Несколько ранее, во время тяжелой войны с галлами 225–222 г. до н. э. римляне подобным же образом пытались умилостивить богов. Другой автор, Плутарх, также пытается смягчить недостойные деяния римлян: «Обычно избегающие всего варварского и чужестранного и в своих суждениях о богах следующие, насколько это возможно, греческой умеренности, римляне тут, когда вспыхнула эта война, вынуждены были покориться неким прорицаниям в Сивиллиных книгах и на Бычьем рынке зарыли живьем в землю двоих греков ― мужчину и женщину ― и двоих галлов ― тоже мужчину и женщину; по этой причине и до сих пор совершаются в ноябре тайные священнодействия, видеть которые грекам и галлам воспрещено».

А вот свидетельство Орозия о подобном мероприятии: «В третий год (227 г. до н. э.) могущественные понтифики нечестивыми жертвоприношениями бессовестным образом обагрили кровью несчастный город; ибо ведь децемвиры, следуя обычаю древнего суеверия, на Бычьем рынке погребли живыми галльского мужа и галльскую женщину вместе с гречанкой. Однако то магическое действо имело обратный результат, ибо те ужасные убийства чужеземцев, которые были совершены, римляне очистили от скверны позорной гибелью своих (воинов)».

О человеческих жертвоприношениях на Бычьем рынке сообщает и Плиний Старший.

Человеческие жертвоприношения римлян более известны нам в другой форме.

В 264 г. до н. э. Децим Юний Брут впервые устраивает гладиаторские игры в память о своем умершем отце. На Бычьем рынке было выставлено три пары бойцов, одновременно сражавшихся друг против друга.

Позже пролитие крови гладиаторов на арене станет любимым зрелищем римлян, но гладиаторский бой, устроенный Брутом был призван умиротворить дух богов. Именно как погребальная жертва, заимствованная у этрусков, гладиаторские бои будут еще долгое время проходить в честь умерших. И не случайно первый бой состоялся именно на Бычьем рынке, который, согласно сведениям античных авторов, и был местом принесения людей в жертву.

Индустрия жестокого развлечения развивалась и требовала новых, необычных грандиозных жертв. Кровавые жернова уничтожат сотни тысяч жизней на потеху толпе. Накануне спуска воды из Фуцинского озера в 52 г. Клавдий устроил навмахию (морскую битву), в которой участвовало 19 тысяч гладиаторов на 100 кораблях, разделенные на два враждебных флота: «сицилийский» и «родосский». И это только один бой!

Что есть битва гладиаторов? Театр, спорт или самое настоящее человеческое жертвоприношение???

В начальной истории Карфагена войско состояло из народных ополченцев. Однако пунийцы ― нация торговая, и меч в руки брали весьма неохотно. Ко времени Пунических войн они настолько обленились, что предпочитали воевать наемной армией. Карфагенская знать лишь служила в так называемом «священном отряде» и поставляла командиров для разноплеменного воинства.

Карфаген, будучи одним из богатейших городов мира, мог себе позволить воевать чужой кровью. Подобный каприз дорого обходился пунийцам, и не только, и не столько в денежном выражении. Наемники сражались не за родину, а исключительно за деньги и военную добычу. Они были великолепны, как мастера своего дела, но лишь в тех случаях, когда война была победоносной, противник слабым, а добыча и жалование удовлетворяли их аппетиты. Но солдаты удачи не привыкли стойко переносить трудности войны, серьезного противника и кровавых битв, а задержка или невыплата жалования довольно часто превращала наемников во врагов их же работодателей.

Почти насильственно мобилизовывались и подвластные Карфагену ливийцы. Однако из-за грабительских налогов и презрительного отношения к ним пунийцев, у жителей Ливии защищать интересы Карфагена желание было не больше, чем у наемников. Во время периодически возникавших мятежей и они часто принимали враждебную карфагенянам сторону. Аппиан Александрийский говорит, что после 1-й Пунической войны «ливийцы были раздражены на них за избиение трех тысяч своих сограждан, которых карфагеняне распяли за то, что они перешли на сторону римлян».

Чтобы управлять разноязыкой, склонной к неповиновению, массой, необходимо было обладать незаурядным талантом. Человек, который виртуозно вел к победам такое войско, вызывает восхищение даже врага карфагенян ― Полибия. «В течение шестнадцати лет войны с римлянами в Италии Ганнибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы; подобно искусному кормчему он непрерывно удерживал их в повиновении, огромные полчища, к тому же не однородные, но разноплеменные, сумел охранить от возмущений против вождя и от междоусобных раздоров. В войсках его были ливияне, иберы, бигуры, кельты, финикийцы, италийцы, эллины ― народы, не имевшие по своему происхождению ничего общего между собой ни в законах, ни в нравах, ни в языке, ни в чем бы то ни было ином. Однако мудрость вождя приучила столь разнообразные и многочисленные народности следовать единому приказанию, покоряться единой воле, при всем непостоянстве и изменчивости положений, когда судьба то весьма благоприятствовала ему, то противодействовала. Вот почему нельзя не дивиться даровитости вождя в Ганнибале и не утверждать с уверенностью, что, начни он осуществление своего замысла с других частей мира и закончи римлянами, Ганнибал довел бы благополучно свое дело до конца».

У карфагенян была великолепная конница, состоявшая в основном из нумидийцев ― искуснейших наездников. После покорения Испании ее народы также пополнили ряды конницы Ганнибала. Ее превосходство над римской было неоспоримо, именно всадники обеспечили пунийцам важнейшие победы. Впрочем, и поражением в последней битве 2-й Пунической войны карфагеняне обязаны коннице: нумидийский царь Масинисса перешел на сторону римлян, и таким образом самое эффективное оружие обратилось против пунийцев.

В карфагенском войске состояли другие признанные мастера своего дела ― балеарские пращники. Казалось бы, занятие нехитрое, и материал для стрельбы валялся прямо под ногами. Приспособление для стрельбы представляло собой ремень или веревку, сложенный вдвое. Один конец ремня сворачивался в петлю и одевался на кисть пращника. В центре имелось расширение для метательного снаряда, а второй конец оружия пращник сжимал в кулаке. Затем воин вращал пращу над головой и в момент самого сильного взмаха отпускал свободный конец ремня или веревки.

Все просто, но необходимо было запустить камень во врага и попасть в него, а не в лоб стоящего рядом товарища, подобрать снаряд, чтобы он не выскользнул во время раскручивания пращи. Это уже большое искусство, которому жители Балеарских островов обучались всю жизнь.

«Оружие островитян составляют три пращи, одну из которых они обматывают вокруг головы, другую ― вокруг туловища, а третью держат в руках, ― рассказывает Диодор Сицилийский. ― Во время боевых действий они мечут камни, намного большие, чем другие (пращники), и притом с такой силой, что кажется, будто снаряды посылает катапульта. Поэтому при штурме крепостных стен они поражают (воинов), стоящих между зубцами, нанося им тяжелые раны, а в сражениях пробивают щиты, шлемы и любой доспех. Стреляют они так метко, что почти никогда не бьют мимо цели. Причина того ― постоянные упражнения с самого детства, поскольку матери заставляют маленьких детей (то и дело) стрелять из пращи, а целью является прикрепленный к шесту хлеб: обучающийся не получает еды, пока не попадет в хлеб, ― только тогда мать позволяет ему взять и съесть (этот хлеб)».