– Я, прошу прощения, немного все ж таки опасаюсь, – вновь нарушил молчание Кирсанов. – Ваши люди… В Кейптауне никто не проболтается? Так, случайно, в трактире, например? Без всякого злого умысла.

– Не извольте беспокоиться, – ответил Челноков. У них с Кирсановым уже был разговор на эту тему, когда они обсуждали и прорабатывали план выгрузки. Тогда полковник выспросил у капитана подробности биографии и службы всех его людей, и рядовых матросов, и комсостава. Наличие среди них английских шпионов он, конечно, не предполагал, не то пока еще время, но опыт подсказывал, что совсем не так редко среди вполне обычных людей встречаются личности с разного рода «завихрениями», и мало-помалу их становится все больше. Соразмерны ли, к примеру, были причины и последствия мятежа на «Потемкине»? Или на «Очакове»?

Пусть на «Царице» нет тайных социал-демократов или анархистов, так могут оказаться «искатели приключений», готовые сбежать с корабля в чужом порту. Сколько раз такое случалось. А уж если сбежит, так наверняка, чтобы заручиться благосклонностью местных властей, донесет о странных пассажирах и тайной разгрузке неизвестных вещей поблизости от порта.

Однако капитан заверил, что всех своих людей знает лично, случайных среди них нет, плавают с ним не первый рейс и ни в чем предосудительном не замечены.

– И болтунов у меня не водится, были случаи убедиться. Если все обойдется, кое-какое вознаграждение людям не помешает, это уж как водится. Оно, конечно, можно и подписки о неразглашении государственной тайны взять, с соответствующим предостережением, но если располагаете суммой на такого рода расходы – лучше будет. В остальном положитесь на меня.

– Это вне всякого сомнения. А для надежности, скажем, сегодня же, как дело сделаем, – каждому матросу я вручу по десять рублей золотом, офицерам – в размере месячного оклада. И сообщу, что при возвращении в Россию вы от моего имени выплатите им еще столько же.

– Это даже щедровато получится, – ответил капитан.

– Ничего, казна не обеднеет. Зато гарантия. Вы тоже будете вознаграждены двойным жалованьем за весь рейс. И, как я обещал, в нужном месте замолвлю за вас словечко. Глядишь, да и пригодится. Мы надежных людей ценим…

Один из вельботов был заранее загружен сундуками с оружием и прочими предметами, могущими пригодиться в глубоком тылу противника. В том числе и такими, о которых нынешняя цивилизация понятия не имела.

Кирсанов допускал, что в ходе высадки могут произойти всякие непредвиденные случайности, среди них простейшая – им не удастся возвратиться обратно на «Царицу». Мало ли что – неожиданная встреча на берегу, внезапно налетевший шторм, появление неприятельских сторожевиков. Поэтому они отправлялись на берег все трое, должным образом одетые и снаряженные.

При почти штилевом море спуск на воду трудностей не составил и был произведен быстро и четко, так, что не только пассажиры, но и свободные от вахты члены экипажа ничего не заметили. Четверо матросов сели на весла, боцман на руль. Челноков занял место на правом крыле мостика, с мощным фонарем, проблесками которого в случае необходимости намеревался помогать вельботу выдерживать в темноте нужный курс, а главное – в случае чего просигналить азбукой Морзе о неожиданных осложнениях, если таковые возникнут. Капитан участвовал в Русско-турецкой войне и за двадцать лет не забыл, как высаживал разведывательные партии в дельте Дуная. Тогда потруднее и пострашнее было.

Такой же фонарь имелся и у Кирсанова. Он не стал демонстрировать старому моряку ноктовизор. Незачем ему о таких вещах знать. Вдобавок пусть проникнется ощущением собственной значимости в выпавшем ему деле. Устроившись на передней банке, прикрытый сзади Давыдовым и Эльснером, вооруженными автоматами, он настроил прибор и приказал боцману начать движение.

Слаженно работая веслами, без плеска и скрипа уключин, матросы за полчаса подогнали вельбот почти вплотную к началу прибойной полосы. Стал слышен шум набегающих на галечный пляж волн и громкий перестук камней.

