— Допустим. Но почему вы выбрали именно меня?

— Кто вам сказал, что это мы вас «выбрали»? Это был каприз Катушки. Впрочем, она заманивала только тех, кто ей нравился. Что касается меня и моего шурина, то мы вовсе не были в восторге от ее выбора. Мы бы предпочли офицера. Как-никак, важнее уничтожить вражеского офицера, чем простого солдата. Но и вы от нас ускользнули…

— Доставив, наверное, немалое разочарование вашему шурину.

— Я и сейчас не понимаю, как вам удалось нас провести. Мне вы, по крайней мере, показались этаким наивным болваном, которого даже совестно так просто отправить на тот свт.

— Как только я увидел ваши рожи, я понял, что попал в руки убийц. Но вот что мне хочется еще выяснить. Вы только что сказали, что уже два месяца двигаетесь за фронтом. И за все это время вы не встретили никаких затруднений? Никто ни разу не остановил вас, чтобы спросить, кто вы такие?

— Очень редко: разве кому-нибудь было до нас дело!.. Впрочем, каждый раз, когда нас спрашивали, мы отвечали, что мы перемещенные лица. Этим же приемом мы пользовались и устраиваясь на ночлег в деревнях.

— А в этой деревне кто вас приютил?

— Я понимаю, зачем вы это спрашиваете. Послушайте моего совета и не теряйте зря времени. Люди, которые приютили нас, ни в чем не виноваты. Впрочем, мы всего два дня прожили у них. Потом мы случайно обнаружили тот дом, в котором вы побывали. Примар разрешил нам занять его, пока фронт сдвинется и мы сможем отправиться дальше. Если бы не эта неудача с вами…

Его снова начал душить кашель. Он долго кашлял, прикрывая рот полой пелерины.

— Вы не могли бы меньше курить? Мне очень плохо от дыма! — попросил саш, когда кашель утих.

— Ладно, я могу не курить. Договаривайте, что вы там еще хотели сказать. Что бы произошло, если бы не неудача со мной?

— Мы бы сумели развернуться здесь. Лучшего места, чем этот дом, для нашего дела не найти. Кому бы пришло в голову подозревать нас? Но нам решительно не повезло.

Уля Михай, подумав немного, сказал капитану Георгиу:

— Господин капитан, кажется, мы можем удовлетвориться тем, что узнали.

— Да, но есть еще много неясных вопросов, — возразил тот.

— Мне достаточно того, что я узнал.

— А мне нет, — холодно ответил капитан Георгиу. — Но на сегодня мы можем закончить допрос. Вызовите, пожалуйста, конвоира, пусть уведет его!

Несколько минут спустя они остались в кабинете вдвоем. Погруженный в свои мысли, Уля Михай смотрел через окно на улицу, в то время как капитан Георгиу перелистывал бумаги, делая какие-то пометки.

Первым прервал молчание капитан Георгиу:

— Если верить молодчику, выходит, что эти бандиты не имеют никакого отношения к тому делу, которое занимает нас. А вы какого мнения?

— Господин капитан, если вы помните, я с самого начала серьезно сомневался в том, что может существовать какая-нибудь связь между этим семейством убийц и агентом Абвера. На чем я основывался? На том, если вы помните, что шпион, если бы он даже узнал, кто я такой

и ради чего нахожусь здесь, был бы идиотом, если бы стал покушаться на мою жизнь. Почему? Очень просто. Потому что этим самым он бы еще раз подтвердил, что он — здесь, среди нас, и мы должны его остерегаться. Другими словами, это значило бы оставить свою визитную карточку. Но всё это было лишь предположением. Могло случиться, что я и ошибаюсь. Однако признание трансильванца подтверждает мою мысль.

Капитан Георгиу, который всё время, пока говорил Уля, расхаживал по кабинету, остановился перед окном и стал сметреть на струйки дождя, скатывавшиеся по стеклу окон. Обдумывая доводы Ули, он вынужден был признать их основательность, втайне досадуя, что не может ничего тут же опровергнуть. Однако он не хотел в этом признаться даже самому себе и ограничился тем, что сказал Уле:

— Завтра я его снова допрошу и думаю, что мне представится случай более точно установить, сказал ли он правду.

