— Ротмистр, голубчик, душа моя, я на вас чрезвычайно надеюсь, вы уж не подведите, золотце, из кожи вон вывернитесь…
— Конечно, ваше высокопревосходительство, — сказал Бестужев терпеливо.
Он чувствовал себя неловко: проходившие офицеры то и дело украдкой бросали на беседующих любопытно-иронические взгляды. И Бестужев в своей жандармской форме был здесь, откровенно говоря, инородным телом, и увешанный регалиями Страхов на людей понимающих должен был производить впечатление чуточку комическое…
— Государь лично заинтересован! — Страхов значительно поднял палец. — И великий князь, да будет вам известно… Вы уж не подведите, а за мной дело не станет. Досрочное производство в следующий чин обещаю точно, да и сюда, — он бесцеремонно потыкал пальцем в бестужевский китель пониже Владимира, — в два счета приспособим что-нибудь более значительное, хоть орла белого, хотя святого благоверного князя Александра… А главное, карьерные перспективы перед вами откроются просто-таки ошеломительные. Никакого сравнения с сибиркой глушью, я уж вас заверяю… Не подведите, милый!
— Не подведу, — сказал Бестужев, с грустной покорностью судьбе оставаясь на месте.
Спасение объявилось в лице невысокого подполковника с аксельбантом Генерального штаба и кавалерийскими, несомненно, усами. Остановившись в шаге от них, он деликатно кашлянул и сказал:
— Алексей Воинович, мне поручено заняться с вами деталям и…
— Да, конечно, — с превеликим облегчением ответил Бестужев. — Извините, ваше высокопревосходительство, мне пора… Вы же сами требовали не допускать промедления…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
НЕЧТО ОСЯЗАЕМОЕ
Фиакр, запряженный парой лошадок мышастой масти, так и следовал за экипажем Бестужева, неотступно преследовал в предместьях Вены, не отстал, когда они оказались почти в самом центре столицы, разве что дистанцию несколько сократил, — движение стало не в пример более оживленным, и сыщики наверняка опасались поднадзорного упустить. Правда, и на пятки не наступали — кучер у них, надо полагать, опытен в таких делах, как «извозчики» Охранного отделения…
Слежка Бестужева волновала не особенно: он заранее отдавал себе отчет, что с этим придется, возможно, столкнуться. Неизбежные издержки ремесла, и не более того… И уж никак не следовало ломать голову, кто бы это мог быть — в подобных случаях по скудости информации все равно не угадаешь…
Он велел Густаву остановиться, сказал, где ждать его через час и неторопливо пошел по Гётештрассе — совершенно беззаботной походочкой, поигрывая тростью с видом праздного гуляки, время от времени бросая взгляд на высокие витрины и уж, безусловно, не обделяя вниманием красивых дам. Как всегда в этот час, «чистой публики» на улице хватало, и Бестужев нисколечко не выделялся из толпы благонамеренных зажиточных венцев.
Разумеется, он не раз находил возможность посмотреть, что происходит у него за спиной — так, чтобы преследователи ничего и не заподозрили. Ну, что же… Те двое, приличные, но ничем не примечательные господа средних лет, двигались следом, соблюдая положенную дистанцию, которую сами себе установили. Поначалу они прижались довольно близко, но минут через десять неспешного фланирования расстояние меж собой и объектом слежки увеличили. Не высокие и не низкие, абсолютно не запоминающиеся, несуетливые, но проворные, одетые под чиновников средней руки или мелких коммерсантов. Примерно через четверть часа прогулки Бестужев составил о них точное представление и уверен был, что не ошибается. Любителями, дилетантами здесь и не пахло. Их вид, поведение, ухватки неопровержимо свидетельствовали, что эти субъекты прошли хорошую школу, которой располагает лишь государство. Так что за ним топотали филеры некоей специальной службы, и никак иначе. Вот только, учитывая сложность ситуации, они могут оказаться пусть и «государственными людьми», но никак не подданными императора австрийского и короля венгерского государя Франца-Иосифа… Окажись это так, жить станет чуточку веселее…
Глянув на часы, Бестужев напрягся. Пора было их стряхивать — очень уж близки назначенное время и назначенное место… Если подумать, он находился в более выгодном положении, нежели преследователи: превосходно изучил все хитрые уловки, с помощью которых избавлялись от слежки господа российские революционеры, далеко не все придумки коих известны в Европах…
Он видел, что преследователи чуточку расслабились. Бестужев их чуточку усыпил размеренным шпациром, тем, что шагал абсолютно беззаботно. Пора было эту ситуацию использовать к своей выгоде.
