Джийан подняла левую руку. По приказу Хоролаггии пальцы проворно задвигались, и серебристое зеркало превратилось в маленькую лужицу на полу, которая тут же высохла. На месте зеркала в рамке осталось пустое, слепое и немое пятно. Затем колдунья вытащила из сумочки моток блестящей пленки и натянула на рамку вместо зеркала. В новом отражении не было ни тернистого венца, ни шипов — зеркало подчинилось ей полностью. Колдунья с гордостью разглядывала зеркало. Затем, услышав звук чьих-то шагов, она обернулась.

— Добрый вечер, конара Лиистра. Или, скорее, доброе утро, — самым сердечным голосом проговорила Джийан. — Простите меня за появление в столь неурочный час, но все гостиницы в Каменном Рубеже были уже закрыты.

— Двери монастыря Плывущей Белизны всегда открыты для… — Мучнистое лицо конары Лиистры мертвенно побледнело. — Милостивая Миина! Джийан? Это ты?

— Да, это в самом деле я.

— Ты направляешься…

— Я шла именно сюда, в монастырь. Я вернулась домой, — ответила Джийан и едва успела развести руки, как конара Лиистра уже бросилась в ее объятия.

— Ой, Джийан, тебя так долго не было! — Конара Лиистра была не в силах совладать с чувствами. — Мы уже и не надеялись.

— Знаю, знаю, но вот я и появилась. — Джийан гладила Лиистру по голове. — Вижу, из шимы ты стала конарой. — Джийан лучезарно улыбнулась. — Уверена, ты этого вполне заслуживаешь.

В немом восторге конара Лиистра опустила голову.

— Теперь налейте мне стаканчик вина, конара, хочу сказать тост.

— Ну зачем ты зовешь меня конарой? Мы ведь всегда были очень близки. — Конара Лиистра подошла к буфету, где на гравированном медном подносе стояли графин и тоненькие стаканы. — Зови меня, как раньше, я настаиваю.

Джийан негромко рассмеялась.

— В таком случае… — Она подняла полный стакан. Вино было приятного красноватого цвета, что являлось признаком высокого качества. Низшие сорта имели желтоватый и зеленоватый отлив. — За тебя, дорогая Лиистра! И за твой новый сан!

Раздался хрустальный звон. Лицо конары Лиистры погрустнело.

— Возможно, меня и называют конарой, однако что касается моего сана, увы… — Договорить она не решилась.

— Не понимаю, о чем ты, — нахмурилась Джийан.

— Отныне это владение конары Урдмы. А ведь раньше здесь все принадлежало твоей сестре.

— Ты имеешь в виду этот кабинет?

— Нет, весь монастырь.

— А Деа Критан? — еще сильнее нахмурилась Джийан.

— Существует лишь формально, — вздохнула конара Лиистра. — Мне не хотелось сообщать тебе неприятные новости, но конара Бартта изменила своим духовным принципам.

— Она…

— Она мертва. Погибла на пожаре при весьма загадочных обстоятельствах, а нам запрещается даже проводить расследование.

Джийан поставила на стол почти нетронутый стакан.

— И кто же это запрещает? — мрачно спросила она.

— Конара Урдма, которая заняла место твоей сестры и переехала в келью Бартты прямо в день ее кончины. Скажи, разве так можно?

Джийан покачала головой.

— Еще страшнее то, что постепенно предаются забвению заповеди Миины. Даже хуже, они извращаются. Тебя изгнали потому, что ты знала Осору, а вслед за тобой и всех, у кого был Дар. Теперь здесь преподают только Кэофу, и с каждым днем список запрещений растет. Так, нам запрещается упоминать йа-гааров и Священных Драконов Миины. Их портреты либо обезображены, либо вообще исчезли.

— Возмутительное поведение! Просто невероятно, до чего дошло! — Джийан развязала сумочку из змеиной кожи и, повернувшись спиной к конаре Лиистре, намазала что-то на кончик языка. Повернувшись лицом к Лиистре, Джийан подняла указательный палец. — Ты правильно сделала, что предупредила меня. И хотя мое сердце разрывается при мысли о гибели сестры, из твоего рассказа ясно, какая огромная работа предстоит.

Конара Лиистра вздохнула с облегчением.

