Нокс задумался.

— Пожалуй, доктор Джонсон[93] справился бы с этим без труда. Босуэлл[94] — согласно его дневникам, страстный игрок в карты, — несомненно, играл бы и в крап, если бы эта игра уже существовала в то время. «Выпала восьмерка»… Пожалуй, «numerus octopus est». А вот как благородный римлянин потребовал бы выложить десять баксов, придумать посложнее. К тому же какой падеж нужно использовать в словах «из Дикейтера» — родительный или творительный?

— Ради бога! — Лейтенант Спинелли сердито уставился на Нокса. — Я знаю, что маэстро охоч до подобных рассуждений, но вы хоть не принимайте в них участия! Давайте забудем о том, что Джонсон говорил Босуэллу за игрой в крап, и сосредоточимся на деле. Вы ведь, маэстро, отнюдь не спали и не изучали принципы игры, когда я допрашивал свидетелей, а сами задали ряд вопросов.

— Совершенно верно, — согласился доктор Фелл. — Но если вы помните, целью моих вопросов было реконструировать события этого вечера до начала репетиции.

— А это важно?

— Думаю, да. Я, так сказать, вживался в общую картину.

— Ну, тогда эту картину будет нелегко вставить в раму, — усмехнулся Спинелли. — Повторяю: большинство тех, кого мы могли бы включить в число подозреваемых, отпадают, так как у них есть алиби. А к алиби я отношусь с уважением, если они только не ловко состряпаны профессиональным преступником. Даже ваша жена, мистер Нокс, как будто вне подозрений.

— «Даже»! — с горечью промолвил Нокс. — Утешили, нечего сказать!

— Ну, вы ведь слышали, что говорили мистер и миссис Лафарж. Перед тем как леди Северн произнесла речь, у нее была ссора с миссис Нокс. Вернее, она набросилась на миссис Нокс, а ваша жена ей не ответила. Я намерен узнать, в чем там было дело. Конечно, я не думаю, что ваша жена стреляла из арбалета, — держу пари, женщине это не по зубам.

— Согласен без всякого пари, — проворчал доктор Фелл.

— Но моя обязанность — найти решение этой проблемы, и я сделаю это, даже если мне придется вести себя не по-джентльменски.

— Теперь я задам вам вопрос, который пытаюсь задать уже некоторое время, — произнес Нокс. — Если вы хотите только разгадать тайну убийства и считаете, что Джуди так же вне подозрений, как и ваша Фло, почему вы продолжаете цепляться к ней во втором часу ночи?

— Разве я к ней цепляюсь?

— Я имею в виду не вас лично, а…

Лейтенант Спинелли сунул в карман записную книжку.

— Слушайте! — сердито проворчал он. — Вы были здесь и видели, что произошло. Я снимал показания у свидетелей. Окружной прокурор Гулик все время торчал рядом, а под конец стал меня пилить за то, что я не предотвратил преступление. Возможно, я в самом деле что-то прошляпил, но не уверен, что он смог бы его предотвратить.

Как бы то ни было, прокурор заявил, что сам хочет допросить миссис Нокс. Он отвел ее в помещение, которое мистер Лафарж именует своим офисом. Это было менее получаса назад. Многие другие свидетели до сих пор ждут своей очереди и не скулят.

Но так как вы хороший парень, я хочу вам помочь. Мы пойдем туда и взглянем, что там происходит. Маэстро будет доктором Джонсоном, вы — Босуэллом, а я — магистратом с Боу-стрит,[95] выслушивающим советы вас обоих. Но я не должен забывать о политической стороне дела. Херман Гулик — прокурор и важная шишка в округе. Тем не менее он будет делать свою работу, а я — свою. Пошли, маэстро?

Лейтенант не притронулся к арбалету. Положив браслет и ожерелье в боковой карман пиджака, а газетную вырезку — в жилетный карман, он вышел из комнаты. Нокс и доктор последовали за ним.

Они пересекли призрачно освещенную сцену, двинулись по коридору мимо дверей уборных, откуда доносились голоса, спустились к железной двери и прошли через зал. Пока они пересекали фойе и поднимались по правой лестнице в бельэтаж, лейтенант Спинелли продолжал говорить:

— Бесполезно гадать, кто стащил арбалет из-под картины. Это мог сделать любой.

— Любой? — переспросил доктор Фелл, тяжело опираясь на палку.

— Да, любой из зрителей или пришедших из-за кулис. В фойе имеется еще одна дверь, которая видна только при полном освещении. Она выходит в переулок с западной стороны театра, где расположен и служебный вход.

— Ну?

— Привратник, дежуривший весь вечер у служебного входа, утверждает, что некто, по его словам, «в костюме» выскользнул оттуда и вернулся через пару минут. Он не знает, кто это был, и…

— Повод мог быть абсолютно невинным.

— Как знать. Арбалет не сунешь в карман и не спрячешь под пиджаком, но если затолкать его сзади под брюки… Мы можем быть уверены только в одном.

Они подошли к темной полированной двери возле бельэтажа, по обеим сторонам которой стояли полисмены в форме.

— Мы можем быть уверены только в одном, — повторил Спинелли. — Согласно показаниям привратника и Нэнси Тримбл — девушки в кассе — ни один посторонний не входил в театр за весь вечер. Значит, убийца все еще… — Он оборвал фразу и открыл дверь. — Извините, сэр, могу я войти?

За дверью находился просторный кабинет с двумя занавешенными окнами, письменным столом, стальным шкафом с картотекой и несколькими стульями. За столом, спиной к пришедшим, сидел коренастый мистер Херман Гулик — человек с косматой шевелюрой и напыщенными манерами. Перед ним сидела Джуди, которая, судя по лицу, была близка к обмороку. Неподалеку находилась Элизабет Харкнесс, выглядевшая немногим лучше. В углу восседал судья Грейем Каннингем.

— Я как раз заканчиваю, — сообщил окружной прокурор, слегка повернувшись и продемонстрировав фрагмент желтого лица. — Итак, миссис Нокс…

— Но я уже говорила вам!.. — крикнула Джуди.

— Да, благодарю вас, миссис Нокс. Думаю, пока этого достаточно. У меня есть ваш адрес на случай, если его нет у лейтенанта.

— Сэр, я уже записал адрес леди.

— Я ведь сказал «на случай». Если хотите, можете отправляться домой, миссис Нокс. Не покидайте Нью-Йорк, так как у нас снова могут возникнуть к вам вопросы. Но сейчас мы вас не задерживаем.

— Это все? — недоверчиво осведомилась Джуди.

— Да, по крайней мере на данный момент. Если только…

— Если что?

— Если вы не решите изменить ваше мнение и сообщить нам, что имела против вас леди Северн.

— Изменить мнение?! — воскликнула Джуди.

Она вскочила со стула, схватила сумочку и выбежала из комнаты. Нокс тотчас же бросился за ней, хотя лейтенант Спинелли окликнул его, требуя вернуться.

Джуди сбежала по лестнице в фойе, все еще темное, если не считать света над портретом Марджери Вейн. Она подошла к картине, но, как будто внезапно вспомнив, кто на ней изображен, отшатнулась и прикрыла глаза ладонью, сама являя картину горя и отчаяния. Нокс в приливе сочувствия, которое он стеснялся выразить словами, шагнул к ней.

Джуди первая обратилась к нему:

— Фил, ты ведь принадлежишь к избранному кругу, не так ли? Я имею в виду, они не выставляют тебя из комнаты во время допроса?

— Ну в общем, нет. Если я могу что-нибудь сделать…

— Можешь! Возвращайся туда и внимательно слушай, что они будут говорить — особенно судья Каннингем.

— Почему судья Каннингем? Какое он имеет к этому отношение?

— Я… я думаю, он на моей стороне. Вообще-то окружной прокурор не так уж плох — он старается быть справедливым. Но когда он совсем допек меня своими вопросами, судья Каннингем поднялся, как римский император, и сказал: «Осторожнее, сэр. Если эта свидетельница нуждается в помощи, я к ее услугам».

— Если ты нуждаешься в помощи, Джуди, то почему не позволишь мне оказать ее? Или доктору Феллу? Когда он берется за дело…

— Тогда пусть он поскорее за него возьмется. Это ужасно! Ты вернешься туда? Пожалуйста, дорогой!

— Как ты меня назвала?

— Дорогой. Я такая несчастная, что больше ни о чем не в состоянии думать. Домой я не хочу — буду ждать тебя в «зеленой комнате». Ты сейчас поднимешься туда, а потом все мне расскажешь, ладно?