— Я тоже надеюсь, что в конце концов вы в этом убедитесь. И я очень рад, что мне пришла в голову идея о собственном разжаловании.

— Почему? Вы думаете, это помогло вам продвинуться хоть на шаг?

— В каком-то отношении да! Во-первых, потому, что сегодня я знаю, что красавицу Катушку, вместе с ее почтенным семейством, нужно исключить из данного дела. Во-вторых, я знаю совершенно точно, что не ошибся, поставив маленькую пьесу с разжалованием. И это представляется мне немалым выигрышем. Настоящий агент Абвера чувствует себя сегодня в большей безопасности, чем вчера. Почему? Очень просто. Следите внимательно за моими рассуждениями. Агент Абвера узнал, как и все остальные, о моем приключении. Вероятно, он спросил себя: «Кто они, эти идиоты, которые могут спутать все карты? Мне нужен абсолютный покой, а не эти дурацкие покушения на убийства, которые поднимают на ноги весь Второй отдел». И он, который, несомненно, знает больше нас, не сделал той ошибки, которую сделали мы, увидев в этом покушении на убийство действия каких-то союзников. Я думаю, что и он задал себе вопрос, которым задавались мы: с какой целью заманили меня в ловушку?

И не исключено, что и на этот раз он нашел ответ быстрей, чем мы.

И после этого я спрашиваю вас: что бы подумал агент, убедившись, что ко мне не применяют никаких мер наказания? Само собой понятно, что ни один начальник не может с легкостью пройти мимо такого проступка, как бы ни был он снисходителен. Агент задал бы себе вопрос: кто же в конце концов этот капрал краткосрочной службы Уля Михай, которому всё сходит с рук? Обо всем этом я подумал, когда решил разыграть эту маленькую сцену с разжалованием. Признаюсь, я рисковал, и немало, как это всегда случается, когда полагаешься на собственные умозаключения и интуицию.

— К сожалению, в нашей профессии мы не всегда можем действовать наверняка. Приходится иногда рисковать.

— Что касается этого, господин капитан, то знаете ли вы, в чем для меня состоит самый большой риск?

— Нет.

— Риск скверно сыграть роль разжалованного капрала. Я должен казаться хоть какое-то время очень удрученным всем случившимся. В особенности в присутствии Бурлаку. Из всех остальных он, кажется, больше всего огорчен за меня. Если он притворяется, то он большой артист!

— Слушай, Уля, стоило тебе сесть около меня — я карта ко мне прямо повалила. Я начинаю отыгрываться. Видно, ты мне счастье приносишь. Имей в виду, если мне удастся до конца их очистить, выигрыш я делю с тобой пополам! — обещал Бурлаку Александру, старательно сгребая все деньги со стола.

— Плюнь через левое плечо, «старик»! — отозвался Барбу Василе, как всегда невозмутимый, хотя Бурлаку четвертый раз сгребал со стола кучу денег.

Игра продолжалась уже два часа. В этот вечер, в отличие от других, работа в штабе закончилась раньше обычного. Затишье, установившееся на фронте, благоприятно сказалось и на писарях. Даже чертежники из Третьего отдела, которые обычно сидели далеко за полночь, давно уже оставили работу.

При таких обстоятельствах, впрочем довольно редких, мало кто из писарей посвящал неожиданно выпавшее свободное время отдыху. Большинство проводили его за разговорами или азартно играли в карты. Они играли со страстью картежников, хотя никто из них не был действительно игроком. Ведь игра в карты была здесь единственным развлечением. Азарт, с которым играли, носил исключительно спортивный характер. Тот, кто выигрывал, как бы ни велика была сумма выигрыша, получал только моральное удовлетворение, потому что в этой чужой стране румынские деньги не были в ходу. На них нельзя было купить даже яйцо или кружку молока. И если, несмотря на это, играли на деньги, то только потому, что не существовало другого способа установить, кто же победил в этом состязании.

В тот вечер четырьмя партнерами в игре были: Бурлаку Александру, Барбу Василе, Томеску Адриан и Мардаре Ион. Они играли спокойно, тасовали карты с раздражающей неторопливостью, подозрительно приглядываясь друг к другу, словно борцы перед началом схватки.