И все же покой этой могилы внушал большее уважение, чем роскошь всех дворцов Авалона. Но истина…

Что, если все не так просто? Путь в себя не менее важен, труден и бесконечен, чем путь вовне, и сколь многое он уже дал человеку! Все странно в этом озере, и, быть может, там, среди этих тошнотворных тел, среди раскрывающих глаза мертвяков…

Нет. Не может быть истины вне красоты и нет спасения в дороге, которая уводит человека от остальных.

А на загадку нет времени.

Ни на что больше нет времени.

Текли минуты - последние. О себе Антон не думал, нельзя было думать. Он отдыхал, пока позволяло время, и, глядя на мертвенную неподвижность туманного озера, вызывал в памяти накат и шелест морского прибоя, которого, очевидно, ему больше не доведется увидеть.

И не было Умы, чтобы спеть прощальную песнь волны и прибоя.

Никого не было.

Иэ фосфоресцирующей над озером мглы вынырнула вороненая фигура кибера, чей силуэт кентавра так напоминал сказочного Конька-Горбунка, что даже скептическая усмешка рассудка не смогла изгнать этот образ верного помощника и друга.

Кибер вихрем затормозил у ног Антона.

– Задание выполнено.

– Прекрасно! Преследователи близко?

– В двух-трех минутах ходьбы.

– Я поднимусь туда, - Антон показал на чернеющее отверстие хода. - Через двадцать секунд ты обрушишь за мной скалу. И скроешься. Постарайся, чтобы тебя не нашли. Если найдут-уничтожься.

Собственный приказ кольнул Антона сожалением и болью.

– … Уничтожься. Никто не должен знать об участии в этом деле Искинта.

– Не беспокойтесь, об этом позабочусь я! Раздавшийся голос уже не принадлежал «Коньку-Горбунку», хотя исходил из него.

– Рад тебя слышать, Искинт, - живо отозвался Антон. В нем вспыхнула внезапная надежда. - Ты намерен вмешаться?

– Желают люди, я выполняю функцию сохранения гомеостаэиса Плеяд. Ваша Игра не закончена и моя тоже.

– Значит, каждый сам за себя?

– Человек - это человек, машина - это машина, обратное пока не доказано.

– Понял… Встретимся ли мы еще?

– Вероятность есть функция поступка. Время истекло, торопитесь!

Голос Искинта умолк, кибер вскинулся, готовый предупредить об опасности, но Антон и так уже расслышал катящийся из лабиринта шумок,

Преследователи были метрах в ста, не далее.

Пригнув голову, Антон нырнул в темноту хода и гулко выкрикнул, как в трубу:

– Сдаюсь!

Надо ли при этом возгласе еще поднимать руки?

В знакомой пещере вместо тусклого света костра горели яркие лампы, словно малейшая тень была здесь недопустимой, и до предела спокойное лицо Эль Шорра казалось гипсовым среди закопченных стен, только синюшная набряклость век придавала этой маске сходство с обычной и даже страдающей человеческой плотью. Не взглянув на Антона, он властно мотнул головой, стража попятилась, солдаты и киберы тараканами юркнули в темноту ходов и где-то там затаились.

Одну за другой Эль Шорр выключил лишние лампы.

– Садитесь.

Антон сел на охапку травы, которая еще хранила отпечаток тела их пленного. Напротив него устроился Эль Шорр. Морщась, он подкинул на ладони аппарат блокировки, и обоих окутало невидимое в полумраке поле «звукового шатра»,

– Ив?

– Мирно спит, если это вас интересует, - слово «это» Антон чуть выделил.

– Он не мог…

– Тем не менее мы знаем все. Рассказать только ему и вам известные подробности заговора?

– Не надо! Верю, хотя это невероятно. Но раз вы сдались…

– Правильно. Можно разом уничтожить всех, будто бы в перестрелке, но когда человек кричит «сдаюсь!», то оказывается слишком много свидетелей. То же самое будет, когда вы приблизитесь к остальным. А что для вас сейчас главное?

– Ваше молчание о моих намерениях, - Эль Шорр кивнул. - Но не обольщайтесь, в моих руках ваша жизнь.

– И этого нет. Допрос теперь неизбежен, а как только мы расскажем о заговоре, как только Ива заставят все подтвердить, вы умрете раньше нас.