Навигационные огни «Царицы» едва виднелись в затягивающей горизонт дымке испарений, но вспышки фонаря различались хорошо.

– Теперь посветите немного, ваше благородие, – попросил с кормы боцман. – Какая там высота волны?

– Не стоит. Я в темноте как кошка вижу, – отозвался Кирсанов. – Держи руль прямо: берег чистый, и волна с аршин, не больше. Еще с десяток гребков – и суши весла. Сама вынесет.

Так и получилось. Вельбот скрежетнул килем о дно, очередная волна слегка приподняла его и подтолкнула вперед, за урез воды, больше чем на половину корпуса. Матросы и Кирсанов с офицерами спрыгнули на берег и рывком выдернули плавсредство на сушу целиком.

– Тихо! – поднял руку жандарм. – Пару минут стоим тихо, смотрим, слушаем.

– Куда тут смотреть, – буркнул под нос один из матросов, – и не слыхать ничего, окромя прибоя…

– Тихо, – свистящим шепотом повторил Кирсанов, – а то вы у меня и увидите и услышите много интересного…

Вернувшись в годы своего детства и юности, Павел Васильевич неожиданным даже для самого себя образом начал забывать многие благоприобретенные привычки и возвращаться к исходному мировосприятию. Точно так, как инородец, получивший университетское образование в метрополии, возвратившись в родные Бомбей или Бухару, легко вспоминает прежние феодальные привычки.

Уловив хорошо знакомые нотки в его голосе, матросы замолчали. От такого «барина» и по зубам схлопотать недолго. В девятнадцатом веке фраза: «Их милость из собственных ручек набили морду» – звучала совсем не гротескно, скорее даже уважительно.

Кирсанов, бесшумно ступая по гальке, прошел метров на десять вперед, внимательно осмотрел сам пляж и склоны окружающего бухту плато. А специально настроенным аудиоселектором, отсекающим посторонние звуки и выделяющим нужные, прослушал окружающую местность в километровом радиусе. Все было чисто.

По крайней мере, ничего, намекающего на наличие поблизости живых, тем более – разумных существ, приборы не фиксировали. А как известно, бесшумных засад не бывает. Особенно в здешние, патриархальные времена. Тем не менее. Могли и здесь оказаться умельцы, ничуть не уступающие Кирсанову и штабс-капитанам в подготовке и квалификации. Это полковник усвоил из предыдущего опыта, приобретенного на службе «Андреевскому братству».

– Никита, Павел, выгружайте багаж, – распорядился он. – Я пройдусь до откоса, присмотрю место, потом просигналю. Оружие на изготовку, не курить, не разговаривать. Один наблюдает за мной, второй – за пароходом. Начали…

Бухта была выбрана весьма подходящая: с полкилометра между образующими ее мысами, чуть больше в глубину. Высота отрогов Капских гор, террасами спускающихся к морю, составляла до километра по вертикали, но от пляжа вверх вели две широкие пологие расселины, по одной из которых низвергался достаточно широкий ручей с несколькими водопадиками. Зато вторая была сухой и вполне доступной для пешеходов, лошадей или мулов.

Помигав фонариком, он приказал Давыдову и Эльснеру начать транспортировку груза, а сам двинулся вверх по распадку, присматривая место для схрона. Вскоре такое нашлось. Будто идеально для них приспособленное. Пещерка между скалами, вход окружен довольно густыми зарослями растений, похожих на плющ или хмель, глубокая и сухая, это Кирсанов почувствовал, как только вошел. Ни малейшего намека на сырость в воздухе, пахнущем песчаной пылью и немного серой. Даже удивительно вблизи океана и совсем недалекого ручья. Но это могло бы интересовать спелеологов, а полковник был практик. Он не собирался прятать здесь свое имущество на годы, за которые что угодно может случиться, а за две недели или даже месяц с прочнейшими кофрами ничего не сделается.

За полчаса кофры были уложены самым удобным образом, каждый по отдельности в трещинах и нишах, замаскированы песком и камнями. Потом и сам вход в пещеру тоже заложили крупными обломками плитняка, в изобилии валяющегося поблизости. Для полноты картины свежую стенку задрапировали зеленью, не слишком нарушив естественное расположение колючих и цепких лиан.