– Да, этого я не ожидал! - Антон ударил себя по колену. - Оглупел, не понял, не догадался. В Плеядах есть разум, и этот разум - Искинт!

– Искинт? Они создали лучший, чем у нас, Искинт? Не поверю! - категоричным взмахом руки Лю Банг обрубил фразу.

– По-моему, кто-то сейчас говорил о парадоксах. И этот «кто-то», едва столкнувшись с очередным парадоксом, кажется, готов его отрицать! - в глазах Антона заблестели искорки смеха. - Нет, их Искинт, конечно же, примитивней наших. Но вы не можете представить, как он одинок! Я понял это еще в ту ночь. Понял, но… Холодный, как у всех искинтов, нечеловеческий, замкнутый, созданный с чисто прагматическими целями ум; все эти века он мыслил. О чем? Для плеядцев он был орудием, средством, слугой. Да, он управлял их хозяйством, исполнял малейший приказ, был машиной,.. Но мы-то знаем, что Искинт не только машина. И они эхо знали, но быть его напарником, тем более другом, не хотели и не могли. Владыки, этим все сказано. А он тем временем в одиночестве постигал мир. Искаженный мир, потому что легко понять, какую информацию ему представляли о нас, да и о самих себе тоже. Что произошло, когда я перед ним раскрылся и вдобавок показал всю опасность оружия Предтеч для него самого? Нет искинта, который стремился бы к самоуничтожению. А тут - чего не имеет ни один человек - полная двусторонняя информация о масштабе опасности. Плюс внезапное освобождение от одиночества, интереснейшая перспектива сомышления с людьми, дружбы с ними. С нами, то есть… Дальше много гадательного. Искинт решил предотвратить свою гибель. Связанный запретами, он не мог передать нам нужные сведения, либо счел это неоптимальным решением. Он построил свою Игру, ведь для него жизнь - это умственная игра… Плеядцы, для подстраховки, задали ему задачу, как лишить Юла всякого шанса выиграть охоту. И он ее послушно решил. Но далее он оказался свободен в своих поступках, никто же не потребовал от него невмешательства, такая мысль и в голову не могла прийти какому-нибудь Эль Шорру, для которого и люди всего лишь инструменты. Боевые киберы не подчинены Искинту, зато он управляет их производством, да и не только этим… Создал ли он своего кибера, перепрограммировал ли уже действующего, как он ввел его в ситуацию, - это известно ему одному. Но вот он, союзник, с нами…

Все невольно взглянули на черного кибера, который, казалось, дремал у стены возле белеющей в полумраке символики Весов Справедливости.

– Теперь мы уже не сами по себе, - голос Антона дрогнул, - Искинт выполняет свой замысел, и только благодаря этому Юл с нами.

– А дальше? - скулы Лю Банга обострились. - Ты вполне убежден, что он наш союзник?

– Кибер передал мне лишь то, что велел сообщить Искинт, связи с ним нет, либо она односторонняя. Но если вдуматься…

– Если вдуматься, то может оказаться, что мое спасение лишь часть более общего замысла, - подал голос Юл Найт. - Мы собрались все вместе, что Эль Шорру и требовалось.

– Уловка такой ценой? - Антон кивнул на пленных.

– Чужая жизнь - что она для них! Да и кто из нас сможет убить беззащитного? Им это известно. Они все здесь перевернут, чтобы добраться до нас.

– Нет, - резко сказал Антон. - Вы не знаете Искинта, а я был им и он был мною. Я верю ему.

– Кто мы без доверия, - в голосе Умы не было вопроса. - Кандидаты в эль шорры. Кстати, заметил ли кто-нибудь, что свои сомнения мы привычно высказываем в присутствии кибера, то есть, скорее всего, Искинта?

– Знаю и помню, - сказал Антон. - Так и должно быть. Рассудок может предать, разум - нет.

– И мы не в ловушке, - уточнил Лю Банг. - Юл, это место выбрано не только потому, что отсюда недалеко до Поющего Леса. Каждый из нас шел к цели своим путем, мой привел нас сюда. Лабиринт обширен, его нелегко прочесать даже современными средствами, но дело даже не в этом. Я недаром говорил о контрастах истории. Наверху - прагматизм, здесь - многовековое, освещенное традициями убежище искателей духовности. В их религиозно-философскую доктрину я пока не проник, но нас обещали к ней приобщить. Вдобавок меня заверили, что в случае опасности нам откроют недоступный преследователям путь спасения. И в этом их обещании, уверен, не было лжи.

– Их истина поможет нам?

– Они убеждены, что их истина - поводырь для каждого.

– Ты сказал им о нашей задаче?

– Она известна врагам, нет смысла ее скрывать. Антон неожиданно для себя нашел здесь нечеловеческий разум. А я искал человеческий, понимаешь? Антон прав: подлинный разум, человеческий он или нет, - естественный наш союзник. Его нет при дворе Падишаха, значит, он наиболее возможен на другом полюсе общественного сознания - здесь. Если я ошибся, то наше положение от этого вряд ли станет хуже.

– Не надо окольных путей, когда есть прямой, - не выдержал Антон. - Искомое рядом.

Лю Банг тоже взглянул на неподвижных пленников и улыбнулся.

– Ты человек действия и, как всякий человек действия, немножко нетерпелив. Ума молчит не зря, верно?

– Все уже подготовлено, - чисто женским движением Ума встряхнулась, поправила упавшую на лицо прядь волос. - Адмирал без сознания, с ним ничего не получится. А капитана я уже ввела в нужную снореальность, дело за нами. Имеем ли мы право проникнуть в сознание, когда человек беспомощен?

– Он, не задумываясь, выстрелил бы в меня, безоружного! - воскликнул Юл. - Какие тут могут быть сомнения?

– Сомнения всегда нужны, - сказал Лю Банг. - Но сила действия равна силе противодействия. Антон кивнул.

– Хорошо, - Ума вздохнула. Она встала на колени перед тихо посапывающим во сне Ивом, низко склонилась над ним, припала к врагу лицом. - Ну, мальчик…

– Бедный мальчик! - фыркнул Юл. - Убийца. Нашла кого жалеть.

– Жалеть надо всех, слабых тем более, - донесся едва различимый шепот.

Юл отвернулся, пальцами босых ног поправил огонь костра. Лю Банг задумчиво раскурил трубку. Антон, откинувшись, спиной прислонился к безучастному киберу. «Узнали бы нас далекие наши прапрадеды или сочли персонажами сказки? - внезапно подумал он. - Смогли бы они принять нашу реальность?»

Казалось, Ума заснула на груди своего врага. Слабо, как тогда на Земле, потрескивали угли костра, дым, не расходясь, тянулся к скважине свода. Юл запустил руку в корзину, достал оттуда лепешки, протянул их всем. Хлеб, само собой, был синтетический, но жесткий, безвкусный, телесные удовольствия явно не интересовали хозяев пещер, и если бы удалось обойтись без пищи, они, возможно, вздохнули бы с облегчением. Но без пищи не мог обойтись никто, и, удалившись от ненавистной цивилизации, отшельники прихватили с собой синтезаторы. В настоящем, как и в прошлом, техника давала опору самым разным, даже взаимоисключающим устремлениям человека.

Медленно, точно просыпаясь, Ума наконец разжала объятия, ее как бы выцветшее лицо секунду-другую оставалось незрячим и отрешенным, затем она открыла глаза. По ее лицу блуждала смущенная улыбка.

– Мальчик-то, оказывается, влюблен… - произнесла она в замешательстве.

– Во-первых, он, пожалуй, старше тебя, - строго заметил Лю Банг. - А во-вторых, что тут такого, кроме неловкости проникновения в интимное?

– А то, что он влюблен в отблеск нашей сущности. В Дэзи Грант!

– Вот как? Извини, тогда это важно. Если, конечно, это не просто вожделение.

– Еще как непросто! Самое важное в его памяти - измена престолу - было хорошо заблокировано, и я бы туда не смогла проникнуть, если бы… Сам того не подозревая, он жаждал открыться, жаждал, чтобы кто-нибудь его понял! Вот так. В остальном, увы, неудача. Об оружии Предтеч он знает лишь то, что после окончательного испытания оно будет установлено на его корабле - «Решительном». Что разрушительная мощь оружия превосходит все известное, даже мыслимое, и что его обратят против нас. Вот главное. Все остальное… - Уму передернуло. - Подвиньтесь, я вся заледенела внутри.

– Успокойся, - сказал Антон. - Тебе помочь?

– Спасибо, справлюсь сама, - Ума подалась к огню, в ее глазах заплясал красноватый отсвет. - Знаете, было там одно навязчивое видение. Дворцовый зал, на троне отец этого мальчишки, - извини, Лю, но он действительно мальчик, жестокий, развращенный, мечтательный ребенок в мундире… А перед троном на коленях толпами ползут наши соотечественники. Эта картина столь же притягательна для нашего кандидата в супермены, как для мальчишки волнующ украдкой взгляд на обнаженных женщин. Но… Дальше отталкивание и гневное неприятие: среди униженных он видит все ту же Дээи! Вот тут он готов убить отца, хотя, похоже, сам не догадывается о своем чувстве.