— Ты совершенно права! Наверное, именно тебе предназначено разбудить нас от сладкой дремоты, в которую всех погрузило зло.

— Тогда вперед, смелая Лиистра! — проговорила Джийан, обнимая конару. — Вместе мы сможем наставить детей Миины на путь истинный.

Они подошли к двери, и тут Джийан, повернув к себе конару Лиистру, схватила за плечи и поцеловала в губы. Прежде чем рамахана смогла опомниться, Джийан открыта рот, и ее язык скользнул между губами конары.

Задыхаясь, Лиистра пыталась вырваться из объятий Джийан, однако сил не хватало.

Внезапно конара перестала сопротивляться. Во рту у нее извивалось что-то липкое и черное. Согнувшись в три погибели, Лиистра давилась, пытаясь вытолкнуть изо рта мерзкую слизь. Однако то, что подсадила ей Джийан, оказалось на удивление цепким и не двигалось. Затем небо обожгла резкая боль, конаре показалось, что ее ударили огненным мечом, и она упала на колени.

Джийан обхватила вспотевшую голову Лиистры и, в такт стонам конары, будто баюкая, стала тихонько напевать слова демонического заклинания.

И вот все было кончено. Конара Лиистра глубоко вздохнула, а Джийан, немного ее приподняв, заглянула в глаза, которые побелели так же, как и у самой колдуньи. Ладонь Джийан коснулась лица конары, ее зрачки бешено завращались. Когда вращение прекратилось, Джийан убрала ладонь — глаза конары Лиистры стали такими же, как прежде.

— Поручаю тебе снять все зеркала, — объявила Джийан. — Нужно уничтожить зеркала монастыря. Все до единого.

Конара Лиистра послушно кивнула.

— Да, Матерь.

— Если кто-нибудь станет расспрашивать, скажи, что в зеркалах живет зло, которое поселилось в монастыре. Ясно?

— Да, Матерь.

Конара Лиистра попыталась уйти, но Джийан тут же ее остановила.

— Все хорошо, — мягко сказала она, — все образуется.

Улыбка конары Лиистры была какой-то резиновой, неживой.

— Да, все будет отлично.

С тех пор как регент увидел в зеркале то лицо (если это можно было назвать лицом), его стали мучить кошмары. И не то чтобы Курган постоянно вспоминал о случившемся. Только ранее он считал себя бесстрашным, а теперь от того, что правитель рассмотрел в зеркале, во рту появился металлический привкус страха. Курган не мог есть весь день и старался не встречаться с Нитом Батоксссом. Сейчас разговора с гэргоном было не избежать, и регент чувствовал, как холодеет кровь.

То, что он увидел в зеркале, не поддавалось описанию. Вспоминая об этом, Курган не мог сдержать дрожи. В ту ночь, когда все во дворце уснули, он пробрался в комнату и разбил зеркало на маленькие кусочки. Поэтому отныне средство связи или, чего правитель особенно опасался, хранилище истинного облика гэргона исчезло.

Кошмар терзал Кургана постоянно, и, как ни странно, это имело свою положительную сторону — регент понял, как много он еще не знает. Именно это не захотел признать его отец, Веннн Стогггул, именно это и привело его к краху. Невежественный и надменный в'орнн — потенциальная жертва заговорщиков. Такой возможностью и не преминул воспользоваться Курган. Молодой регент пообещал себе, что с ним не случится ничего подобного. Он не станет повторять ошибки своего отца.

Наконец правитель решил, что ему необходим надежный источник информации о событиях, происходящих в городе. Кто-нибудь из в'орннов, кто мог бы разбалтывать секреты, передавать сплетни — все, о чем обычно говорят вполголоса. Знание того, чем живет город, позволило бы регенту строить планы и просчитывать действия на несколько ходов вперед. Оставалось лишь выбрать подходящую кандидатуру. Определившись, Курган приказал привезти избранницу ночью в его личные апартаменты.

Когда она прибыла, было далеко за полночь. На Променаде слышались громкие крики борцов калллистота, чьи шумные разговоры заглушали голоса моряков, которым пора готовиться к утреннему приливу. В «Кровавом приливе» всегда людно, и у каждого столика можно услышать немало интересного.

— Регент, я рада видеть вас снова, — проговорила Рада, которую ввели хааар-кэуты. — Разрешите поинтересоваться, за что меня удостоили такой чести?