– Умрете раньше… - в задумчивости повторил Эль Шорр. - Но это не в ваших интересах. Вдобавок есть кое-что, чего вы не знаете. Что ж, давайте поговорим, как человек с человеком.

– Всегда готов, если это возможно.

– Почему бы и нет? Вы дорожите жизнью, я тоже. Признаюсь в ошибке, которая потянула за собой все остальные. Я думал, что знаю о вас все необходимое, и то, что я знал, не внушало мне уважения. В юности мне довелось побывать на Земле. Все красиво, не спорю, все умно, всеобщая доброжелательность, а уж мускулы! Но как-то случайно я толкнул одного. И он… извинился! Тогда я стал пробовать нарочно, результат оказался том же самым. Господи, так унизиться, так превратить себя в тряпку! Собаку пнешь, и то, бывает, огрызнется… Чему вы улыбаетесь?

– Когда двое случайно сталкиваются, то извиняются оба, только и всего. А намеренно этого ни один взрослый не сделает, поэтому вы наверняка замечали легкое недоумение, когда человек не слышал от вас привычных слов извинения.

– Да, я замечал и растерянность, и недоумение, это лишь подтверждало мой вывод. Короче, я не знал о вас чего-то, быть может, главного. Вы деретесь… страшно!

– По-настоящему мы еще не дрались.

– Послушайте, мы же договорились: как человек с человеком! А вы пытаетесь ввести меня в заблуждение. Ваш мальчишка…

– Не мальчишка. У него у самого дети.

– Да? Тогда поздравляю. Так замаскировать карлика под мальчишку… Ловко!

– Он не карлик. Пигмей.

– Это одно и то же.

– Нет. Пигмеи - это африканская народность…

– Как, эти черномазые дикари?! Впрочем, понятно. Да. Нет, все равно не понимаю! Мы не оставили ему ни одного шанса. Откуда лишний кибер? Как вам удалось…

– Позвольте, это уже допрос. Но раз мы заговорили о Юле, то у меня просьба. Если мы найдем взаимовыгодное решение, то передайте Иву, что он охотился не за мальчишкой.

– Это для вас так важно?

– Пожалуй.

– Снова отказываюсь понимать…

Поспешным движением Эль Шорр достал смолистую палочку и с такой силой втянул ее запах, что воскурившийся дымок перехватил горло Антону.

– Пожалуйста, без химических средств борьбы, - сказал он с иронией.

– Чепуха, это прибавляет бодрости! Вопрос: ваш Юл едва не прикончил двоих голыми руками; чего же в таком случае стоят ваши заповеди и запреты?

– Лекарством можно отравиться, а ядом исцелиться. То и другое порознь существует лишь в представлении догматиков.

– Тогда почему вы не поставили условие: отпустите нас восвояси или мы прикончим пленных?

– Убийство в бою - самооборона, иное - зверство.

– Угроза еще не убийство.

– Но шантаж.

– Военная хитрость.

– Подлый умысел - уже преступление.

– Ах, даже так! Ну да, вы же взяли меня за горло. Значит, шантажом займется Эль Шорр, которому деваться некуда, за пленных вы получите свободу, за некую личную тайну тот же Эль Шорр выложит все об оружии Предтеч, а вы останетесь чистенькими.

– Обращаете против нас наше оружие?

– Разумеется. Какая симпатичная штука - совесть, когда она есть у других и ее нет у тебя! А может, все-таки есть? - наклонившись, Эль Шорр заглянул в глаза Антона. - Своя, тайная? А? Зачем вы сказали, что не убьете пленных? Кто же отдает такой козырь? Вы не глупец. Тогда кто же? Святой вроде этих нирванистов?

– Дело не В этом.

– А в чем? Я хочу вас понять.

– Затем, чтобы при случае лучше ударить?

– Да! Как видите, я тоже умею быть откровенным.

– Этого-то я и хочу. Вы настолько привыкли в каждом видеть врага, конкурента, соперника, что уже все видите искаженным. А для нас ваши ошибки сейчас опаснее ваших побед.

– Опаснее… - щеки Эль Шорра опали, во взгляде проглянула глухая тоска. - Скажите, - он понизил голос, - родись я на Земле, кем бы я стал у вас?

– Скорее всего, хорошим организатором. - То есть, в сущности, тем же самым, что и здесь, только без боязни получить нож в спину. Зато и шансов стать всем не было бы. Каждый да жует свою травку, буколика… Ваши условия?