонвей в смятении смотрел на эти слезы. Он попытался своей волшебной палочкой остановить их, но тщетно. Тогда, призвав на помощь всю свою мудрость, он воскликнул:

— Когда-нибудь, друг мой, твои дети найдут тебя! И какой это будет великий день!

Сплошной снег. Он так густо и торопливо падал на спящий город, словно хотел от чего-то укрыть его пуховой периной, чтобы завалить, засыпать кем-то выпущенное на свободу зло.

Шла вторая неделя января, время, когда снег — вещь вполне обыкновенная. Но этот снегопад был отнюдь не обычным. На холме над городом стоял мальчик. Он широко раскинул руки, как будто собирался взлететь. Мальчика било ветром, снег залетал в широкие рукава и даже под зеленый плащ с капюшоном. Танкред Торссон умел вызывать дождь, ветер, гром и молнии, а сегодня впервые попробовал вызвать снежную бурю.

Почему же он стоит здесь в глухую ночь, приманивая снег? Да потому, что на оконный карниз вскарабкались три кота и разбудили его своими воплями. Накинув плащ поверх пижамы, Танкред бросился в темноту.

Коты ждали его возле двери. Судя по оглушительному отцовскому храпу, сотрясавшему дом, родители крепко спали, и мальчик побежал за тремя рыжими созданиями по темному переулку — прямо к обдуваемому всеми ветрами холму, откуда как на ладони был виден родной город Танкреда в мерцающих огнях. Когда компания поднялась на холм, коты уставились на Танкреда так, будто он непременно должен знать, что им нужно.

Танкред хотя и не умел разговаривать с животными, тем не менее, будучи потомком Алого короля, все же разобрал их мяуканье.

— Снег? Вам нужен именно снег? — уточнил он.

Коты громко и согласованно мяукнули. Танкред поскреб затылок:

— Никогда еще этого не делал. Ну ладно, попробую!

Коты довольно замурлыкали.

Танкред приступил к делу, а коты, не теряя времени, отправились обратно в город. Один кот был медно-красным, другой — ярко-оранжевым, словно пламя, третий — ослепительно желтым. Они легко неслись по улицам и переулкам, по садам и огородам, перескакивали каменные стены и изгороди, оставляя на первом выпавшем снежку едва заметные следы.

Коты бежали по Филберт-стрит. Они уже почти добрались до цели, когда появился медленно ползущий автомобиль. Машина остановилась у дома номер двенадцать, и из нее выбрались трое: мужчина, женщина и мальчик. С ворчанием и проклятиями в адрес нежданного снегопада они выгрузили на тротуар чемоданы и коробки.

— Как мы вовремя! — произнесла женщина, поднимаясь по ступенькам к двери. — Еще десять минут, и было бы уже не доехать!

— Вот и хорошо бы! — пробормотал мужчина. — Вернулись бы в Гонконг. — Он хрипло хохотнул и захлопнул дверцу машины.

Мальчик потащил по лестнице две коробки, потом повернулся, будто почувствовал, что за ним наблюдают, оглядел улицу и увидел котов.

— Это же Огнецы! Вон перед домом Чарли, — показал он. — Интересно, что им надо?

— Не стой, Бенджамин, — поторопила мать. — Заходи!

Но Бенджамин пропустил ее слова мимо ушей.

— Эй, Огнецы! — тихо позвал он. — Это я, Бенджамин. Я вернулся!

Со стороны котов донеслось что-то вроде рокота мотора. Урчание было приветливым, но с легкой ноткой недовольства.

Казалось, они хотят сказать: «Давно пора!»

— Ну пока. Еще увидимся, — ответил он и потащил коробки в дом.

Коты подождали, пока дверь за ним закрылась, а когда в двенадцатом номере зажегся свет, они обратили внимание на дом, что был у них за спиной. Прямо перед домом рос каштан, по случаю зимы листьев на нем не было. Коты ловко и быстро вскарабкались по толстым голым ветвям, тянувшимся к самым окнам, где сейчас было совершенно темно. Усевшись в рядок на одной из ветвей, коты затянули песню.

По ту сторону оконного стекла в своей постели заворочался Чарли Бон. Кто-то его зовет? Или это сон? Он открыл глаза. Очень знакомые звуки доносились с улицы.

— Огнецы? — пробормотал он и открыл глаза.

Вскочив с кровати, мальчик откинул штору и распахнул окно.

У Чарли перехватило дыхание, когда он увидел засыпанных снегом котов.

— Феникс, Везувий, Саламандр, неужели это вы?

Коты ничего не ответили, а просто вместе снежными комьями с глухим стуком приземлились на ковер.

Чарли закрыл окно.

— Лучше бы пришли по лестнице, — прошептал он. — И вообще, неплохо бы вам подкрепиться теплым молоком. А еще лучше — кусочком индейки.

Он взглянул в угол комнаты, где спал мальчик с такими же белыми волосами, как подушка.

Чарли прокрался по лестнице на кухню, за ним бесшумно последовали коты. Там он согрел и разлил по трем блюдцам молоко. Помещение наполнилось восторженным мурлыканьем. Блюдца быстро опустели, и Чарли положил в каждое по кусочку индейки.

За окном носились снежные хлопья, поблескивая в свете кухонной лампы.

— Какой-то этот снег не такой, — заметил Чарли. Он посмотрел на старательно умывающихся котов. — На прошлой неделе мне исполнилось двенадцать, а где же вы пропадали? Можно подумать, вас не интересуют деликатесы!

Оранжевый кот, Везувий, оторвался от своего важного занятия и взглянул на Чарли. Не многие коты умеют так смотреть в глаза человеку. Глаза Везувия светились мудростью, но еще в них горела дикость и память о жизни, какая простому смертному даже не приснится. Везувию, как и его братьям, было уже девятьсот лет.

Горящие взгляды Феникса и Саламандра тоже обратились на Чарли, и тому показалось, будто они хотят ему что-то сказать. Пожалуй, надо разбудить спящего наверху мальчика, а то непонятно, чего котам надо.

Три пары золотистых глаз провожали выходившего из кухни Чарли. Поднимаясь по лестнице, мальчик ощущал спиной их взгляды.

— Билли! Билли, проснись! — Чарли осторожно тряс белоголового мальчика за плечо.

— Что? Что такое? — Билли открыл круглые ярко-красные глаза.

— Ш-ш! Огнецы пришли! Вставай, поговори с ними!

Билли зевнул:

— Ох! Ну ладно.

Не совсем еще проснувшись, мальчик выбрался из постели.

— Только тише, а то бабушка Бон услышит, — предупредил Чарли.

Билли кивнул и потянулся за очками.

Билли исполнилось восемь лет, и он был на целую голову ниже Чарли. Он умел разговаривать с животными, но огненных котов немного побаивался, потому что те всегда знали, когда он врет.

— Пошли же, — поторопил его Чарли.

— Мне нужно найти очки, а то я могу свалиться на лестнице. А, вот они.

Билли водрузил очки на нос и на цыпочках вышел следом за Чарли.

Коты смотрели на входящих в кухню мальчиков. Три пары ушей настороженно дрогнули, когда Билли, скрестив ноги, уселся перед газовой плитой. Чарли закрыл дверь и растянулся рядом.