Демонстративно обернувшись вполоборота к филерам — так, чтобы выглядело естественно, — он вновь извлек из жилетного кармана свои золотые «Перрель и сыновья», щелкнул крышкой. Картинно хлопнул себя по лбу, и его движения моментально приобрели суетливость. Бестужев подбежал к краю тротуара, завертел головой так, что всякому было ясно: вспомнивший о неотложных делах господин бросился высматривать свободный фиакр. И не увидел такового. Вскоре Бестужев откровенно заметался на месте. Два неприметных господина, как и следовало ожидать, тоже остановились у стены здания, якобы поглощенные чинной беседой. Самое время…
Тщательно рассчитав свои перемещения, Бестужев неожиданно сделал четыре быстрых шага, так, что теперь его от филеров надежно заслонила дородная немка в сером платье с кружевами, шествовавшая с большим достоинством. Не пускаясь бегом, но тем не менее производя впечатление ужасно спешащего человека, он выписал среди прохожих точно рассчитанный зигзаг, в конце концов перебежал дорогу прямо перед радиатором негодующе рявкнувшего клаксоном черного автомобиля — и машина окончательно скрыла его от филеров. Не теряя времени, свернул за угол, на Опернринг — мимо памятника Гёте, вдоль величественного фасада Академии художеств. Прибавил шагу, уже почти бежал: возле Академии обреталось немало разного эксцентричного народа, и внимания он не привлек ни малейшего. Свернул в аллею, под раскидистые кроны каштанов, занял позицию у одного из крайних деревьев — можно сказать, на опушке.
Через несколько минут он имел удовольствие лицезреть обоих своих преследователей, которые, не заботясь уже о респектабельности, трусцой рысили по улице. Вот только след они потеряли безнадежно — не задерживаясь, не рыская, пробежали в другую сторону, к площади Альбертплац, где должны были окончательно растеряться в тамошнем многолюдстве…
Бестужев добросовестно выждал еще несколько минут — но его преследователи так более и не показались. Увязли — оживленнейший квартал Хофбург, Музейный квартал, несколько парков… Не зря говорится, что у преследователей одна дорога, а у беглеца — тысячи…
Предосторожности ради, не торопясь торжествовать победу, он двинулся по Опернштрассе, со всеми предосторожностями свернул на Элизабетштрассе, по центральной аллее пересек парк Шиллера, и только оказавшись на Нибелунгенштрассе, почувствовал себя в полной безопасности, избавленным от слежки.
Не теряя времени, направился к зданию «Сецессиона», построенному лет десять назад для демонстрации работ художников этого движения.
Издали увидел, что возле бронзовой статуи славного императора Марка Аврелия никого еще нет. Замедлив шаг, подошел и остановился возле уже тронутой ядовитой зеленью львицы, что не в повозку императора была впряжена, а сопровождала ее справа.
Взглянул на часы: до встречи оставалось каких-то две минуты, вовремя прибыл… И усмотрел целеустремленно шагавшего к памятнику человека в мундире военного чиновника — на сероватых петлицах вместо шестиконечных офицерских звездочек знаки различия, напоминающие четырехлепестковый цветок, шпага с львиной головой в навершии эфеса и перламутровой рукоятью, под мышкой тоненький дерматиновый портфель с железной защелкой.
Не составляло никакого труда опознать агента по показанной ему еще в Петербурге фотографии, она, надо полагать, была сделана совсем недавно. Тот самый человек.
Небрежно оглянувшись вправо-влево, чиновник направился прямо к Бестужеву и самым непринужденным образом поинтересовался: